Разлучница между нами (СИ) - Барских Оксана
В этот момент на мой телефон приходит сообщение, и я незаметно читаю его, чувствуя, как тело обдает испариной. Интуиция меня не обманывает. Это Антон.
“Отвлеки ее. Не знаю, что ей сказать. Придумай что-нибудь, чтобы она не плакала. На следующей неделе я возьму ее на аттракционы”.
– Солнце, ты сходи пока на кухню, выпей какао, а мы с папой чуть позже подойдем, хорошо?
Я ощущаю вкусный запах с кухни и вижу, как дергает носом Света, поглядывающая туда с интересом.
– Ты меня не обманываешь?
Света щурится, и я нехотя качаю головой, после чего она уходит, а я встаю с колен и подхожу к входной двери, ожидая, когда со второго этажа спустится выглядывающий из-за перил Антон.
– Умница, Дина, – говорит он, и его фамильярность вызывает у меня гнев.
– Я сделала это не для тебя, а чтобы Света не слышала наш разговор.
– Я опаздываю, Дин, поговорим через недельку. Как раз и обсудим условия нашего развода. Я уже говорил, когда нас прервали, что у меня к тебе новое предложение.
– Что, уезжаешь на море? Это твои срочные дела? – ухмыляюсь я и складываю на груди руки.
Если бы я не наблюдала за Антоном, то не заметила бы, как он напрягся, но его реакция говорит мне всё без слов.
– Тебя мои передвижения больше не касаются, Дина. Будь добра, объясни Свете всё как-нибудь красиво. Старшие дети уже взрослые, им нет нужды ничего говорить, они всё понимают.
– Удобно ты устроился, Антон. Свалил на меня всю ответственность, а сам в кусты? Не надейся, что я буду прикрывать твои тылы, как и прежде.
– Ты-то можешь, – ощеривается Антон и окидывает меня пренебрежительным взглядом.
Я же настолько теряю дар речи от его тонкого, но не менее обидного оскорбления, что молча смотрю на него и не знаю, что сказать.
– Мы с Фаиной едем отдыхать. Вся эта история основательно подорвала ее здоровье, да и знакомые отвернулись от нее, так что у меня сейчас есть дела поважнее, чем вести пустые разговоры. А Света уже не маленькая и как-нибудь переживает наш с тобой развод. В конце концов, миллионы семей разводятся, и растут дети как-то, не загибаются.
Антон злится и отталкивает меня, дергая на себя дверь.
Я стискиваю кулаки и смотрю ему с ненавистью вслед. Не думала, что он может опуститься ниже, но он сумел сейчас пробить самое дно.
– А где папа? Папа! Папа! – кричит Света, выбежав из кухни, а после на улицу.
Антон в это время идет к своей машине, садится в нее и дает задний ход.
Я выбегаю следом за дочкой, которая несется в одних носках по дороге, а сама в этот момент больше всего ненавижу Антона, который разворачивается, дает по газам и уезжает. Даже не смотрит на нашу ревущую дочь. Даже не понимает, что своим эгоизмом губит детскую душу.
– Светуль, папе срочно в аэропорт, у него командировка, – говорю я дочери, пытаясь успокоить ее и унять истерику. – А давай мы пока подарочки откроем, м? Папа сказал, что не против.
Она всхлипывает и бьет меня кулачками по груди, а я прикрываю глаза и сама едва не плачу.
Не могу же сказать дочери, что ее отец променял ее, родную дочь, на чужую.
Глава 11
– Кеша не ругается, что ты почти дома не появляешься?
Я наблюдаю за тем, как Маша режет огурцы на салат, а сама не могу пошевелить и пальцем, не то что помочь ей. Помощь Маши в последние дни неоценима, и мы бы со Светой питались вредной пищей из доставки, если бы не невестка.
– А чего ему ругаться? По вечерам я дома, не гуляю где попало, не в клубах же зависаю, а тебе компанию составляю.
Маша буквально порхает по кухне, ставит разделочную доску в раковину и сразу же моет грязную посуду, скопившуюся после готовки.
– Он поди голодает уже несколько дней. Да и ты всё время на меня тратишь.
– Кеша не ребенок, сам себе приготовить может, не сравнивай с…
Маша осекается и оборачивается, глядя на меня с опаской и виной во взгляде.
– Прости, Дин, я не хотела на больное давить. Всё никак не могу привыкнуть, что вы не вместе, вот и вырвалось. Ты же знаешь, что я не со зла.
