Вера Колочкова - Сладкий хлеб мачехи
Постучав в дверь, она тут же приоткрыла ее, просунула в щель голову. И зачем стучала, интересно? Можно было и без того догадаться, что Глебка ее вежливости не оценит. Он этого стука не слышит просто. Сидит на диване, глаза грустные, из наушников музыка в голову плещется. Вон как ритмично головой покачивает, как китайский болванчик.
Плюхнувшись рядом с ним на диван, она оттянула пипочку его наушника, прокричала весело в ухо:
— Эй, на корабле! Прошу внимания, ваша мама пришла! Без молока, правда, но с хорошим настроением! Здравствуйте!
Мотнув головой, Глебка сдернул наушники, отвернулся обиженно. Протянув руку, она взъеро шила ему волосы, проговорила тихо:
— Да ладно, чего ты… Перестань. Подумаешь, мать немного расквасилась! Привыкай, с женщинами это иногда случается. Ничего, Глебка, переживем! И не такое переживали.
— Ладно, ма, давай и впрямь забьем на это дело…
— Ага. Давай забьем.
— Ну… Я ж говорю, отец побегает немного и успокоится, делов-то. Просто у него природа такая. Сильная и мужская, она ему покоя не дает. Мам, а вот скажи… А у меня она есть? Ну, эта природа отцовская?
— А то! Есть, конечно! Еще спрашиваешь! Да твоя природа сто очков вперед любой природе даст!
— Что, правда?
— Да зуб даю!
— Да? А почему тогда в меня это… ну… никто не влюбляется?
— Да погоди, Глебка, еще ж не вечер! Да и вообще… зачем она тебе, эта треклятая природа? Ты у нас однажды влюбишься в хорошую девушку и проживешь с ней долгую и счастливую жизнь. И нарожаешь нам с отцом кучу внуков…
— Ладно. Нарожаю. Как скажешь. Мам, а почему вы с отцом мне братика или сестренку не сообразили? А что? Было бы прикольно вообще-то…
Так. Хороший удар под дых, ничего не скажешь. Тем более не скажешь, что Глебка тут и не виноват. Чего с него возьмешь? Он дитя и всего лишь горькую истину глаголет устами. А отвечать что-то все равно надо, не молчать же.
— Знаешь, Глебка, ты сейчас очень сложный вопрос мне задал… Очень сложный. Ты пока мал еще, конечно, чтоб о таких вещах с тобой говорить… Одно могу сказать тебе совершенно определенно — ни братика, ни сестренки у тебя уже точно не будет. Никогда.
— Понятно. Это что, отец не захотел, да?
— Нет. Нет! Он… Он не знает… В общем, я была у врачей, и… Это я так устроена. Так бывает, Глебка.
— И что, никаких шансов?
— Да. Никаких. Так что отец тут совершенно ни при чем. Это только моя беда. Природа так распорядилась, понимаешь? А что делать? Да я уж и смирилась… Тем более ты у меня есть! Мне и достаточно!
— Мам, а ты отца очень любишь?
— Очень, Глебка. В том-то и дело, что люблю.
— Ну так и замечательно, мам! У нас в классе один пацан есть, так он знаешь, как говорит? Любовь — это как большой бизнес. И нервов много забирает, и бросить его не можешь. Как завязался, так уже и не выскочишь. В общем, за все надо платить. Так что будем считать твои слезы маленькой такой платой…
— Да дурак твой пацан, Глебка! — сердито перебила его Бася. — Любовь — это не нервы и не бизнес, это, наверное, прежде всего терпение. И умение прощать. И понимать. Бесконечно прощать, бесконечно понимать. А иначе — никак.
— Так а я о чем? И я о том же. Вот ты и терпи. Если есть за что.
— А я и терплю, Глебка. Я все перетерплю. Честное слово. Победа будет за нами. В семье всякое бывает… А перемелется, мука будет, как тетя Дуня говорит. Ой, надо ее навестить, кстати! Я ж как раз сегодня обещала… Хочешь, со мной пойдем?
