Разрушенные - Кристи Бромберг
— Почему ты любишь меня, Райли?
Встряхиваю головой и смотрю на него, в голове проносится столько мыслей, что я не могу произнести ни слова, поэтому только смеюсь. Он странно смотрит на меня, и я, воспользовавшись паузой, застаю его врасплох, хватаю за шею и притягиваю к себе.
Мои губы в мгновение ока оказываются на его губах, язык проскальзывает между его приоткрытыми губами и сливается с его языком. В сжатых губах чувствую его удивление, но в считанные секунды оно рассеивается, когда его руки тянутся ко мне, повторяя мои движения, и запутываются в моих кудрях, мы ускользаем в сладкую нежность поцелуя. Лаской языка, стоном удовольствия, безответной потребностью всегда желать от него большего — я показываю ему, почему люблю его.
И хотя мне этого мало, я отстраняюсь, ощущая его вкус на языке, и смотрю ему в глаза.
— Я люблю тебя, Колтон Донаван, по многим причинам. — Я вынуждена остановиться, потому что меня переполняют эмоции, и я хочу, чтобы он видел мои глаза, когда я буду ему это говорить, чтобы он точно знал, почему я чувствую то, что чувствую.
— Я люблю тебя за то, кто ты есть, за все то, кем ты не являешься, за то, откуда ты пришел и куда хочешь отправиться. — Гляжу на него, на человека, которого я так люблю, и позволяю себе чувствовать все, что я ему говорю. — Я люблю твою мальчишескую улыбку, скрывающуюся за ухмылкой плохого парня. Я люблю тебя, потому что ты впустил меня, отдал мне свое сердце, доверил свои секреты, и позволил увидеть ту сторону тебя, до которой никто не добрался… ты позволил мне быть твоей первой. — На последних словах мой голос срывается, а слезы наворачиваются на глаза, смотрю на него, переполненная эмоциями.
— Я люблю, что ты в восторге от сахарной ваты и сексуальных автомобилей. Люблю эту ямочку… — наклоняюсь и целую туда, где она скрывается — …и я люблю вот это, — говорю я, проводя рукой по его щетине. — И люблю чувствовать вот это, когда ты нависаешь надо мной, собираясь заняться любовью, — говорю я, сжимая его бицепсы, он напрягает их для меня и улыбается. — Но больше всего я люблю то, что здесь. — Наклоняюсь и целую его в грудь, где под моими губами бьется его сердце. На мгновение замираю, прежде чем взглянуть на него из-под ресниц и закончить, назвав самую важную из всех причин. — Потому что то, что здесь, Колтон, настолько чистое, доброе, нетронутое и такое невероятно красивое, что лишает меня дара речи, как это случилось сегодня… как происходит сейчас.
Он пристально смотрит на меня, на его челюсти пульсирует мышца, он пытается принять все, что я только что ему сказала. Наши глаза не отрываются друг от друга, души обнажены, а сердца настолько впитывают все, что есть в каждом из нас, что мы теряемся в наших невысказанных словах.
В мгновение он притягивает меня к себе, обнимает и крепко сжимает.
— Черт, я люблю тебя, — говорит он, зарываясь лицом в изгиб моей шеи, и я чувствую прерывистость его горячего дыхания, когда он пытается взять себя в руки.
Отчаяние в его прикосновениях и словах скрепляет все между нами, когда мы цепляемся друг за друга.
— Вот это я и имел в виду, — бормочет он, прижимаясь поцелуем к моей шее, его губы шепчут мне на ухо. — Сегодняшний вечер должен был быть твоим — только твоим — и все же ты стольким меня одарила, что сейчас я едва могу дышать.
Он отклоняется назад, и эмоции в его глазах такие всепоглощающие. Маленький мальчик, взрослый мужчина и мятежный негодник — все они сейчас смотрят на меня, говорят, что любят. Он делает глубокий вдох и сглатывает.
— Невозможно быть рядом с тобой, Рай, и остаться к тебе равнодушным. Ты почти все время лишаешь меня дара речи и заставляешь мой чертов желудок скручиваться в узлы. — Он качает головой, и я улыбаюсь, тронутая его комплиментами. Он протягивает руку и убирает прядь волос с моего лица. — Ты любила меня в самые темные минуты моей жизни, — шепчет он, и у меня перехватывает дыхание.
Суровая реальность его слов заставляет мурашки бегать по моей коже, я лишаюсь дара речи. Его глаза блестят от слез, он прикусывает нижнюю губу, прежде чем найти слова, чтобы закончить свои мысли.
— Ты любила меня, когда сам я себя ненавидел. Когда оттолкнул тебя и пытался причинить боль, чтобы ты не смогла увидеть… все из моего прошлого. Ты приняла мой страх и полюбила меня за него. — Он качает головой. — А потом схватила за яйца и сказала, что именно не подлежит обсуждению. — Мы оба смеемся над его словами, легкомыслие фразы позволяет нам изгнать часть сдерживаемой энергии из этого разговора, неожиданно ставшим напряженным.
— Да, кстати, это по-прежнему в силе, — говорю я ему с ухмылкой, и он наклоняется и касается губами моих губ.
— Я… — вздыхает он. — Рай, ты дала мне так много, черт возьми, и сегодня я просто хотел, чтобы ты знала, что я понимаю. Что сейчас я это принимаю и чувствую это в ответ. — Он проводит рукой по волосам и на мгновение закрывает глаза, после чего на его губах появляется застенчивая улыбка, которую я так люблю.
Он начинает говорить, но затем останавливается, чтобы освободиться от эмоций, заглушающих его слова, прежде чем посмотреть на меня и встретиться со мной взглядом.
— Ты дала мне надежду, когда я думал, что безнадежен. Ты научила меня, что вызов может быть чертовски сексуален, что твои округлости определенно мой криптонит, и к черту блондинок, потому что брюнетки намного веселее. — Я смеюсь, наслаждаясь возвращением моего высокомерного плохого мальчика, он трет лицо руками, и царапающий звук по щетине разносится в воздухе. — Я, черт возьми, как-то бессвязно бормочу… бессмыслица какая-то, так что потерпи.
— Я бы не хотела быть нигде больше, Колтон, — говорю я ему, когда он ведет меня к шезлонгу. Сажусь, а он садится на корточки передо мной, его тело между моими бедрами, руки на моей талии.
— Рай, я спросил тебя, почему ты меня любишь, но на самом деле я хотел рассказать тебе о всех причинах, по которым я люблю тебя. Мне важно знать, что ты не сомневаешься в моих
