Собственность Короля - Айя Субботина
— А ты откуда так хорошо ее знаешь?
— Так мы выросли вместе, — бесхитростно признается парень. — Моя мать у Татьяны Михайловны на кухне работала. Еще когда Александр Илиасович был жив.
Росли вместе.
Эта фраза не очень коннектится с образом тридцатилетней, уже кое-как понюхавшей жизнь тёлки. Достаю телефон, вбиваю в поисковик «Анна Эпштейн» и откинув первые несколько запросов со старыми тетками на черно-белых фото (явно каких-то писательниц или типа того), фиксирую взгляд на снимке, на котором изображена улыбчивая «соска».
— Она? — тычу фотку Паше в морду.
— Да, Аня. — Он почему-то снова начинает нервничать, но на этот раз еще и краснеет как девственник на Черной мессе. Перевозбудился что ли?
Фото перебрасывает меня на страницу в Инстаграм.
И тут все предельно ясно, четко и с какой-то почти детской наивностью выложено прямо в инфе о себе: Анна Эпштейн, студентка «Беркли», ленточка с отличием, любовь к животным и жизни, литература — ван лав.
И так, Анюте точно не тридцатник.
Если бы не фоточки с выпускного из всратого американского универа для богатеньких деток, то я бы хрен поверил, что ей вообще больше двадцати. Серые глаза, каштановые волосы. Хотя нет, не каштановые. Я разглядываю пару ее видео — с пляжа, из кафе, задумчиво грызущую гранит науки в библиотеке. У нее волосы цвета кокосовой скорлупы — мягкий, не очень глубокий, вызолоченный на солнце цвет. Из всей палитры коричневых один из моих самых нелюбимых, потому что совершенно не стыкуется с другими оттенками, перетягивает на себя слишком много внимания, и компоновать его можно только со сливочной «кокосовой мякотью» и все. Видимо, матушка-природа так же расценила, потому что кожа у Анюты именно того самого оттенка — мягкая, без намека на загар, сливочно-белая, но пиздец, какая холеная.
На одном фото Анюта позирует для фото с каким-то идиотским фанерным жирафом (декорации сильно смахивают на какой-то детский праздник или типа того), на котором есть разметка роста. Вот так я узнаю, что Анна Александровна Эпштейн сто шестьдесят сантиметров ростом. Против моих метр девяносто.
Ни одной фотки в клубе — я не сильно всматриваюсь, но пролистав немного ленту и прикрепленные «кружки» не нашел там ничего даже близко похожего на тусовки, пацанчиков на тачках и всю остальную модную поебень, которую современные девушки почему-то называют «радостью жизни». Зато есть фото с йоги, с учебы, из библиотеки, с посиделок с подружками в домашней остановке. Но все-таки она бунтарка, потому что на одной из фоток с пляжа я замечаю маленькую татуировку в виде булавки чуть выше тазовой косточки. Учитывая то, что даже на йоге она никогда не опускает лосины ниже пупка, готов поспорить, что эту шалость она била не для того, чтобы понтоваться перед подружками. Жаль, что фото не позволяет рассмотреть работу поближе — как человек, на коже которого целая галерея, я бы точно оценил.
Мужицких рож тоже не наблюдается. Ну, если не считать за мужика жирного мопса ее подруги, которого Анюта так упоенно тискает, как будто это не толстая псина, а неприкосновенный запас на случай Мирового продовольственного кризиса.
— Король? — Дина несколько раз щелкает пальцами у меня перед носом. — Мы еще не…
— Ну и куда Рогов спрятал это сокровище? — Отодвигаю ее руку, встаю и смотрю на Пашу, который теперь едва достает макушкой мне до плеча.
— На крышу. То есть, там мансарда и… вот… В доме у них. То есть, это дом Аниных родителей, но теперь…
— Меньше сори словами, Паш. Охрана?
— Двое.
Двое? Серьезно?
Сквозь мои сложенные уточкой губы вырывается характерный звук пофигизма. Видать, у Рогова дела совсем на ладан дышат, раз при таком денежном залете у него всего пара человек охраны. Да и те, наверное, не дом стерегут, а его личную тушу.
В моей берлоге сидит как минимум десяток натасканных профи и одна крайне недружелюбная псина. И это при том, что я никому никаких семизначных сумм не торчу, а охрана нужна мне исключительно в качестве подстраховки от таких кренделей, типа которого я отшил в этом клубе пару дней назад.
— Король, не смей! — Дина всплывает передо мной и начинает остервенело махать руками. Она, конечно, повыше Анюты и всегда носит туфли на трехметровой платформе, но даже ей приходится прилагать усилия, чтобы привлечь мое внимание. — Даже не думай!
— Ты о чем? — Зыркаю на нее сверху вниз. И с издевкой (потому что прекрасно знаю, чего она так всполошилась) начинаю напевать: — Ай-нанэ-нанэ…
— Прекрати… — сквозь зубы цедит Дина, зеленея от злости. — Блядь, Король, я тебя сейчас придушу, клянусь…
— Спрячь за высо-о-оким забо-о-о-ором девчонку-у-у… — Пою уже в голосину, нарочно кривляясь, чтобы в моем голосе воскресла цыганская кровь. Ромалэ я или где, ёпта? — Выкраду вместе с забо-о-ором…
— Так дела не ведутся, Влад! — продолжает орать Дина. — Есть же какие-то берега!
— Конечно, есть. Берега — это обязательно, без берегов никак.
Даже не буду спорить, потому что, если бы кто-то вздумал вломиться в мой дом — я не задумываясь разбил бы умнику башку первым, что попадется под руку. Причем сначала бы сделал, а уже потом — подумал о последствиях. Так что в определенном смысле в словах Дины есть зерно истины. Если бы не парочка «но» (а куда без них?): во-первых, я не держу в подвале мелкую соску, чтобы силой выдать ее замуж за старого гандона, а во-вторых — это же, блядь, не мой дом, с хуя ли я не могу вломиться туда с маленьким ночным фейерверком?
— Мне нужна тачка, — смотрю на Дину с явным намеком, что сейчас она должна перестать сопротивляться неизбежному и начать выполнять свои прямые обязанности. — Я в таком состоянии за руль не сяду.
— Да ты что?! — Она прищуривается и снова делает вид, что от меня разит перегаром как от старого бомжа. — А сюда ты как приехал, а?!
Я открываю рот, чтобы ответить — и вдруг понимаю, что этот момент как-то вывалился из моей памяти. Последнее, что я помню — как вливал в себя последнее капли виски, как типа в шутку даже пытался выжать последние капли из горлышка бутылки. А потом вспомнил, что у меня назначена встреча в «Midnight Soul», накинул куртку, вышел из дома… и оказался в клубе.
Пить мне нельзя, да.
— Учти, Король, у всего есть предел. — Дина скрещивает руки на груди в немой позе а-ля «я не буду принимать в этом участия».
— Ладно, — пожимаю плечами, переключая внимание
