Непреднамеренное отцовство - Маша Малиновская
Я стучусь и открываю дверь в кабинет Нажинского. Пять лет назад, когда я имела честь замещать его секретаршу пару недель, здесь всё выглядело иначе. Но общий дух никуда не делся. Дух идеальности, непоколебимости и денег, которые Нажинский умеет зарабатывать как никто другой.
Сам он сидит за столом, положив локти, и смотрит внимательно на меня, когда вхожу. На идеально чистом глянцевом столе ничего кроме ноутбука. Никаких бумаг, заметок, блокнотов. Даже ручки нет.
— Добрый день, — говорю, цепляясь за свою резко тающую решимость.
— Добрый, София. Чем обязан? — он кивает на кресло напротив.
Я сажусь, ставлю сумочку на стол. Обещала себе быть решительной.
— А сам как думаешь? — чёрта с два я буду ему выкать. — Пять дней назад ты привёз нас к себе домой, словно питомцев, бросил и забыл. Вот я и пришла поговорить, обсудить важные вопросы. Возможно, прозвучит необычно и удивительно, но дети — не сувениры.
— Мы могли бы поговорить и дома. Так было бы удобнее и целесообразнее. Тебе повезло, что я сейчас свободен. Мог бы быть занят.
— Знаешь, я как-то не подумала, что нужно записаться. Заранее забить время, например, в кухне перед ужином, чтобы обсудить то, зачем ты нас приволок сюда? Или, может, мне нужно было караулить тебя перед спальней?
— Почему же перед? — он откидывается в кресле и складывает руки на груди, зеркаля меня. — Можно и «в». Как в первую ночь.
Тоже на сарказм решил перейти. А я думала, у него эта функция отключилась вместе с другими человеческими.
— Давай по делу. Зачем мы тебе? Какова цель нашего с Ромой пребывания в твоей квартире? Что дальше?
— Живите. Я вас не ограничиваю. Но я хочу, чтобы мой сын рос рядом, хочу дать ему жизнь, соответствующую моим возможностям.
— Его и прежняя устраивала.
— Это не тебе решать. У ребёнка двое родителей.
— Правда? Может, поэтому он, живя почти неделю в доме своего отца, так его ни разу и не увидел?
— Я был занят.
Вот как.
— Понимаешь, это ребёнок. Ты пришёл в нашу жизнь, открыв дверь с ноги, заявил ему, что ты его папа и увёз к себе. А потом исчез, оставив четырёхлетнего мальчика, грезившего о папе, в режиме ожидания. Так нельзя. Ему это причиняет боль.
Не знаю, слышит ли он меня, потому что на идеальном лице не проскакивает и тени какой-то эмоции.
— Хорошо, — смотрит сначала в ноутбук, а потом снова на меня. — Можем запланировать поход в кафе на субботу на десять. В двенадцать у меня совещание.
Я качаю головой, потому что в ней всё это ничерта не укладывается. Как можно быть таким непробиваемым?
— Какие-то ещё вопросы? — поднимает брови.
— Да, — отвечаю, собираясь с духом. — Твоя помощница принесла документы на детский сад, но там указана крупная сумма первого взноса. У меня таких денег нет. А чтобы найти работу, мне нужно куда-то его пристроить.
— Зачем тебе работа?
— Странный вопрос. Чтобы жить на что-то? — поднимаю бровь, надеясь, что сарказм будет понятен.
— Я могу обеспечить вас.
— Спасибо, Ярослав, но я не твоя содержанка и предпочитаю рассчитывать на свои силы. Как, к примеру, эти пять дней.
Он сводит брови и что-то смотрит на экране ноутбука.
— Минуту, — кивает, а потом вызывает по связи секретаршу. — Алиса, Кристину ко мне. Сейчас.
Помощница материализуется в кабинете Нажинского уже через две минуты.
— Здравствуйте, Ярослав Юрьевич, — заходит, широко улыбаясь, но улыбка её тухнет при виде меня. — Вызывали?
— Кристина, ты передала Софии пакет документов?
— Да, — кивает она. — На детский сад.
— А на счёт?
Девушка каменеет на месте, бледнея.
— Я… — она несколько раз быстро моргает.
— Ты уволена.
В шок приходит не только сама Кристина, но и я. Так понимаю, что она не передала мне то, что велел Нажинский. Умышленно ли, учитывая замечание Людмилы Васильевны, или просто забыла — не знаю. Но то, с какой скоростью он отрезал от себя человека, меня поражает.
Кристина, всё ещё бледная как стена, кивает и молча выходит.
— Ты вот так просто взял и уволил человека? — не выдерживаю я.
— Она не выполнила то, что должна была. И я больше не смогу на неё рассчитывать.
— Ясно… — я даже не нахожусь, что ответить.
— Карта и документы на счёт будут переданы сегодня. Платёж в сад я подтвердил, страховку в клинике тоже. Если считаешь нужным работать — пожалуйста. Ты хороший специалист — я наводил справки.
— Благодарю. Ещё есть вопрос по обустройству детской и моей комнаты.
— На твоё усмотрение.
Ну вот, собственно, всё и обсудили. Но ощущение было такое, что я пообщалась сейчас с сотрудником какого-то банка, а не с человеком, с которым мы живём в одном доме.
Странно всё это. Очень.
— Я соскучился, — дверь сзади распахивается, и в кабинет вбегает Ромка, а секретарша разводит руками, виновато глядя на шефа. В какой-то момент мне даже кажется, что он сейчас и её уволит за эту оплошность.
Ромка подбегает ко мне и обнимает. А потом осторожно и вместе с тем затаённым восторгом переводит взгляд на Нажинского.
— Привет, папа, — говорит с лёгким придыханием.
— Здравствуй, — отвечает тот, глядя на Ромку. Прямо в глаза. Впервые.
— Ты работаешь? — сынок отходит от меня, медленно обходит стол и останавливается возле Нажинского.
— Да, — ровно отвечает тот.
— А можно посмотреть?
— Ты всё-равно ничего не поймёшь сейчас.
— Ладно…
Рома мягко отступает назад, пятится ко мне. А мне хочется взять что-то потяжелее и стукнуть его папашу по голове. Ну и дубина бесчувственная.
— Ромашка, нам пора, — встаю и беру его за руку. — Всего доброго.
Это уже я говорю его отцу, который в момент забывает о нас, веля своей секретарше пригласить к нему начальника отдела кадров. Наверное, озадачит поиском новой помощницы. Только вот я бы никому не советовала идти к нему работать.
А ещё в приёмной мы натыкаемся на какого-то смутно знакомого мужчину, который с нами вежливо здоровается. Взгляд у него внимательный и заинтересованный. И куда более приятный, чем у Нажинского.
13
— Ох, и так прождали столько, а теперь заново всё! — возмущаюсь, когда в приложении всплывает уведомление, что машина такси подала сигнал о неисправности и сошла с заказа.
Приходится вызывать другую машину. И снова ждать. Пишет, что десять минут, но кто его знает. Да и погода не очень торчать на улице. А Ромка вон уже совсем сонный. Сейчас вырубится в машине, и дома тогда
