Плохая мать (СИ) - Жнец Анна
— Это, я так понимаю, твой муж? — Максим осторожно отдирает мои пальцы от своего запястья.
Я обречённо киваю.
Кухню заполняет пронзительный свист, заглушая грохот кулаков по металлической обшивке. Чайник надрывается. Мне мерещится запах пота, а может, обоняние не обманывает: кофта в области подмышек становится влажной.
Взгляд Максима устремлён в конец коридора, к входной двери. Сквозь арочный проём она просматривается отлично. Кажется, сейчас я увижу вибрацию от ударов на внутренней деревянной поверхности. Хромированная ручка дёргается. Кружок глазка зловеще поблескивает в скудном свете, проникающем из соседней комнаты.
— Я разберусь, — Максим выключает газ.
Я боюсь, что, стоит приоткрыть дверь, Олег ворвётся в квартиру и за волосы потащит меня домой. Что Максим не из тех, кто способен меня защитить. Он выглядит крепким, но за плечами Олега годы упорных физических тренировок. Это не тот человек, с которым справится обычный мальчишка с улицы.
— Нет, не надо, — я пытаюсь удержать Максима на кухне.
Не надо ни с кем разбираться, пожалуйста! Давай просто переждём бурю. Рано или поздно Олегу надоесть молотить в дверь: не настолько это увлекательное занятие.
Но Максим не слушает. Мне остаётся наблюдать за ним, идущим по коридору.
Только бы он не вздумал отпирать замки!
Как я и предсказывала, Олег быстро устаёт счёсывать кулаки о дверь и теперь давит на кнопку звонка с упорством безумца.
Дин-дон, дин-дон. Моя голова сейчас взорвётся. Дин-дон. Закрываю уши и представляю, как проваливаюсь сквозь пол, сквозь все девять этажей.
Когда этот кошмар прекратится?
Максим ждёт, когда мой муж закончит выжимать из звонка последние децибелы, и спокойно говорит:
— Мужик, вали. Я вызову ментов.
И больше не произносит ни слова, но сказанного достаточно: Олег трус. Несмотря на бугрящиеся под футболкой мышцы и раздутое самомнение, внутри него живёт избитый презираемый школьник — изгой, над которым издевались всем классом.
На лестничной клетке воцаряется тишина. Потом Олег что-то говорит, Максим не слушает: ему не интересно.
— Меня мучают смутные сомнения. Надеюсь, ты не собираешься к нему возвращаться? — шёпотом спрашивает он, и я отрицательно мотаю головой — мотаю так сильно, что шейные мышцы отзываются болью.
И тогда Максим включает музыку — берёт с тумбочки пульт и наводит на телевизор.
Это Оззи. Его голос одновременно похож на козлиное блеяние и скрежет ножа по стеклу. Меня музыка раздражает, Олега же, уверена, приводит в настоящее бешенство. Теперь он может хоть заораться: за визгом гитар никто не услышит ни криков, ни стука, ни навязчивого дверного звона. Меня словно отсекает от мужа непроницаемой стеной из вязких басов, барабанных ритмов и жутковатого вокала.
— Чай, кофе, потанцуем? — двигает бровями Максим.
* * *
Максим притаскивает из другой комнаты плед и накидывает мне на плечи. Оззи наконец затыкается, Олег давно ушёл, и я почти не дрожу. Грею руки о чашку чая.
Странно. Долгое время я считала, что не создана для материнства, что готова отказаться от ребёнка — когда он был младенцем, мне даже запах его не нравился — но сейчас думаю лишь о том, как хочу прижать Ваню к груди, утешить, заслонить от всех бед.
Возможно, в эту самую секунду Олег настраивает сына против меня. Плетёт гадости, говорит, что я его бросила.
Не думай об этом. Не думай!
— Можешь остаться на ночь, — предлагает Максим.
Как я благодарна, что он не задаёт вопросов, хотя по глазам видно — сдерживается с трудом. Погруженная в мысли, я почти не обращаю на него внимания, и, вероятно, со стороны это выглядит крайне не вежливо. В конце концов, никто не обязан мне помогать.
— Или, если хочешь, отвезу тебя куда-нибудь?
Куда я поеду без куртки, без денег, без документов? Без телефона я даже не могу позвонить на работу и взять отгул — не помню ни одного контакта.