— Не… У меня ж английский. Да и вообще… В понедельник уже каникулы заканчиваются, мы сегодня с пацанами хотели в парк пойти, отметить. Там девчонки ждать будут.
— Ну, если девчонки… Что ж, святое дело… А относительно отметить — это как? Надеюсь, не как в прошлый раз?
— Да нет… И хватит ту дурацкую историю вспоминать! Договорились же, что это было в порядке эксперимента! Будем считать, что опыт курения и пивной опыт я с честью прошел и выводы сделал. Не мое. Отдельная благодарность тебе, что отцу не рассказала. Но и напоминать каждый раз не надо.
— Ладно. Извини. А все-таки — куда вы пойдете?
— Так, пройдемся немного с девчонками по пленэру, листья попинаем. Да ты не напрягайся, они нормальные, в общем, девчонки…
— Ну-ну. Только зонтик не забудь взять. Сегодня на пленэрах, я слышала, дожди обещали. А я пойду все-таки тетю Дуню навещу…
Опять дождь. Мелкий, противный. Даже и на дождь не похож, на мокрый туман скорее. Идешь будто плывешь в сером влажном облаке. И на душе тоже — серость маетная, тревожная. Хотя, казалось бы, чего ей, душе, так маяться, вроде не впервой обиду в себе носит. Пора привыкнуть к подлым странностям замужней жизни. А что? Глебка, похоже, прав. Если любишь — терпи. Вадима все равно не изменишь. Природа у него такая — сам приключений не ищет, но и мимо явно зазывающей женственности пройти не может. Ловелас поневоле, если можно так выразиться. Хотя ей от этого нисколько не легче, конечно. Потому что терпение — оно ж не резиновое. Если его растягивать до бесконечности, внутри пустота образуется, и собственная любовь сидит в этой пустоте сиротой неприкаянной. Изнашивается любовь, как ткань, обращается в рваное рубище. Тело вроде прикрыто, а красоты — никакой.
Вздохнув, Бася подняла глаза, на серое тяжелое небо. Хоть бы лучик какой выглянул, прогнал дождевую хмарь. Или бы, например, снег пошел. Тоже хорошо. Самое противное это время — межсезонье. Кругом одно межсезонье — и в природе, и в собственной жизни. Надо из него в очередной раз выруливать, а сил нет. Надоело. Устала. Хотя если Глебке обещала, то надо выруливать…
Выудив из кармана плаща телефон, она привычным жестом нажала на нужные кнопки. Так, номер Вадима свободен, это уже хорошо. Грустная, до боли знакомая мелодия долго лилась в ухо, но так и не оборвалась ответом вызываемого абонента. Наверное, все еще со своими проектировщиками заседает. Конечно, не надо бы ему звонками мешать. Она понимает, она абсолютно все понимает. Только не понимает, что ей со своей неприкаянной маетой делать. Куда, в какое такое место ее приспособить. В кафе, что ли, зайти, чашку кофе выпить, пару пирожных сжевать?
В кафе было тепло, уютно. И кофе оказался хороший, двойной эспрессо. Сковырнув ложкой с пирожного цветок взбитых сливок, она отправила его в рот, на секунду прикрыв глаза от сладкого удовольствия. Сейчас, сейчас эта сладость обманет организм, укротит маету неприкаянности. Хоть на минуту, но укротит. А кофе силу придаст. Еще пирожное, еще кофе… Ну вот, уже и лучше. Можно снова достать телефон, кликнуть любимого мужа. О! Сразу ответил, надо же…
— Вадим, я на минуту… Я понимаю, что занят… Да ничего у меня не случилось! Я просто спросить хотела… Ты сегодня когда домой придешь? Почему — ерунда? Да, да, я понимаю, ты работаешь… Извини…
