Бетси Фюрстенберг - Зеркало, зеркало
В дверь постучали.
— Кто там?
— Можно войти?
— Это ты, мама? Конечно, входи.
— Дорогая, с моими бедными поверенными ты вела себя довольно безжалостно. — Сюзанна улыбнулась.
— Считаешь, что я перестаралась?
— О нет, ничуть. Напротив, ты очень эффектна в гневе.
Франческа состроила гримасу:
— Только не говори, что я унаследовала темперамент отца.
Сюзанна покачала головой:
— Ты сама знаешь, что это так. Горячность в крови у всех Нордонья, однако убеждена, что в отличие от Карло ты умеешь владеть собой. В то лето, когда ты жила в Венеции, и позже, когда вы с Джеком приехали в Париж, я просматривала все газеты в поисках твоих фотографий, вырезала их, часами рассматривала и повторяла: «Милая моя доченька, моя дорогая прекрасная девочка». Но сейчас ты не просто прекрасна, Франческа. У тебя появились сила духа, характер, цельность и выдержка. — Сюзанна улыбалась, но глаза ее увлажнились от слез. — И мое сердце переполнено гордостью за тебя.
— О, мама!
— Как мне больно, дорогая, что я не видела тебя подростком. Какой ты была? Избалованной? Изводила Марианну?
Франческа кивнула:
— Жози вела себя еще хуже. Тебе мы не понравились бы.
— Сомневаюсь. — Сюзанна сжала руки дочери. — Только что звонил Эдуард Патинэ. Он в Венеции.
— Значит, все-таки приехал. Я же говорила ему, что достаточно его письменных показаний.
— Дорогая, Эдуарду нужно немного отдохнуть. Я пригласила его к нам на ужин. Надеюсь, ты не против. А еще я отпустила Эмилио и собираюсь приготовить свое знаменитое фирменное блюдо — «Язык а-ля Сюзанна».
В девять часов, когда появился Эдуард с бутылкой вина и букетом роз, Франческа почувствовала себя окрыленной. Она показала гостю комнаты верхнего этажа, заглянула с ним в детскую, где крепко спал Кристофер.
— Бедняжка! По-моему, ему передается мое настроение. Пока мы летели сюда, мальчик был так расстроен, будто заподозрил, что я порвала с Джеком.
— А ты действительно с ним порвала?
— Трудно сказать. Он, разумеется, обрадуется, если мою мать завтра оправдают, но прежнего доверия между нами уже не будет.
— Может, все еще образуется? Признаюсь, это не то, чего бы я для тебя хотел, но не могу не выступить в роли адвоката дьявола.
Оба они думали о том, что не Эдуарду, а Джеку следовало бы стоять сейчас в этой темной комнате рядом с Франческой у кровати спящего сына.
Пока Франческа накрывала на стол в маленькой гостиной, Эдуард разжег огонь в камине.
За ужином дамы рассказали гостю о дневнике Сибиллы Хиллфорд, и он предложил выпить за успех дела.
— Не надо, прошу тебя, — остановила его Франческа. — По-моему, радоваться рано. Одному Богу известно, как все обернется. Не забывай, дело рассматривается в итальянском суде, а у леди Джейн вполне может быть в запасе какой-нибудь козырь.
— Что ж, тогда просто выпьем за удачу, — улыбнулся Эдуард, и они чокнулись.
Франческа удивленно наблюдала за гостем, обычно молчаливым и застенчивым в обществе. Сегодня оживленный Эдуард без устали развлекал дам забавными историями из своих студенческих лет и врачебной практики. Он прекрасно смотрелся в солидном антикварном кресле. На его выразительном лице играли отблески пламени.
Эдуард поднялся:
— Франческа, ты очень устала, да и мне пора в отель. В девять утра я зайду за вами, и мы вместе отправимся на слушание.
После его ухода Сюзанна украдкой взглянула на дочь.
— Эдуард… удивительный человек.
— Да, мама, — согласилась Франческа.
«Еще более удивительный, чем я предполагала, — подумала она. — И, как всегда, старается облегчить мне жизнь, хотя, кажется, уже сделал все, что в человеческих силах».
Глава 37
Леди Джейн указали место в первом ряду. Сюзанну усадили там же, но с противоположной стороны. Оглядев зал, Франческа заметила Конверса Арчера в ярко-голубом свитере. Он неожиданно прошел вперед и помахал рукой Сюзанне. В этот момент леди Джейн впервые посмотрела на противницу, и ее взгляд выразил дикую ненависть.
Судья выглядел крайне озабоченным. Сегодня ему предстояло вынести приговор Сюзанне, продажной полиции, Ренате, уничтожившей следы преступления и спрятавшей подозреваемую в убийстве. Журналисты, почувствовав приближение развязки, напряженно замерли.
Отворилась дверь.
— Жози! — Франческа вскочила. Сердце ее дрогнуло от радости, Жози Лапуаре направилась к Франческе и села рядом с ней.
Франческа схватила ее за руку.
— Ах, дорогая, ты и не представляешь, как мне тебя не хватало! Но ты не должна была здесь появляться, право же, ведь на тебя набросятся газетчики!
— Я не могла допустить, чтобы ты прошла через этот кошмар одна, — прошептала Жози.
Первой для дачи показаний вызвали Антонию. Судья с ее помощью установил хронологический порядок событий, изложенных в записной книжке. Репортеры, пораженные появлением новых улик, делали торопливые записи в блокнотах.
Слушая Антонию, леди Джейн менялась в лице: изумление сменилось отчаянием. Исчерпав все вопросы, судья отпустил Антонию, а записную книжку положил на стол рядом с кинжалом как вещественное доказательство.
— Для дачи показаний вызывается Сюзанна Нордонья, — объявил судья.
Сюзанна, произнеся присягу, изложила события последней недели, проведенной в Венеции с Сибиллой.
Леди Джейн вперила в нее неподвижный взгляд. Она не понимала по-итальянски и, несмотря на перевод, не могла вникнуть в смысл показаний, а уж тем более оспорить их.
Сюзанна рассказала о поведении Сибиллы Хиллфорд на балу в «Гритти-Палас», потом перешла к событиям в палаццо. Перед затаившими дыхание людьми оживали подробности роковой ночи: исступленная страсть обезумевшей Сибиллы… Сюзанна под водой… ее борьба за жизнь… пальцы, судорожно нащупывающие кинжал… поникшая Сибилла и, наконец, сама Сюзанна, осознавшая кошмар случившегося, который навсегда сломал ее жизнь.
— У меня и в мыслях не было причинить ей вред, — проговорила Сюзанна. — Поняв, что Сибилла пытается убить меня, я испытала панический страх. Я ведь любила ее и потом пыталась ее спасти, но не могла. Мне не оставалось ничего, как бежать за помощью к моей подруге Ренате.
— Почему же вы скрылись, вместо того чтобы обратиться в полицию?
— Я хотела умереть. Муж никогда не принял бы меня, не разрешил бы мне ни видеться с дочерью, ни звонить ей, ни писать. Жизнь потеряла для меня смысл.
Потом судья вызвал Ренату и засыпал ее вопросами. Мужественная женщина отвечала четко и ясно, глядя прямо в глаза судье. Лицо ее выражало непоколебимую решимость. Наконец судья отпустил Ренату, по-видимому, удовлетворенный ее показаниями.
