Вернувший к свету - Наталия Романова
Устроить салфетки с торцов овального стола, значило обозначить чопорную дистанцию, неуместную, как мне казалось, в нашей ситуации. Я позвала мужчину в гости – глупо устраиваться вдали друг от друга, чтобы степенно вкушать блюда. К тому же посуда, которая нашлась в квартире, не тянула на сервировку английской аристократии. Неполный столовый сервиз вполне приличного производителя, но, естественно, не фарфор. Как и фужеры, что я откопала в самом углу кухонного пенала, были вовсе не хрустальные. Да и я сама, от макушки до пят и происхождения, не могла похвастаться голубой кровью.
В итоге поставила два стула вдоль стола, устроила рядом салфетки. Сервировала, как и из чего смогла. С грустью вспомнила сервизы, белоснежные скатерти, столовые полотенца и салфетки, которые я покупала со времён начала самостоятельной жизни – домашняя утварь и детали интерьера всегда казались мне важными атрибутами, – всё осталось у бывшего мужа. Он не позволил забрать ничего, оставил себе даже моё бельё, которое было в корзине для грязного, и описанные штанишки сына.
Для чего?.. Разбираться у меня не было ни сил, ни желания. Тогда, больше года назад, я не стала об этом думать, сейчас тем более не собиралась. Мне было неуютно от того, что я не могла накрыть стол так, как хотела бы, как накрыла бы всего несколько лет назад, зато я стала самостоятельной. Не зависела ни от мужчин, ни от псевдо-убеждений, которые надевали невидимые кандалы на души и тела женщин.
– Здесь мило, – сделал Лёша комплемент моему пристанищу.
– Это съёмная квартира, – для чего-то напомнила я.
– Помню, – он улыбнулся. – Теперь ты не планируешь уезжать?
Он напомнил о моих рассуждениях на совместном ужине в ресторане, тогда я вслух размышляла о том, чтобы отправиться к родителям и остаться там навсегда.
– Нет, – помимо воли засияла я. – Конечно, нет.
Я нашла работу в своем же доме – это больше, чем я смела мечтать, пока её искала. После завтрашнего посещения отдела кадров, я собиралась позвонить арендодателю, сказать, что продолжу снимать квартиру, оплатить вперёд несколько месяцев проживания. Для этого придётся залезть в запасы, которые отложены на чёрный день, но нам с Кирюшкой была необходима стабильность. Относительно постоянное жильё в первую очередь.
– Хорошо, – ответил Лёша. Посмотрел на меня внимательно, и, не успела я смутиться от пристального взгляда, продолжил: – Тебе идёт улыбка.
От накатившего, совершенно неуместного девичьего смущения, я спрятала лицо в бутоны роз, которые так и держала в руках. Спохватилась – надо поставить цветы в воду, благо подходящая ваза стояла на подоконнике, едва скрытая полупрозрачным тюлем.
Схватила несчастную вазу и рванула с ней на кухню. У раковины, где я набирала воду, отложив в сторону букет, меня догнал Лёша. Встал сзади, на расстоянии дыхания, упёрся двумя руками в края столешницы, так, что я оказалась в его плену, проговорил:
– Постарайся не нервничать. Всё хорошо.
В ответ я молчаливо кивнула.
«Всё хорошо. Всё хорошо. Всё хорошо», – повторила я про себя как мантру.
– Тебе помочь? – спросил Лёша.
Я резко развернулась и почти уткнулась в грудь Лёши носом. Он отошёл на шаг, убрав руки от столешницы. Забрал у меня протянутую вазу, потом захватил букет и отправился в комнату, предварительно одарив улыбкой, от которой ямочка на щеке стала заметнее.
На стол мы накрывали вместе. Получилось… мило, по-домашнему, хотя разум царапало то, что всё выглядит не так, как могло быть… Не так, как учили меня в родной семье, как следовало бы принимать гостя, если позвала в свой дом.
– Вкусно, – похвалил Лёша мои старания, прожевав кусочек говядины, которая действительно получилась недурно – рассыпчатой, с достаточным количеством соли и приправ.
– Спасибо, – поблагодарила я за комплимент, вдруг вспомнив, насколько приятно, когда твои усилия хвалит мужчина. Твой мужчина. Неуместные мысли, абсолютно ненужные… Лишние.
– Люба, ты почему хлеб не ешь? – вдруг спросил Лёша, показав глазами на корзинку с белым и чёрным хлебом. – Не говори, что на диете.
– Нет, – на мгновение я растерялась и пожала плечами: – Привыкла без хлеба. Это плохо?
