Невыносимое счастье опера Волкова - Алекс Коваль
Кладу ладошку на живот. Поглаживаю. Пока еще ни малейшего признака округлости. Даже натренированные мышцы пресса проглядываются. Плод еще маленький совсем. Точечка, горошинка. Но он уже есть. С этим и правда глупо спорить. Внутри меня уже растет и набирает силу новая жизнь. Жизнь, которой положили начало мы с Волковым. Вполне вероятно, что в ту самую ночь, когда оба слетели с катушек у ресторана. Потому что, хоть убейте, я не помню, выпила ли в ту ночь таблетку экстренной контрацепции или нет! Помню, что домой вернулась в расстроенных чувствах, в слезах, в истерике. Прорыдала полночи в подушку и отгородилась мысленно от любой возможности быть с Виком как таковой. Поэтому да, вероятно, что про здоровье я забыла. Безмозглая, тупая Кулагина!
Но что уж теперь ворошить прошлое? Его не изменить. Сама виновата, сама же за это и поплатилась. Любое нашей действие имеет последствия. Сейчас эти “последствия” остается только принять, как данность. Принять или… Нет, об “или” думать страшно. Ровно настолько же, насколько я боюсь рожать, настолько же я боюсь и прерывать эту беременность. Да и уже теперь не уверена, чего я хочу больше. Вспоминая выражение лица Вика, его взгляд, его слова… Может, мой страх глупый и безосновательный? Может… Это все так сложно.
Для меня это шаг в неизвестность. Отказ от свободы. Поворот жизни на добрые сто восемьдесят градусов. То, от чего я бежала десять лет назад, настигло меня. Вот только мне уже на двадцать. Вик не в армии. Мы два взрослых любящих друг друга человека, для которых появление ребенка – вполне закономерный вопрос времени. Так, может… Не знаю, черт!
Из магазина Вик возвращается спустя десять минут с полным пакетом продуктов. Я уже успела пореветь и как раз в этот самый момент выходила из ванной, смывая с лица следы “преступления”. Мазнув по мне взглядом, Волков осматривает меня с ног до головы. Не доверяет? Боится? Проверяет, не успела ли я чего-нибудь себе сделать?
Нет, не себе. Нам с малышом.
– Я в порядке. Ничего не вытворила, не беспокойся, – развожу руками. Не настолько я полоумная!
Он разувается и быстро чмокает в щеку. Как и я, без особого настроения. Осторожничает. Боится лишнее слово сказать, хотя я же вижу, сколько у него их вертится на языке. Но пока что мы оба обходим стороной “опасную тему”. Между нами вроде как даже появляется… что? Неловкость? С ума сойти!
Мы молча, не сговариваясь, идем на кухню. Действуем тихо и слаженно. Пока Вик готовит глазунью, я варю кофе ему и наливаю чай себе. Ольга Вячеславовна просила “без вредностей”, придется временно ограничить употребление своего любимого напитка. Как это сделать, не представляю. Я тот еще кофейный маньяк.
За стол завтракать мы тоже садимся молча. Вяло ковыряя вилкой в тарелке, слышу от Волкова:
– Конфетка, поешь, пожалуйста. Тебе сейчас нужно хорошо питаться.
– Ага, – продолжаю скрести по посудине.
– Тони.
– Ем я, ем! – послушно кладу кусок в рот, демонстративно прожевывая. – Так? Доволен? – выходит немного резче, чем я того хотела.
Вик вздыхает. Откладывает вилку и упирает локти в стол. Пальцы в замок сцепляет и смотрит на меня поверх них. Злится? Нет. Расстроен? Скорее всего.
– Что? – передергиваю плечами, становится некомфортно под таким его покровительственно-понимающим взглядом.
– Ты злишься на меня?
Эм…
– Что? – чувствую себя попугаем.
– У меня ощущение, что ты злишься на меня, Кулагина.
– С чего мне на тебя злиться?
– Не знаю, ты мне скажи, почему ты закрылась?
– Да я не…
– Если хочешь, если тебе будет так спокойней, можешь считать, что я виноват в нашем положении. Без проблем. Давай повесим на меня всю ответственность и спустим всех собак, окей, Кулагина. Я готов. Признаю, я сглупил, я не сдержался, я не подумал о защите. Хорошо, но давай решать, что делать дальше вместе. Сообща. Не надо от меня отстраняться, Тони.
– Я не… не считаю, считала… глупости! – делаю возмущенный вздох, откладывая, точнее почти откидывая, вилку. – В таких ситуациях всегда виноваты оба, я не перекладываю свою часть вины на тебя, Вик. Нет! Просто… – слова подбираются с трудом, Волков молча ждет, не перебивает, не ругается, не психует. Просто ждет. – Я растеряна, в общем. Пока ничего не понимаю. Голова болит, и меня… меня слегка тошнит. Состояние не очень хорошее, что физически, что морально, по мне как будто поезд проехал. Я не злюсь и не обижаюсь, я просто не знаю, как жить дальше. Вик, мне нужно время. Подумать, может смириться, принять ситуацию. Это… этот тест – он был слишком неожиданным для меня. Я потерялась. И мне все еще страшно… очень.
Вик внимательно слушает и молчит. Смотрит. По взгляду вижу, все понимает. Все прощает. И сомнения, и волнения – все. Более того – мои же тревоги откликаются и в нем. А когда я замолкаю, он поднимается из-за стола. Всего на секунду мне кажется, что он сейчас оставит меня одну. Но уже в следующую Волков отодвигает стул рядом со мной. Садится и перетягивает меня к себе на колени, заставляя обнять и прижаться. Начинает тихо, но пылко:
– Я люблю тебя, Кулагина! – уткнувшись губами мне в висок. – Может, ты сейчас не захочешь это слышать, но я хочу этого ребенка. Нашего с тобой. Сын или дочь – все равно! И да, мне тоже страшно. Я тоже не идеальный. Но я готов пройти через все это вместе с тобой и только с тобой. Просто дай нам шанс. Мы сможем. Я тебе обещаю!
Тогда, сидя на кухне своей московской квартиры, в руках Вика, я все еще сопротивлялась, меня все еще терзали сомнения. Если бы я знала, какой урок преподаст мне жизнь немного позже, когда я окажусь на грани того, чтобы потерять все, то удавила бы все страхи еще в это утро.
Но я не знала.
Глава 40
