Джоди Линн Пиколт - Уроки милосердия
Неужели она расстроилась, когда услышала о моем отъезде?
Что-то я не врубаюсь в ситуацию… У нее есть парень. Так уж получилось, что он женат, но главное, что Сейдж сейчас не ищет новых отношений.
— Да, — отвечаю я. — Сейчас позвоню секретарше. Вероятно, есть какой-нибудь рейс в округ Колумбия в районе обеда.
«Попроси меня остаться», — мысленно умоляю я.
Мы встречаемся взглядами.
— Раз тебе пора, наверное, нужно завести машину.
Я вспыхиваю от смущения. Затянувшаяся пауза возникла не из-за невысказанных слов, просто двигатель не завели.
Неожиданно у Сейдж звонит телефон. Она хмурится, ерзает на сиденье, чтобы достать трубку из кармана шорт.
— Да, это Сейдж Зингер. — Ее глаза округляются. — Как он? Что случилось? Я… Да, поняла. Спасибо. — Она заканчивает разговор и смотрит на телефон в руке, как на гранату. — Звонили из больницы. К ним привезли Джозефа.
Мы прятались под навесом сарая, где у Баруха Бейлера хранились дрова, и оттуда нам было все прекрасно видно: закованного в цепи Казимира на сбитом на скорую руку эшафоте и дикую ярость в глазах Дамиана, когда он кричал на юношу, да так, что брызгал слюной ему в лицо. Опьяненный властью, Дамиан обращался к жителям деревушки, собравшимся под ярко-голубым небом. Их капитан караула обнаружил не одного, а двух преступников. Значит, теперь они в безопасности? Могут продолжать жить своей обыденной жизнью?
Неужели только я одна понимала, что это невозможно?
Нет. Алекс это тоже понимал. Именно поэтому он попытался искупить грехи брата.
— Друзья мои! — произнес Дамиан, простирая руки. — Мы сломили чудовище! — Гул толпы поглотил его слова. — Мы сейчас похороним упыря так, как его надлежало предать земле в первый раз: лицом вниз на перекрестке дорог, с дубовым колом в сердце.
Находившийся рядом со мной Алекс занервничал. Я успокоила его мягким прикосновением к руке.
— Успокойся, — прошептала я. — Неужели ты не видишь, что тебя заманивают в западню?
— Мой брат сам не справится. Это не оправдывает того, что он сделал, но я не могу не попытаться…
Дамиан поманил стоявшего за спиной солдата.
— Сперва мы убедимся, что он навсегда останется мертвым. И есть единственный способ это сделать.
Солдат со страшной изогнутой косой шагнул вперед. Лезвие блестело, как драгоценный камень. Он занес косу над головой, и Казимир прищурился от яркого света, пытаясь разглядеть, что же над ним происходит.
— Три, — начал обратный отсчет Дамиан, — два. — Он повернулся, посмотрел прямо на кусты, в которых мы прятались, и я поняла, что он знает о нашем присутствии. — Один.
Лезвие просвистело по воздуху — крик железа! — и голова Казимира одним ударом была отсечена от тела.
Эшафот затопило кровью. Она хлынула через деревянный край и ручейками потекла на землю, под ноги собравшимся.
— Не-е-ет! — закричал Алекс.
Рванулся от меня, побежал к возвышению, и солдаты тут же набросились на него. Он больше не был человеком. Он кусался, рвал когтями, с невиданной силой отшвырнул от себя семерых. Толпа бросилась врассыпную. Когда Дамиан остался один, без своего «почетного» эскорта, Алекс шагнул вперед и зарычал.
Дамиан поднял меч. А потом отбросил его и побежал.
Алекс догнал Дамиана на полдороги к деревенской площади. Он схватил капитана и перевернул на спину, чтобы последним, что тот увидит, было чистое синее небо. И одним движением вырвал у него сердце.
Сейдж
В больницах пахнет смертью. Слишком чисто, слишком прохладно. Как только я вхожу — трех лет как не бывало, и я опять вижу, как у меня на глазах умирает мама.
Мы с Лео стоим в коридоре у больничной палаты. Врачи сообщили нам, что Джозефа привезли, промыли желудок. По всей видимости, какие-то лекарства оказали на его организм побочное действие, и курьер социальной службы, занимающийся доставкой горячих обедов инвалидам и престарелым на дом, обнаружил его на полу без сознания. Я тут же думаю: «А где сейчас Ева? Кто о ней позаботится?»
Лео в палату не пустили, но для меня сделали исключение. Джозеф указал, что я его ближайшая родственница, — довольно необычно родство с человеком, которого ты просишь тебя убить.
— Не люблю больницы, — говорю я.
— А кто их любит?
— Я не знаю, что делать, — шепчу я.
— Ты должна его разговорить, — отвечает Лео.
— Я должна убедить его выздоравливать, чтобы вы смогли выслать его из страны? Чтобы он умер в тюремной камере?
Лео задумывается над моими словами.
— Да, после того, как суд вынесет приговор.
Его прямота в очередной раз обескураживает меня. Я киваю, собираюсь с духом и вхожу в палату Джозефа.
Несмотря на то, что говорила бабушка, несмотря на фотографии, которые предъявлял Лео, Джозеф всего лишь старик, только оболочка того изверга, каким он когда-то был. Глядя на тощие руки и ноги, торчащие из-под бледно-голубого больничного халата, на взъерошенные седые волосы, трудно представить, что этот человек когда-то держал в страхе других.
Джозеф спит, закинув левую руку за голову. Отчетливо виден шрам, который он показывал мне раньше, на внутренней стороне предплечья: блестящее темное пятно размером с монету с неровными краями. Я оглядываюсь через плечо на стоящего в коридоре Лео. Он поднимает руку, давая мне знать, что все видит.
Мобильным телефоном я фотографирую шрам Джозефа, чтобы позже показать Лео.
В палату входит медсестра, и я поспешно прячу телефон в карман шортов.
— Вы та девушка, о которой он говорил? — спрашивает она. — Корица, верно?
— Сейдж, — весело поправляю я, гадая, видела ли она, как я фотографировала. — Тоже пряность, но из другой банки.
Медсестра подозрительно смотрит на меня.
— Знаете, вашему другу, мистеру Веберу, очень повезло, что его так быстро обнаружили.
«Это я должна была его найти!»
Эта мысль пронзает меня, словно удар кинжалом. Как верный друг я должна была быть рядом, когда была ему нужна. Но вместо этого я затеяла с ним ссору и поспешно выбежала из дома.
Проблема в том, что Джозеф Вебер — мой друг. А Райнер Хартманн — враг. И что мне прикажете делать теперь, если это оказался один и тот же человек?