В семнадцать-девятнадцать лет, только начиная самостоятельный путь, я решила, что было бы неплохо похудеть. Иллюзий, что я вдруг стану подтянутой высокой красавицей у меня не было, но детскую пухлость, свойственную многим юным девушкам, убрать мечтала. Я села на диету и отправилась в спортзал. Постепенно забросила и то, и другое, а привычка отказываться от хлеба осталась.
– Почему же плохо? Если привыкла не есть – не ешь. Просто прямо сейчас тебе противопоказаны диеты для похудания.
– Хорошо, – кивнула я и добродушно заметила, оглядев себя сверху вниз: – Мне казалось, я не похожа на умирающего лебедя.
Платье меня немного полнило, складки на груди придавали объёма и без того не крохотному размеру. Конечно, я сильно похудела, спали бока, живот, немного сдулись груди, став на полразмера меньше, но тщедушной я точно не стала. Если не учитывать показания крови, конечно, в первую очередь злосчастного гемоглобина, который болтался на уровне значительно ниже нормы. Однако, как выяснилось, низкий гемоглобин сказывается на цвете кожи и общем самочувствии, но не на объёмах моего тела.
– Слава богу, не похожа, – согласился Лёша. – Но мне кажется, тебе не помешало бы немного набрать вес.
Я мысленно поморщилась. Как же всё до боли, до зубного скрежета знакомо: надо похудеть; необходимо набрать вес; ты просто ленишься ходить в зал, поэтому вместе с грудью у тебя растёт пузо.
– Тебе нравятся пышечки? – Я отыскала в себе силы для натянутой улыбки.
– Мне нравится, когда человек здоров и находится в ладах со своей конституцией. Понимаешь, о чём я?
– Примерно…
– Грубо говоря, у тебя нормостеническое телосложение, ты – мезоформ. Даже если ты перестанешь есть вообще, твой тип не станет долихоморфным, – он посмотрел на меня и добавил: – Астеническим.
– Худая корова ещё не газель? – усмехнулась я.
– Можно и так сказать. Это не значит, что нужно махнуть на себя рукой. Сказать, что такой я уродился, довести себя до анорексии или, наоборот, ожирения, но ждать от своего тела того, чего оно не может – не стоит.
– А ты какой уродился?
– Мне от папы достался брахиморфный тип телосложения. – Лёша показал на своё широкое запястье. – Я контролирую своё питание, регулярно занимаюсь спортом и заставляю себя двигаться, чтобы не покрыться неприкосновенным слоем жирка и видеть собственный член, – усмехнулся он. – Но тебе сейчас стоило бы подумать о здоровье, а не эстетике.
– Я думаю, – кивнула я на зёрна граната в пиале и гематоген на углу стола – неизменный презент от Лёши.
Именно с гематогенки в розовой упаковке началось наше неформальное общение с Алексеем Викторовичем. Однажды, после обычного обхода, когда он заглянул ко мне с дежурным вопросом о самочувствии, я нашла на подушке упаковку лакомства. Не шоколад, вино или торт, не цветы, а гематоген с солнышком на обёртке. Это солнышко заставило меня улыбнуться, кажется, первый раз с момента, как я пришла в себя.
Потом он приходил ещё раз и ещё, и каждый раз приносил простую гематогенку. Я принимала с благодарностью, вежливо говоря: «Спасибо», внутри же ликовала, как впервые влюблённая старшеклассница, получившая валентинку на четырнадцатое февраля.
Мы разговаривали обо всём, а по сути, ни о чём, становясь если не друзьями, то близкими людьми. Симбиоз дружбы, увлечения, флирта на грани приличий, взращённый в отдельно взятом госпитале, в палате для одного пациента, на седьмом этаже.
В этот раз, за ужином в моей квартире, мы снова беседовали ни о чём, флиртовали на грани и уже за гранью, словно прощупывали воду, отвечали себе и собеседнику на главный вопрос вечера: нет или да.
Помимо моих убеждений, которые едва ли не истерично визжали: «Нет! Нет! Нет!», ведь стоит пустить в свою постель мужчину, как он окажется в сердце, мыслях и жизни, принеся с собой очередное разрушение, существовал ещё один вопрос, ответ на который я хотела бы знать наверняка. А именно: женат ли Алексей?
Он проводил со мной время, пригласил в ресторан, приехал сам, но показатель ли это свободы от уз брака… Жизненный опыт говорил мне, вернее – орал во всю глотку, что для многих мужчин
