Ромашка для Горыныча - Юлианна Клермон
Не отвожу взгляд. Молча смотрю на ректора.
Не дождавшись моего ответа, мужчина продолжает:
— Может быть, Вы ответите, что не поделили со студенткой Лариной и её одногруппницами?
Молча качаю головой.
— Как понимать Вашу пантомиму? — ректор окидывает меня недовольным взглядом и откидывается на спинку кресла.
— Не отвечу, — говорю коротко.
— Кто начал драку?
Вопрос повисает в воздухе и остаётся без ответа.
— Вылетите из института, даже не успев начать учиться, — угрожает ректор.
— Не имеете права, — парирую. — За некорректное поведение можете влепить мне только предупреждение. А для исключения предупреждений должно быть не менее трёх. Да и то, не в моём случае. Я — сирота, и Ваш институт получает за меня дотации.
Ох, надеюсь, не перегибаю?
— Лиесс, Вы мне сейчас угрожаете?
Ректор рычит и сверлит меня гневным взглядом, но мне отступать некуда. Либо со щитом, либо на щите…
— Констатирую факт, — упрямо поджимаю губы и смотрю ректору прямо в глаза.
Могла бы сдать всех и выслужиться перед ним. Но мне не только учиться ещё в этом институте, но и жить в одной общаге, как минимум, с блондой.
Не добившись ответа, ректор объявляет нам всем предупреждение. Причём, у блонды оно уже второе.
— Ларина, ещё раз что-нибудь натворите, вылетите из института даже без справки, — рявкает ректор и выставляет нас из кабинета.
Не хочется оставаться в коридоре с агрессивно настроенными девицами, но кто меня спрашивал? Жду несколько секунд, давая возможность компании отойти подальше, и иду вслед за ними.
Возвращение в общагу, дубль два.
Пока были у ректора, шок немного отпустил, и теперь чувствую, как болит, кажется, вообще всё тело. И скула теперь не просто ноет, но ещё и горит. Всё-таки фингалу быть!
Надо было что-нибудь холодное приложить, а теперь уже поздно. Прикладываю к лицу холодную ладонь. Может, хоть какая-то польза будет.
Выхожу на крыльцо и встречаюсь с взглядами агрессивной четвёрки. Кажется, уже ненавижу эффект дежавю.
— Ты, конечно, молодец, что нас не сдала, — начинает блонда, — но насчёт Горыныча я тебя предупредила. И я не шучу!
— Услышано, — холодно цежу и прохожу мимо.
Как ты меня задолбал, Горин! За такой короткий промежуток времени умудрился пробраться не только мне под кожу, но и в мою жизнь!
И наследил в ней везде, где только можно!
Глава 7
Иду в сторону общаги. По дороге захожу в магазин, покупаю батон. Несмотря на всё случившееся, свои обязанности помню. Значит, мозги не все отбили.
Продавщица на кассе косится на меня.
Молчу. Перед незнакомой женщиной за распухшую скулу оправдываться не буду.
— Может, тебе помощь нужна? — тихонько спрашивает она, когда я уже отхожу.
— Нет, спасибо. Все нормально, — машу рукой и выхожу на улицу.
На крыльце общаги небольшое столпотворение. Народ что-то обсуждает. Поднимаюсь. Неожиданно голоса смолкают, все оборачиваются ко мне и расступаются. Интересно, с чего бы мне такая честь оказана?
От девчонок отделяется Милана, брюнетка с тату.
— Сонь, у тебя всё в порядке?
— Ну да, — пожимаю плечами. — А что не так-то?
Брюнетка косится на подружек, а потом быстро подходит ко мне.
— Говорят, у вас с Элиной разборки были. Тебе не сильно досталось? — шепчет и кивает на щёку.
Быстро здесь сплетни разлетаются, я только в магазин успела зайти.
— Нет, не сильно, — бросаю равнодушно и быстро скрываюсь за дверью.
Девчонки со мной носятся, как курухи. Новость уже и до них дошла.
— Ой, Сонька, ну как же так-то? — стонет Алина, готовя для меня холодный компресс из куска какой-то тряпки и ледяной воды из-под крана. — Тебя одну вообще отпускать никуда нельзя. Вечно в неприятности влипаешь.
— Мы теперь тебя будем после пар дожидаться или приходить встречать, — поддакивает Рита.
Так и хочется ответить девчонкам, что неприятности у меня случаются только из-за Горина или рядом с ним. Но молчу.
— Не надо меня встречать, — бурчу. — Что за детский сад развели? Сама дойду.
— А если Элина опять на тебя наедет? — хмурится Рита.
Криво улыбаюсь.
— Не наедет. Я ей сказала, что мне на её Горина розово-сиренево.
— Ну, а если?!.. — никак не может успокоиться подруга.
— Никаких "если"! У нас договор. Я не имею ничего общего с её парнем, а она не ищет финансы для изготовления надгробного памятника с моим именем.
Девчонки в ужасе взирают на меня, а я стараюсь весело и беззаботно улыбаться.
— Сонь… — в испуге шепчет Алина, но в этот момент в дверь стучат.
Она замолкает и идёт открывать. С кем-то здоровается, а затем выходит в коридор и возвращается с коробкой в руках. Закрывает дверь и подходит ко мне.
— Сонь, это тебе.
Смотрю на красивую коробку в её руках, но забирать не спешу.
— И что там?
— Не знаю. Это же тебе передали. Открой и посмотри.
— Зато я знаю! — хитро улыбается Рита.
— И что?
— Обувь! — она тычет пальцем в надпись на крышке. — Я знаю эту фирму. Очень хорошая, дорогая, качественная обувь.
— Ну, тогда посылочка точно не по адресу, — снимаю с глаза компресс, мочу его в чашке, снова прикладываю к лицу и равнодушно добавляю: — Верни тому, кто её передал.
Алина пожимает плечами.
— Так это курьер был. Передал посылку, сказал: для Сони. Я только расписалась за тебя.
Вскидываю на подругу насмешливый взгляд.
— Значит, отнеси на вахту. Скоро он поймёт, что ошибся адресом и вернётся за своей коробкой.
— Ой, девочки, а может, посмотрим, что там? — Рита складывает ладони в умоляющем жесте. — Ну, пожалуйста. Я такую обувь только в рекламе и видела.
Алина ставит коробку на стол и приоткрывает крышку. Вижу, как у неё загораются глаза.
— Мы только одним глазком. Портить ничего не будем, — заговорщически шепчет она.
Равнодушно пожимаю плечами и обновляю компресс. Мне абсолютно неинтересна эта дорогая качественная обувь. Всё равно мне такая не светит. Ну, если только лет через десять.
Девчонки, между тем, достают из коробки два мешочка, а потом тихо восторженно вздыхают.
Вскидываю на них правый глаз, потому что левый закрыт тряпкой.
— Сонь, ты посмотри, какая красота! — с придыханием пищит Алина.
— И офигеть, сколько стоит! — вторит ей Рита.
У девчонок в руках удивительной красоты осенние кроссовки. Сразу видно, что тёплые и очень удобные.
И цвет такой мажорский — абсолютно белый. Тут же вспоминаю мажора с его любовью ко всему белоснежному, а потом — свои утренние рыдания над старыми мокрыми кроссовками.
— Сонь, может, примеришь? — Рита с надеждой во взгляде протягивает мне обувь. — Размер как раз твой — тридцать пятый.
Я бледнею, а потом краснею.
