Разрушенные - Кристи Бромберг
— Привет, Сэмми! — почти задыхаясь, говорю я, ожидая, когда он отойдет от двери.
— Разве вам не нужна следующая подсказка? — рокочет он низким голосом, у меня отвисает челюсть, плечи сникают, потому что я думала, что никаких подсказок больше нет. Думала, что вышла на финишную прямую и направляюсь к Колтону.
— Конечно, — выдавливаю я. Не раздумывая, резко прикрываю лицо, защищаясь от того, что Сэмми подбрасывает в воздух. В первую минуту я их не замечаю. Крохотные серебряные искорки отражаются в солнечных лучах, и тут меня осеняет. Каждая моя клеточка встает по стойке «смирно», а тело покрывается гусиной кожей. И кажется таким забавным, что этот сильный, устрашающий мужчина стоит под водопадом из блесток. Это бесценно во многих отношениях, ведь это блестки в воздухе.
Рыдание сдавливает мне горло, на лице Сэмми появляется улыбка, когда он протягивает мне коробку. Беру ее без слов, сердце бесстрашно падает вниз. Когда я открываю коробку, у меня нет шансов сдержать слезы, потому что внутри находится кофейная кружка, наполненная кубиками сахара.
Может, это и сентиментальность чистой воды, но мысль о том, что Колтон услышал меня в ту ночь, услышал, как я рассказываю ему о смысле песни Пинк, и сейчас сам говорит мне об этом в дополнение ко всем другим жестам, которые он сделал сегодня вечером, разрывает меня на части.
Освобождает, заставляя открыться, и награждает уродливой розовой кофейной кружкой, наполненной кубиками сахара.
— Итак? — спрашивает Сэмми, пытаясь подавить усмешку, вызванную моей эмоциональной реакцией на эту броскую подсказку.
— Ты назвал меня сладенькой, — говорю я ему дрожащим голосом и улыбаюсь.
— Умница! — смеется он и отступает в сторону, открывая мне дверь. — Последняя подсказка. — Поднимаю на него взгляд. — Идите туда, где вы с Вудом впервые это услышали.
— Спасибо, Сэмми! — бросаю я через плечо, как сумасшедшая бегу по дому к лестнице наверх. Сердце колотится, руки трясутся, голова идет кругом, я отчаянно хочу его увидеть, прикоснуться к нему, поцеловать, поблагодарить, но когда я выхожу на террасу — она пуста, если не считать сотен зажженных свечей, расставленных по всем мыслимым поверхностям.
Направляясь на верхнюю террасу, задыхаюсь от красоты нежных огоньков, мерцающих посреди темнеющего неба. Провожу пальцем по спинке шезлонга, слышу, как в динамиках над головой тихо звучат «Блестки в воздухе», и смеюсь.
— Гребаная Пинк. — Его веселый с хрипотцой голос омывает меня, удерживая в заложниках, и, как бы это ни пугало, я чувствую себя как дома.
— Гребаная Пинк, — повторяю я, поворачиваясь к Колтону — мужчине, которого люблю всем сердцем — стоящему передо мной, и лучи заходящего солнца позади него, ореолом нежного света омывают темные очертания его фигуры. Меня переполняет столько эмоций, когда я вижу, как он стоит там, засунув руки глубоко в карманы своих поношенных джинсов, на нем его любимая футболка, он небрежно прислонился плечом к дверному косяку, и эта полузастенчивая улыбка, от которой тает мое сердце, украшает его губы.
— Хорошо провела день? — небрежно спрашивает он, глазами скользя вверх и вниз по моему телу, он облизывает губы, сопротивляясь, чтобы не начать улыбаться в полную меру.
И, Боже, как я хочу броситься в его объятия и зацеловать до потери сознания, мое тело вибрирует от эмоциональной и физической потребности, такой сильной, что я сжимаю руками кофейную кружку, чтобы не сдаться.
— Меня вроде как отправили гоняться за призраками, но уверена, сейчас я там, где и должна быть.
— Хмм… — он отталкивается от стены и медленно идет в мою сторону, олицетворяя секс и много чего еще. — И где же это? — спрашивает он, выгнув бровь.
Его безразличие убивает меня, прожигая дыру, бушующим внутри меня огнем. Все, чего мне хочется, это поглотить этого мужчину. Этого человека, который сложил вместе мысли, слова и воспоминания о нашем с ним времени, аккуратно их для меня упаковал, чтобы я могла извлечь их одно за другим, позволяя помнить значение каждого из них. И что более важно — он помнил каждый из них. Для него они так же важны, как и для меня.
— Вот здесь, — выдыхаю я. — Мое место здесь, с тобой, Колтон. — Делаю шаг к нему — моей жажде, моему вечному наркотику — и протягиваю руку, чтобы прикоснуться к его щеке, когда все, чего мне на самом деле хочется, это притянуть его к себе и удерживать так вечность. — Спасибо, — говорю я ему, наши тела всего в нескольких сантиметрах друг от друга, но наши сердца, несомненно, связаны воедино. — У меня нет слов.
Он расплывается в улыбке и протягивает руку, чтобы поиграть с локоном, лежащим у меня на плече. Смотрю, как он глазами следит за пальцами. Тот факт, что он, кажется, нервничает из-за моего комплимента, делает его еще милее, а весь этот вечер намного более значимым.
Через мгновение его ярко-зеленые, полные эмоций глаза медленно возвращаются к моим, он слегка пожимает плечами.
— Ты самый бескорыстный человек из всех, кого я знаю. Я просто хотел показать тебе, как много это для меня значит. Хотел, чтобы мальчики были частью всего этого, чтобы они смогли показать тебе, как много это значит для них.
В сотый раз за сегодняшний день на глаза наворачиваются слезы, и я сглатываю комок в горле, глядя на этого мужчину, такого красивого изнутри и снаружи. Мужчину, которого я когда-то считала высокомерным, заботившимся только о себе. Мужчину, который доказал, что я не права.
Провожу подушечкой большого пальца по его щеке и улыбаюсь.
— Я в полнейшем шоке… потрясена… сколько сил ты вложил во все это. — На минуту опускаю глаза, чтобы унять дрожь в голосе. — Никто никогда не делал для меня ничего подобного.
Он наклоняется и нежно целует меня в губы. Пытаюсь углубить поцелуй, изголодавшись по нему, по звуку его вздоха, по теплу его прикосновений, но он отстраняется, целует меня в кончик носа, а затем прижимается лбом к моему лбу. Поднимает другую руку, чтобы, как и первой, запутаться пальцами в моих волосах, а ладонями обхватывают мой подбородок.
— Значит, я первый в своем роде, — говорит он, тепло его дыхания согревает мои губы.
— Да. — Я прерывисто вздыхаю, сердце колотится.
— Хорошо, потому что, Рай, я хочу быть твоим первым, последним и всем остальным. — Он делает ударение на каждом слове, будто ему больно их произносить.
Мое сердце сжимается, потому что надежды и мечты, которые я
