Разрушенные - Кристи Бромберг
Мне нравится мой подарок. Не стоило. Но спасибо. Не могу дождаться встречи с тобой. Собираюсь нажать «Отправить», а затем останавливаюсь, нужно сказать ему нашим способом. Поэтому добавляю в сообщение: «Безусловно», Кэти Перри.
Слезы застилают глаза, когда я думаю о нем и провожу пальцами по браслету на запястье. Подарок, который он оставил мне на комоде. Когда я открыла его, мама нахмурилась, но я рассмеялась, увидев буквы алфавита, соединенные бриллиантами и сапфирами.
Мое что-то голубое и что-то новое.
Смотрю на бриллиантовые серьги в ушах, которые были на маме, когда она выходила замуж за отца, и надеюсь, что у нас будет такой же благополучный и полный любви брак, как и у них.
Мое что-то старое.
У меня щемит сердце, когда я вспоминаю выражение лица Хэд прошлым вечером, когда она предложила мне надеть простенькую диадему.
— Теперь, ты — единственная сестра, которая у меня осталась. Я бы хотела, чтобы ты ее надела.
Мое что-то взятое взаймы.
На мгновение закрываю глаза, меня захлестывают эмоции, когда я охватываю взглядом все это. Запечатлеваю в своем мозгу, каково это — чувствовать, как меняется жизнь, и в то же время насколько это волнительно. А потом мысли возвращаются к мужчине, с которым я не могу дождаться провести свою жизнь. Мужчине, который поймал меня в тот первый день и, несмотря на несколько шишек, ни разу не дал упасть — за исключением еще большего погружения в любовь. Каждый божий день.
Что сейчас думает и чувствует Колтон? Напуган? Нервничает? Так же уверен, как и я?
Мой телефон снова подает сигнал.
Привыкай к тому, что я буду баловать тебя. Теперь уже недолго. Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, ведь чтобы напечатать название этой песни, я на мгновение вручаю тебе свои яйца, но будь я проклят, если эти слова не правда — «Нимб», Бейонсе. Ух. Теперь вернем яйца на место. И, эй, тут куча разодетых женщин, как я узнаю, которая из них ты?
Слова песни поражают меня одновременно с его сарказмом, и я разражаюсь рыданиями и смехом, мое тело не уверено, какой из эмоций позволить им управлять. И я решаю позволить править им всем — всем до единой — потому что такой день бывает раз в жизни.
И поскольку сейчас я позволяю себе чувствовать все, единственное, чего я так отчаянно желаю — это он. Я ценю, что все гости пришли, но меня не волнует вся эта помпезность и обстановка, потому что самое важное — это мужчина, который будет ждать меня в конце прохода.
В последний раз беру телефон, и с нежной улыбкой печатаю: Я буду той, что в белом.
Стук в дверь отвлекает меня от мыслей.
— Войдите.
— Ты готова, милая?
Мамин голос пробивает на все испытываемые мною эмоции, и мне приходится бороться с жжением в горле. Все время говорю себе не плакать, что испорчу макияж, но знаю, это бесполезно. За последние три с половиной года я пролила столько слез, что хватило бы на целую жизнь; теперь я имею право испортить макияж слезами счастья.
— Да, готова. — Смотрю на маму, мои губы изгибаются в мягкой улыбке, которая является отражением ее улыбки. Она удерживает мой взгляд, в ее голубых глазах видна явная гордость вкупе с оттенком печали, что она отпускает меня от себя. — Не начинай, — предупреждаю я ее, потому что знаю, если она начнет плакать, то я тоже начну.
— Знаю. — Она шмыгает носом, потом смеется, обхватывает ладонями мои щеки и смотрит в глаза. — Он тот самый, Рай. Мать знает такие вещи. — Она качает головой, на ее лице появляется ласковая улыбка, прежде чем ответить на вопрос в моих глазах. — Он танцует с тобой под дождем. Вот откуда я знаю.
Я снова проглатываю слезы, вспоминая ее совет в тот день, когда мы покидали больницу. О том, что жизнь — это не то, как ты переживаешь шторм, а как ты танцуешь под дождем. И если бы у меня были какие-то сомнения относительно того, что мне делать, с ее простыми словами они исчезли бы в одно мгновение.
Ничто не делает этот момент еще сладостнее, чем одобрение матери.
Собираюсь что-то сказать, когда в дверь врывается Хэдди.
— Пора взмахнуть флагом, детка, потому что сейчас настало время отправиться к алтарю! — говорит она, присвистывая. — Женщина, ты чертовски горяча!
— Спасибо. — Смеюсь я, когда они с мамой начинают подбирать шлейф моего платья, и мы идем к лестнице, снизу доносятся тихие ноты песни «Тысяча лет», исполняемой на акустической гитаре. Эти слова раскрывают все мои чувства к человеку, который ждет меня там.
Квинлан подает нам снизу сигнал, что Колтон на месте и не может меня видеть. Мама и Хэдди помогают мне спуститься по ступенькам, чтобы я не споткнулась и не подвернула лодыжку. Мы добираемся до нижнего этажа, и мама крепко обнимает меня, прежде чем отстраниться и улыбнуться с таким волнением в глазах.
— Знаю, — шепчу я, кивая, к ней подходит Шейн, чтобы провести к ее месту.
Чувствую на своем плече чью-то руку и, обернувшись, обнаруживаю нежную улыбку брата, выглядящего таким красивым в смокинге. Таннер смотрит мне в глаза и качает головой.
— Это определенно не тот наряд из дома Наны, — поддразнивает он, любовь отражается в его глазах, когда он тянется и хватает меня за руки. — Ты готова сделать это, Бабс?
Энергично киваю, чувствуя, как сжимается горло, вспоминая то время, когда мы были маленькими и играли в свадьбу в доме нашей бабушки. Мармеладки в виде спасательного круга в качестве обручальных колец и мягкие игрушки вместо гостей.
— Никогда не была так готова, — говорю я, целуя его в щеку, глаза моего обычно невозмутимого брата наполняются слезами.
— Выглядишь потрясающе. — Он снова недоверчиво качает головой, прежде чем нежно поцеловать меня в щеку.
— Папа? — спрашиваю я, оглядываясь через плечо
