Бетси Фюрстенберг - Зеркало, зеркало
— Антония? Как мило, что вы позвонили.
— Я увидела в римских газетах ваше объявление.
Франческа объяснила, что действительно ищет людей, служивших у ее отца, но только тех, кто работал задолго до Тони.
— Понимаю. Я читала о расследовании. Мне искренне жаль. Убеждена, что ваша мать не виновата. Карло мне кое-что рассказывал, но многое я узнала сама.
У меня есть одна вещь, принадлежавшая Сибилле Хиллфорд. По-моему, это очень важно, и вам необходимо ее увидеть.
— Боюсь, весь день займет разбирательство.
— Скажите, где это, мы встретимся с вами там.
Франческа назвала адрес, полагая, впрочем, что от предмета одежды или личной вещи Сибиллы никакого толку не будет.
— Ваш отец, несомненно, одобрил бы мое решение. Но прошу вас, ничего не говорите Сюзанне, пока не увидите сами, о чем идет речь. Обещаете?
— Да.
Франческа надела пальто и шляпу. Сюзанна уже поджидала ее внизу.
— Доброе утро, мама. — Она поцеловала Сюзанну. — Желаю тебе удачи. Я буду рядом.
Сюзанна улыбнулась:
— Надеюсь, адвокаты осознали, что моя дочь следит за каждым их шагом. Ну что ж, нам пора.
— Может, пойдем пешком? — спросила Франческа.
— Пожалуй. Путь неблизкий, но у нас много времени. Выйдем черным ходом и, пробираясь дворами, возможно, избежим встречи с фотографами.
— Тогда вперед!
Даже за закрытыми дверями они слышали отдаленный гул моторных лодок репортеров.
Франческа последовала за матерью через сад с голыми деревьями. Миновав тяжелые кованые ворота, они направились вперед, по извилистым венецианским улочкам. Мать и дочь шли быстро, не оглядываясь и почти не разговаривая.
Когда они добрались до цели, их проводили в зал. Сюзанна и ее адвокаты сидели прямо перед Франческой. Едва они заняли свои места, как в зал вошел судья, призвал всех к порядку и объявил начало заседания. Для дачи показаний вызвали леди Джейн. Судья, сурового вида мужчина в роговых очках, внимательно посмотрел на свидетельницу.
Напряженно сцепив влажные от волнения руки, Франческа не отрывала взгляда от леди Джейн. Ничто в ее облике не напоминало о пребывании в психиатрической клинике. Сейчас она походила на светскую даму, собирающуюся председательствовать на заседании клуба любителей садоводства, и было невозможно поверить, что эта женщина когда-то подожгла дом. Она держалась спокойно, говорила рассудительно и, только рассказывая, как увидела тело мертвой дочери, позволила себе выказать хорошо отрепетированную скорбь. После каждой фразы леди Джейн делала паузу, а молодой человек переводил показания на итальянский. Это работало на нее: повторение обличительных слов, казалось, делало их еще весомее. В зале суда стояла такая тишина, что публика слышала, как скрипят перья репортерских авторучек. Судья бесстрастно выслушал показания, после чего спросил, в каком состоянии находилось тело, как выглядела ванная комната и как вела себя полиция. Наконец он задал вопрос о Сюзанне.
— Она увезла мою дочь в Венецию вопреки моей воле, — ответила леди Джейн.
Франческа увидела, что мать вздрогнула, и незаметно взяла ее за руку. Дело плохо. Если только адвокаты семейства Нордонья не сумеют блестяще провести жесткий перекрестный допрос, что внушало серьезные сомнения, хорошо продуманная версия леди Джейн, изложенная столь четко и спокойно, покажется убедительнее показаний менее подготовленных свидетелей защиты.
Судья вызвал на трибуну отставного начальника полиции. Все это заняло столько времени, что Франческа поняла: разбирательство затянется на несколько дней. Кто-то тронул ее сзади за плечо. Она обернулась — охранник указывал на дверь. Когда судья объявил перерыв, Франческа вышла из зала и увидела Антонию.
Тони немного пополнела и отпустила волосы ниже плеч, что придавало ей девичий облик. На ней был костюм от Шанель и шелковая блузка, а на шее — несколько рядов жемчуга. На пальце было обручальное кольцо и перстень с большим изумрудом.
— Вы замужем, — заметила Франческа.
— Да. После смерти вашего отца я уехала работать в Рим. Преподаю историю в университете. Мой муж — банкир, у нас маленькая дочка. — Антония улыбнулась. — Я много знаю о вас. Ваше имя постоянно мелькает в газетах.
— Неужели вы приехали сюда из Рима?
— Да, на машине вчера вечером. Я знала, как важно для вас то, что хранилось у меня. Пойдемте за колонну, я вам все покажу.
Антония вынула из сумочки старую записную книжечку с золотым обрезом.
— Что это?
— Записная книжка Сибиллы Хиллфорд, нечто вроде дневника. Она вела его в последние месяцы жизни. Там изложены кое-какие события, а также ее идеи и замыслы. А последние страницы заполнены зарисовками Венеции и карандашными портретами вашей матери.
— Маме будет очень тяжело это увидеть, — сказала Франческа, пролистав страницы, почти не пострадавшие от времени.
Перед ней были наброски и зарисовки Сибиллы — венецианские церкви, средневековые здания, лица и руки людей, многочисленные эскизы Мадонн — прелестные лики, радостные и печальные. И наконец, изображения Сюзанны — в профиль, анфас, ее ноги, обнаженное тело…
— Сибилла была одержима моей матерью, — прошептала потрясенная Франческа. Антония кивнула. — Я и не подозревала, что у Сибиллы такое большое дарование.
— Да. У нее был талант, и поэтому я ею и интересовалась. Эта книжка хранилась в запертом ящике письменного стола графа. Поверьте, — смущенно добавила Антония, — я не собиралась ни заглядывать в нее, ни тем более красть. У меня был свой ключ от стола, потому что иногда мне приходилось выписывать для графа чеки, а чековую книжку он держал там, только в другом ящике. После его смерти я хотела взять оттуда свои письма к нему — я знала, что они в одном из ящиков стола… — Она вдруг умолкла, потом спросила: — Вы знали о наших отношениях?
Франческа молча кивнула.
— Боюсь, мне придется рассказать обо всем этом на суде.
— Расскажите сначала мне.
— В одном из ящиков я обнаружила заряженный пистолет и эту книжку. Вы знаете, искусство для меня много значит. Этот дневник со всей очевидностью свидетельствует о том, что произошло. Я сочла необходимым сохранить и записную, и чековую книжки. Ваш отец не хотел бы, чтобы дневник попал в чужие руки.
— Что вы имеете в виду? Здесь нечего читать, хотя общий смысл ясен. Признаться, не понимаю, чем это нам поможет.
— Вы смотрели страницы только с одной стороны. Переверните книжку и пролистайте снова. На обороте каждого рисунка Сибилла делала записи. Вот, смотрите. Сначала она объясняет, что нарисовано, потом пишет о своих художественных замыслах или проблемах, а ближе к концу все чаще исповедуется в любви к Сюзанне.
