Увядающая надежда - Лайла Хаген

Каждую ночь в течение этой второй недели я стараюсь думать о чем угодно, только не о Крисе. Я запрещаю себе плакать. Первые несколько дней я терплю неудачу. Когда мне удается перестать плакать, я запрещаю себе вообще думать о нем. Воспоминаниям о Крисе — о нас — не место в этом чужом месте. Они принадлежат нашей великолепной квартире в Лос-Анджелесе и нашему любимому ресторану на пляже. Или моей старой квартире и машине. Но не здесь. Я не могу хранить воспоминания здесь в безопасности. Я не могу позволить себе скучать по нему. Скучать по нему — это изнурительно. И мне нужны все мои силы, чтобы выжить.

На третьей неделе мои сознательные усилия отвлечься от мыслей о Крисе приносят свои плоды, и я ловлю себя на том, что думаю о нем все реже. Моим постоянным напоминанием является мое красивое обручальное кольцо, но я не могу заставить себя снять его. Есть один момент, когда мысль о Крисе неизбежна. Утром, когда я развожу сигнальный костер и смотрю на небо. Хотя все еще не было никаких признаков самолета, я все еще сохраняю слабеющую надежду на то, что нас спасут. Поскольку вероятность того, что это произойдет, близка к нулю, мы регулярно спускаемся с холма, чтобы проверить уровень воды. Он так же высок, как и всегда. Тристан говорит, что пройдет чуть больше трех месяцев, прежде чем он отступит настолько, чтобы попытаться вернуться к цивилизации. Мы должны продержаться до тех пор.

Кроме того, на этой третьей неделе я настаиваю на том, чтобы мы построили забор вокруг нашего самолета. Сама мысль о том, что у нас есть периметр — что — то — отделяющее наше пространство от леса, заставляет меня чувствовать себя лучше. Тристан не видит смысла в заборе, так как мы не можем сделать его достаточно прочным, чтобы удержать крупных хищников в том случае, если они решат, что мы им интересны, но в конце концов он сдается, и мы начинаем строить забор из дерева, похожего на бамбук. Этот процесс труден и утомителен. Я не привыкла к физической работе и не разбираюсь в ней.

Тристан становится немного разговорчивее, но его ответы остаются в основном односложными. Я хочу уважать его частную жизнь. Я действительно хочу. К сожалению, на данный момент я слишком изголодалась по человеческому общению, которое не сводится к совместной работе по заготовке пищи или сбору древесины, чтобы не подталкивать его к большему. Поэтому, строя забор, я делаю еще одну попытку.

— Чем ты занимался до того, как начал работать на Криса? Ты был пилотом в авиакомпании?

Я краснею, мне стыдно, что я не пыталась чаще разговаривать с ним, когда он возил меня. Но он всегда казался таким неприступным, таким поглощенным своими мыслями.

— Ну, ты застрял здесь со мной. Если не хочешь, чтобы я сошла с ума, что было бы не в твоих лучших интересах, тебе лучше приложить некоторые усилия, чтобы поговорить со мной. Я обещаю, что я не такая скучная, как ты думаешь.

— Я не думаю, что ты скучная, — ошеломленно говорит он.

— Превосходно. Тогда нет никаких препятствий.

— За исключением того факта, что длительные дискуссии могут нарушить твою концентрацию и отвлечь тебя.

— Я рискну.

Тристан качает головой.

— Ты, должно быть, чертовски хороший адвокат.

— Что заставляет тебя так говорить?

— Ты не сдаешься.

— Точная оценка моих навыков. В детстве у меня была дислексия. Мой психотерапевт сказал мне, что я должна найти работу, которая не требовала бы чтения или письма, потому что мне было бы трудно успевать.

Глаза Тристана расширяются.

— Но я всегда хотела быть адвокатом, как моя мама. Так что я усердно работала и стала им.

— Это впечатляет.

— Спасибо. Помогает то, что ночью мне нужно спать всего около четырех часов. Много времени, чтобы попрактиковаться в упражнениях, которые дал мне мой терапевт. Твоя очередь.

— Моя очередь для чего? — спрашивает он слишком невинно.

Я хмурюсь, толкая его локтем.

— Где ты вырос?

— В Вашингтоне.

Вот он, предсказанный ответ из одного слова.

— У тебя есть братья, сестры… у тебя в детстве была собака?

Он вскидывает руки вверх; я победила его. Я улыбаюсь, и он тоже. Я наконец — то сломала ледяную стену — или что там было между нами. Я узнаю, что у него нет братьев и сестер, и у него было две собаки в детстве. Его родители переехали во Флориду после выхода на пенсию, и он навещает их несколько раз в год. С этого момента, всякий раз, когда мы выполняем задание, которое не заставляет нас запыхаться, я начинаю новый раунд вопросов. К моему удивлению, он отвечает каждый раз, если только я не спрашиваю о его личной жизни или работе до того, как он начал работать на Криса. Я быстро учусь держаться подальше от этих тем и радуюсь каждой маленькой частичке информации, которую он раскрывает о себе, какой бы незначительной она ни была.

Узнавать о нем больше становится своего рода преступным удовольствием. Процесс постепенного открытия чего-то нового о ком-то завораживает. Я знаю большинство своих друзей очень давно. Я училась в колледже в Лос-Анджелесе, где выросла, так что колледж тоже не был большим новшеством. Даже мои отношения с Крисом… что ж, там было не так уж много места для открытий. Мне казалось, что и его я знала целую вечность. Между нами было не так уж много сюрпризов или секретов. Я втайне ревновала, слушая, как мои друзья рассказывают о первом свидании или начале отношений, когда они больше узнавали о своем партнере. Конечно, когда у упомянутого партнера оказывалась вторая девушка или он оказывался торговцем наркотиками вместо ветеринара, я была благодарна, что между мной и Крисом не было неизведанной территории. И все же я не могу отрицать волнения от открытия. Теперь у меня есть привилегия каждый день переживать это в отрывках размером в каплю.

Глава 8

Эйми

Я вытираю лоб, стирая одну из двух своих футболок на одной из стиральных досок, которые Тристан сделал две недели назад. Рядом со мной Тристан делает то же самое со своей рубашкой. Мы сидим на одном из массивных поваленных стволов деревьев, которые мы используем в качестве скамейки, у каждого между ног стиральная доска. Мы здесь чуть больше месяца, и я клянусь, что стирка