Ромашка для Горыныча - Юлианна Клермон
Улыбки медленно сползают с лиц девчонок.
— Почему айтишникам? — растерянно спрашивает Алина.
— Потому! — зло рыкаю, забираю чашку с водой и ухожу на свою кровать.
Обновляю компресс, ложусь и отворачиваюсь к стене.
— Сонь, а что случилось? — слышу у себя прямо над ухом.
— А вы, типа, не поняли? — разворачиваюсь, поджимаю губы и гневно смотрю на своих заклятых и, кажется, уже бывших подружек.
Предательницы! Неужели они тоже в сговоре с Гориным? Иначе, о чём Рита с ним говорила утром около лужи, после чего он сразу мои вещи проверять прибежал?
— Нет, — девчонки растерянно переглядываются.
— Я, если что, так вообще ничего не понимаю, — добавляет Алина.
— До сих пор не догадались, кто эти кроссовочки передал? Интересно, как размер-то угадал?
Девчонки переводят взгляд с меня на обувь, а потом смотрят друг на друга. И тут в их глазах появляется понимание.
— Да ну? — шепчет Рита.
А Алина хмыкает:
— Ну да, это вполне в его стиле!
— Подачки раздавать? — холодно спрашиваю.
— Кроссовки, говорю, в его стиле!
— Ну да, точно, — соглашается Рита. — Явно подарок от Горина.
— Не подарок, а подачка, — поправляю бывшую подругу и снова отворачиваюсь лицом к стене.
— Блин, Сонь, ну ладно тебе! Может, он так вину заглаживает. Вообще-то, ты из-за него в лужу улетела, — Рита явно пытается оправдать мажора.
— Мне от него ничего не надо! Вот этого подарочка уже вполне достаточно, — поворачиваюсь, показываю пальцем на щёку и снова отворачиваюсь к стене. — Пусть Элинке своей хоть кроссовки, хоть носки, хоть шубы с бриллиантами дарит.
Девчонки замолкают, только тяжело вздыхают и мнутся за спиной.
— Девочки, унесите, пожалуйста, коробку, — тихо прошу.
Через некоторое время осторожно скрипит дверь. Оглядываюсь. Вдвоем пошли? Нет, Алинка ушла, а Рита сидит у стола и осуждающе на меня смотрит. Тяжело вздыхаю и сажусь на кровати.
— Тебе не кажется, что ты слишком категорична? — подруга нервно теребит рукав своей кофты.
— Нет, Рит, — качаю головой. — Это ты слишком хорошо о людях думаешь. А я в этой жизни столько уже повидала, что понимаю — бесплатный сыр бывает только в мышеловке, и просто так, за красивые глазки, никто никому ничего не делает. За любое доброе дело, которое сделают, у тебя потом попросят оплату. И хорошо, если этот долг будет оплачен дружбой. Но можно ведь всё суметь извратить на свой лад. Не хочу ни от кого зависеть, и не хочу никому быть должна. Я сейчас временно сижу на вашей шее, и мне очень за это стыдно. Оправдываю себя только тем, что скоро стипендия, и я смогу вернуть всё, что задолжала.
Рита подскакивает со стула, быстрым шагом подходит ко мне, садится рядом и заглядывает в глаза.
— Ты знаешь, Сонь, всё-таки между одолжением и желанием сделать доброе дело разница есть. Но у меня складывается такое впечатление, что ты со своим стремлением к полной самостоятельности просто отказываешься её видеть.
Хочу, чтобы подруга оказалась права, очень хочу! Но не могу поверить в то, что Горин заделался добрым самаритянином.
— То есть, ты хочешь сказать, что вы ничего мажору про меня не говорили?
— А что мы про тебя должны были говорить? — Рита смотрит с искренним удивлением.
— Про то, что у меня одежды меньше, чем у церковной крысы, — внимательно слежу за реакцией девушки. — Около лужи Горин что-то у тебя спрашивал, я видела. А после пришёл в комнату и лазил по полкам. Причём, мою нашёл с первой попытки. И у меня по этому поводу возникает вопрос: что он спрашивал, и что ты ответила?
Рита смущается, теребит рукав несчастной кофты и, наконец, опускает глаза и тихо отвечает:
— Он спросил, почему тебе не во что переодеться?
Я тяжело вздыхаю.
— И что ты ответила?
Подруга окончательно смущается и прячет лицо в ладонях, а я понимаю, что сегодня произошла катастрофа покруче, чем драка за углом института.
— Рит, не молчи. Я ведь всё равно узнаю, будет только хуже.
Она отнимает руки от лица, выдыхает и, глядя мне прямо в глаза, выдаёт:
— Я ответила, что у тебя есть некоторые проблемы, но его это не касается.
На глазах подруги появляются слёзы.
— Сонь, ну, правда, я ведь ничего плохого не сказала. У всех бывают проблемы. Ну, что в этом такого?
С тяжелым стоном откидываюсь назад и опираюсь спиной о стену.
Вернувшаяся от айтишников Алина застаёт растерянную Риту и озлобленную меня.
— Девчонки… — начинает она с порога и осекается. — А что это у вас тут произошло? И что это с Ритой?.. Сооонь…
— Коробку отдала? — спрашиваю, игнорируя вопрос.
— Отдала, — кивает Алина и присаживается на другой край кровати. — Так что у вас случилось, пока меня не было?
Перевожу взгляд с расстроенной Риты на удивлённо взирающую на нас Алину.
— Девочки, — вздыхаю, — я вам очень благодарна за всё, что вы для меня делаете, и очень это ценю. Но, честное слово, давайте договоримся на будущее, что вы не будете выносить из этой комнаты то, о чём мы с вами здесь говорим. Люди ведь, по своей сути, разные. Одни пожалеют, другие высмеют, третьи осудят. Я не собираюсь выслушивать ни первых, ни вторых, ни третьих. Я — обычная студентка. Да, у меня сейчас трудный период, но это временно. Пройдет немного времени, и всё нормализуется. Так что давайте просто забудем эту историю, и больше не будем к ней возвращаться.
Девчонки согласно кивают. Алина, правда, не совсем понимает, о чём речь, а вот Рита после моих слов вытирает слёзы и бросается ко мне на шею. Плачем, обнимаемся, Алинка присоединяется и обнимает нас двоих.
Ревём, как три дуры. Вечный девчоночий ПМС — только что смеялись, и вот уже рыдаем, а через пять минут опять будем ржать.
Наконец, успокаиваемся, вытираем слёзы.
— Пошли готовить ужин, — Алина встает с кровати и идёт в сторону полки с посудой. — Сегодня у нас в меню макароны по-флотски. Нам понадобятся: банка тушёнки, пачка макарон и вкуснейший батон, посыпанный свежеобжаренными зёрнами кунжута. Истинное удовольствие для настоящих гурманов!
Алина ведёт себя как хозяюшка из рекламы майонеза, с придурковато-сладкой улыбкой демонстрируя нам продукты.
Мы с Ритой смеёмся над её выкрутасами. Ну, я же говорила, что через пять минут будем ржать.
— Кстати, — говорит Алина, подхватывая кастрюлю и нагоняя нас у самых дверей комнаты, — айтишники очень удивились, когда я им кроссовки отдала. Спрашивали, не перепутала ли я чего. А я сказала передать их Горину.
Непроизвольно морщусь.
— Алин, давай забудем эту историю, просила же. И