Я машу рукой, что всё в порядке, но мы уже немало копий в прошлом сломали на тему быта. Раньше я всегда была сторонницей того, что готовкой и уборкой в доме должна заниматься женщина, как хранительница очага, а мужик на то и создан, чтобы быть добытчиком и зарабатывать деньги.
Вот только за плечами Маши – крепкая семья и любящий муж, а у меня… А что у меня?
Рваные ошметки вместо сердца.
Зияющая рана в груди.
И разрушенные мечты.
– Хранительница ничега, – хмыкаю я и обвожу кухню взглядом.
Годы я провела тут, стараясь порадовать детей и мужа лакомствами, чтобы дождаться от них похвалы моим кулинарным способностям, а всё, что получила в ответ – неблагодарность и предательство.
– Что говоришь? – спрашивает Маша, закончив с мытьем посуды, и ставит чайник.
Всё это время на плите в сковородке жарятся кабачки, а в кастрюле закипает мясо для рисового супа, но впервые эти запахи не приносят мне удовольствия. Сейчас они напоминают мне о том, сколько часов я урвала у своего хобби, ущемляя себя в творческих порывах, и отдавала всё это кухне.
В последние дни к готовке у меня отвращение, из-за которого я даже кашу сварить не в состоянии, не то что что-нибудь посложнее.
– Завтра они прилетают домой, – говорю я вслух, а сама снова тянусь за телефоном и открываю соцсети.
Все эти дни Адель постит фотографии с моря, и вид у нее донельзя счастливый.
Я снова листаю сториз и замираю, увидев их совместную фотку.
Фаина, Антон с Антониной на руках, около него Семен, а вот Адель обнимает за талию Фаину, положив ей голову на плечо. Если до этого я утешала себя тем, что дочка просто полетела с отцом, чтобы отдохнуть от тяжелой учебной практики, то этот снимок, который она гордо выставляет на обозрение, подписав “мы с родными на отдыхе”, выбивает у меня почву из-под ног.
Моя рука дрогнула, а затем телефон упал на пол с громким стуком. Я вздрагиваю, но не встаю со стула и не наклоняюсь, чтобы его подобрать. Смотрю в одну точку и реву, больше не сдерживая слез.
Вот оно, истинное предательство, от которого может оправиться не каждая женщина.
– Дина? Дин? Что случилось? Тебе плохо? Скорую вызвать?
– Нет, мне просто больно, – шепчу я сквозь рыдания и всхлипы, а затем вбираю в себя с сипением воздух. Едва не задыхаюсь, пока Маша не подносит мне стакан воды к губам.
Я делаю несколько больших жадных глотков и начинаю дышать ровнее, но легче мне от этого не становится. Пока я отрывисто дышу, Маша поднимает мой телефон, кладет на стол экраном вверх и вдруг замечает то самое фото в ленте, которое Адель выставила на постоянной основе.
– Что это? – бормочет Маша, не веря собственным глазам, а затем выдыхает, после чего кидает на меня осторожный взгляд. – Ты не принимай это так близко к сердцу, Дин. Она еще маленькая и не понимает, что творит. Она тебя любит, ты ведь ее мама.
– Мама, – усмехаюсь я с горечью, чувствуя, как от слез раскалывается голова. – Может, и любит, Маш, но другая семья для нее ценнее, раз она вытирает об меня вот так ноги.
– Она не… – пытается успокоить меня невестка, но я качаю головой, пресекая ее жалкие потуги, в которые даже она сама не верит.
– Давай называть вещи своими именами, Маш. Я тебе не говорила, но я подозревала нечто подобное еще до того, как они все вместе уехали на отдых. Папа, мама, я – дружная семья, – фыркаю я, а сама прикрываю ладонью глаза, опираясь локтем о стол.
– Давай я заварю зеленый чай. Тебе нельзя так нервничать, и так со здоровьем в последнее время не всё ладно.
Маша споро находит второй заварочный чайник, заварку и вскоре кладет передо мной чашку с горячим успокаивающим чаем.
– Помнишь, тот самый день? – говорю я после того, как сделала три глотка. – Адель спросила у меня после, не буду ли я против, если она будет жить с отцом. Он пообещал ей купить студию звукозаписи. Я тогда обиделась, конечно, на дочь, но ничего не сказала ей, когда она с отцом уехала. Думала, она просто в шоке и вскоре передумает, поймет, что это того не стоит, но на следующий день ее чемодан пропал. Мне Тим сказал, что она заезжала рано утром и забрала его, даже не предупредила, словно понимала, что я буду сердиться. А теперь вон что. И что мне делать прикажешь, Маш, когда даже родная дочь принимает сторону Антона? Неужели я ее так плохо воспитала, что для нее подобное – нормально?