Просить убежища у матери не вариант. Туда Олег нагрянет в первую очередь, и маман попытается нас помирить.
«Как я могла не открыть ему дверь, Наташа? Он бы стал шуметь. Что подумали бы соседи? И вообще смотри, как он страдает! Приехал за тобой. Значит, ты ему небезразлична».
Можно снять квартиру или комнату — на что хватит финансов. Но сначала надо попасть домой — собрать вещи. В отсутствии Олега это сделать не получится: ключи остались в рюкзаке, который Ваня куда-то спрятал.
О Господи, впервые за двадцать девять лет я оказалась наедине с проблемами: всегда был кто-то, ведущий меня за ручку сквозь дремучий, пугающий лес жизненных обстоятельств. Сначала мама, потом роль лидера взял на себя Олег. Стоит признать, прикидываться беспомощной дурочкой было удобно, но чем это закончилось?
Пришло время взрослеть, Наташа. Пришло время взрослеть. Барахтайся или утонешь.
Кружка под ладонями почти холодная. Максим терпеливо наблюдает за мной, подперев подбородок рукой, и становится стыдно за двадцать минут задумчивого молчания. Свалилась как снег на голову, на хвосте притащила воз и маленькую тележку проблем и даже не поблагодарила за помощь.
Наверное, надо начать разговор, тем более есть вопрос, который действительно интересен.
— Так откуда ты меня знаешь?
Глава 15
Вместо того, чтобы ответить на вопрос, Максим выуживает из кармана телефон, пролистывает несколько страниц и поворачивает экран ко мне. На фотографии он в красной парке на фоне заснеженных гор обнимает за плечи мою старую школьную подругу.
Таньку я не видела с выпускного. До девятого класса мы сидели за одной партой и были неразлучны: вместе готовились к экзаменам, вместе страдали на занятиях в музыкальной школе, обе неспособные отличить симфонию от сонаты, как и дать тем определение. Получив неполное среднее образование, подруга исполнила заветную мечту — поступила в Гомельский железнодорожный колледж, продолжила, так сказать, династию: и мама, и бабушка Таньки работали дежурными по станции. Я осталась в родном городе и после одиннадцатого класса подала документы в местный университет.
Не всякая любовь выдерживает испытание километрами, что говорить про дружбу?
Чем дольше я смотрю на фотографию, тем отчётливее замечаю сходство между бывшей подругой и мужчиной, сидящим напротив. Если закрыть пальцем верхнюю часть бумажного лица, можно решить, будто на снимке один и тот же человек в разных куртках. Тонкие губы и горизонтальный подбородок, которые всегда так неуместно смотрелись на Танькином лице, в мужскую внешность вписались органично. В отличие от сестры, Макс симпатичный.
— Не может быть…
Некоторые моменты врезаются в память. Как, например, Танин день рождения, когда её родители впервые дают мне попробовать вино — на самом донышке, и тем не менее я, правильная девочка, считаю такое родительское попустительство диким — хочу отказаться, боюсь перестать себя контролировать. Кто знает, как повлияют на меня эти несколько капель? А влияют они так, что до конца праздничного вечера приходится отчаянно бороться с сонливостью. Танин брат приглашает меня на танец. Он на два года младше, вихрастый, с тонким широким ртом, похожий на лягушонка. Никто из гостей не воспринимает его всерьёз, но больше танцевать не с кем — разве что своей девичьей компанией.
— Так значит, это ты, — я улыбаюсь.
Максим трёт лицо и улыбается в ответ. Как сильно он изменился — вырос, раздался в плечах. Ничего не осталось от прежнего щуплого, тонкорукого лягушонка. Не то, что бы я хорошо его помнила.
— А я был в тебя влюблён, — неожиданно выдаёт Максим. Тон лёгкий, непринуждённый — так говорят о вещах давно прошедших, утративших остроту.
Удивление сменяется досадой. Я словно ловлю в одежде клеща: неприятно и пугающе обнаружить в себе это жалкое желание нравиться, быть любимой — кем угодно, прямо сейчас. Ведь я прекрасно осознаю, чем это желание вызвано: чужая любовь дарит иллюзию защищённости. Подсознательно я всё ещё стремлюсь отыскать очередную каменную стену и укрыться за ней от невзгод.
