Непреднамеренное отцовство - Маша Малиновская
— Ой, — останавливается и сводит брови. — А я вас сначала и не заметила.
— Вы думали, четырёхлетний ребёнок будет находиться дома один? — поднимаю брови.
— Нет, конечно, — улыбается она, но мне от её улыбки так и веет фальшью. — А вы, наверное, наня Романа?
Она даже имя его знает. Интересно.
— Нет, я его мама.
Девица явно приходит в замешательство. Она несколько раз быстро моргает, а её взгляд кажется каким-то отсутствующим.
— Мама? — переспрашивает, будто я сказала на каком-то незнакомом языке, хотя это слово почти на всех языках понятно.
— Вас удивляет, что у ребёнка есть мать?
Возможно, я немного резко веду себя, но меня крайне раздражает, когда к моему ребёнку лезут общаться вот так вот нахрапом. Особенно учитывая ситуацию. Если это девушка или даже невеста Нажинского, то очень и очень странно, что он нас поселил в своей квартире, а она сюда вот так свободно приходит. И, похоже, сказал он ей лишь о Роме, а обо мне как-то и не упомянул.
На лице этой Кристины тем временем после шока появляется целый спектр эмоций. От недоверия до вспышки злости. Пухлые губы поджимаются, а взгляд леденеет.
— Понятно, — говорит она, поджав губы. — В общем, костюмы Ярослава Юрьевича я из химчистки забрала, — вытягивается она, приобретая важный и строгий вид. — Его запись к стоматологу на вторник подтверждена, документы на детский сад для его сына заполнены и подтверждены администрацией учреждения. Билеты на рейс на тридцать первое декабря я сняла с брони, как он и говорил.
— Всё это лучше расскажите Ярославу Юрьевичу, вы ведь его секретарь, как я понимаю?
— Помощница, — с важным видом поправляет меня Кристина. — Мне пора. До свидания.
Она возвращается к двери, как-то нервно набрасывает свою шубку и, подхватив пакет с продуктами, уходит, стуча каблуками.
— То есть лазанью мы готовить уже не будем? — подаёт голосок Ромка, наблюдавший за сценой. — Грибную эту. И салат.
— Видимо, нет, сынок, — пожимаю плечами я.
— Ну и ладно. Я всё равно не ем грибы. Мне лучше печенье.
— И то верно, малыш.
После завтрака мы с Ромкой идём раскладывать вещи. Погода за окном портится, вместо мягко падающего снега по стёклам начинает стучать ледяной дождь. Воет ветер, швыряя в окна то ли капли дождя, то ледяные крупинки. Поэтому прогулку на детскую площадку мы с Ромкой решаем отложить.
Выбираем мне другую комнату, чуть дальше по коридору, и там уже складываем мою одежду и личные вещи в шкаф. Точнее, складываю я, а Ромка носится от своей комнаты до моей с динозаврами.
Спальня у меня практически не отличается от той, в которой я спала эту ночь. Может, ванная чуть проще. Кровать, письменный стол, туалетный столик с зеркалом, шкаф, телевизор на стене и светодиодный светильник, выполняющий также роль декора.
Если мы будем всё же и дальше жить тут, то я, конечно, добавлю жизни в свою комнату и красок в Ромкину. Книжные полки, яркую картину, более облегчённые шторы, комнатные цветы. Я люблю яркие контрастные цвета и мягкие объёмные формы в интерьере. И если Нажинский хочет, чтобы мы с Ромкой тут жили, то ему придётся пойти на уступки.
Только бы ещё как-то поймать его и обсудить эти самые уступки. А то я смотрю, он настолько занят, что ему помощница даже вещи из химчистки возит.
Ближе у одиннадцати приходит Людмила Васильевна. Ромка встречает её радостно, будто они уже давно знакомы. Но она и правда милая и кажется искренней. Мне она тоже нравится, и я рада видеть её.
— Ну как вы тут? — улыбается она, выставляя продукты из пакета на стол. — Как первая ночь?
— Хорошо, — показывает Ромка палец вверх.
— Нормально, — говорю вслух, а сама вспоминаю встречу у кровати с полуобнажённым Нажинским.
— Тут какая-то тётя приходила, сказала, будем готовить лазанью с грибами, а потом ушла, — докладывает Рома.
— Назвалась помощницей Ярослава Юрьевича Кристиной, — поясняю я.
— А, Кристина, — качает головой Людмила Васильевна. — Она уже не знает, с какой стороны к Ярославу Юрьевичу подкатить. Со всех сил старается второй год, а он как стена непробиваемая. Но оно и к лучшему, хитрая и гонорливая эта Кристина. Ему другая нужна: добрая, милая искренняя.
Вот оно что. Теперь понятно, почему она так в лице изменилась. Наличие ребёнка её вдохновило на новый вариант окучивания босса, а вот наличие матери этого ребёнка расстроило. Бедная Кристина. Вот если бы она высказала свои опасения, я бы объяснила ей, что помехой совершенно не являюсь, и она может продолжать реализовывать свой план. Только без участия Ромы.
— А зачем папе другая? — спрашивает Ромка после минуты вдумчивых размышлений. — Есть же мама.
А я в этот момент давлюсь глотком воды под внимательным взглядом Людмилы Васильевны.
Эх малыш, не всё в жизни так просто.
12
— Да, именно так и скажите, — говорю оторопевшей серкетарше Нажинского, которая будто зависла и смотрит на меня круглыми глазами.
Ромка крепко держит меня за руку, с удивлением озираясь вокруг. Кажется, даже он понимает, что здесь всё слишком вылизано и стерильно. Как будто не живые люди тут работают, а роботы, не оставляющие за собой абсолютно никаких следов и даже не дышащие.
Девушка всё же берёт трубку и набирает босса, но смотрит по-прежнему с недоверием, будто я не совсем в себе.
— Ярослав Юрьевич, прошу прощения, но тут какая-то девушка… хм… и она утверждает, что она мать вашего ребёнка. Требует, чтобы вы её приняли… Да, мальчик тут. Года четыре…
— Почти пять, — тихо шепчет из-за моих ног Ромка.
— Проходите, Ярослав Юрьевич ждёт вас, — она кладёт трубку, натягивает растерянную улыбку и кивает мне на дверь в кабинет Нажинского.
— Солнышко, побудь немного с тётей, ладно? — приседаю перед сыном и смотрю ему в глаза.
— Я хотел увидеть папу, — жалобно смотрит на меня в ответ.
— Увидишь. Обещаю. Но сначала мне с ним нужно поговорить. Взрослый разговор. Помнишь, я тебе говорила, что иногда взрослым нужно такие разговаривать?
Вижу, что Ромка колеблется. Он послушный, но сейчас не особенно хочет соглашаться. И тогда я применяю приём, который использую редко, потому что потом долго считаю себя ужасной матерью.
— Можешь пока поиграть в свою крысу, — протягиваю свой смартфон.
Между желанием увидеть папу и крысой Ромка выбирает крысу, что заставляет меня втайне про себя позлорадствовать.
— Будьте добры, присмотрите за ним, — прошу секретаршу, которая выглядит теперь обескуражено и даже испугано. — Я ненадолго.
— Угу, — кивает она и переводит затравленный
