Серебряный город мечты (СИ) - Рауэр Регина

Потом же… фантасмагорические, средневековые, львы видели тех, кто их содрал, забрал.

А я…

…я вижу на месте картин вырезанные в камне слова, читаю в полумраке, в котором тени особо густыми и живыми кажутся. Чудится в обманчивом свете, что буквы проступают, становятся с каждым ударом сердца всё отчетливее.

…Mater nostra…

…Cistercium Mater Nostra…

…цист…

Мне слышится призрачный шёпот, он звучит всё громче. Он вторит, повторяя раз за разом когда-то скрытые ото всех и таящие подсказку слова. И подобное я уже видела, я разбирала только не слова, а буквы, которые ни во что не складывались, потому что…

— Очнулась?

Меня выдёргивают.

Не дают додумать, сделать последний шаг к пониманию, и правильная — я чувствую — мысль ускользает. Она разлетается на сотни осколков, оставляя меня смотреть на Войцеха Страговича, который ко мне подходит.

Он опускается на корточки, разглядывая с холодным интересом немецкого ученого, что новых жертв для опытов отбирает. И зажмуриться под его мертвым взглядом хочется, но… обойдется. Я справляюсь, рассматриваю в ответ его лицо, который, как и голос, невыразительное, какое-то бесцветное.

Из толпы не выделишь.

— Эй, наследница Альжбеты, в себя пришла? — он, отдирая от моих губ скотч, повторяет деловито.

Усаживает, хватая одной рукой за плечо, и отвешенные следом пощечины выходят внезапными. Раз-два, право-лево. Я слышу сначала звук, хлёсткие хлопки, после которых вдруг приходит горячая боль.

Мотается голова, а на языке появляется металлический привкус.

— Зачем ты…

— Для нашего лучшего взаимопонимания, — Войцех Страгович, отвечая на незаконченный вопрос Алехандро, произносит почти ласково, вкрадчиво, впивается ледяными пальцами, заставляя смотреть на себя, в мой подбородок. — Я спрашиваю, ты сразу отвечаешь. И не дуришь. Поняла, Кветослава Крайнова?

— Поняла.

— Молодец, — он хмыкает удовлетворенно, бросает, отпуская моё лицо, почти весело, через плечо. — Видишь, Ворон, какая у нас понятливая и послушная наследница. А ты её ещё упрямой называл. Ошибался, выходит.

Упрямая.

Но не здесь и не сейчас, ибо упрямство дурости не равняется.

— Нам пора идти, — Алехандро, выходя из тени, сообщает негромко, держит в одной руке фонарь, а в другой — пистолет. — Развязывай её.

— Развяжем, конечно, — Войцех кивает согласно, тянется к веревкам, но в последний момент замирает и глаза поднимает, улыбается доброй улыбкой маньяка, сериалы про которых я когда-то любила. — Ты ведь не станешь звать на помощь и бежать, правда?

— Правда, — я подтверждаю.

Облизываю пересохшие губы, на которых кровь чувствуется. Ноют щеки, что от пальцев Войцеха противно горят, и его прикосновения ещё ощущаются, но… плевать, не сейчас. Я пострадаю, если выживу, потом.

А сейчас соглашусь со всем.

И на Алехандро, стоящего за спиной «племянника» Герберта, взгляд переведу, увязну в черноте его глаз и пойму, что да. Он выстрелит, если я заору или побегу. И сомневаться ювелирный принц не станет.

— Мне жаль, Квета, — улыбку, словно читая мои мысли, он кривит печальную, смотрит пристально, насквозь. — Тебе следовало выбрать меня.

— Кто ж знал… — я выговариваю иронично.

Против воли и здравого смысла.

Не к месту, но Алехандро неожиданно усмехается:

— Никто. Когда я увидел тебя первый раз и подошел представиться, я даже подумать не мог, что ты окажешься втянутой в эту историю и всё сложится так. Но…

— Герберт отдал мне куклу, — я усмехаюсь в ответ, отвечаю сама себе на так долго мучавший меня вопрос. — В «Айлес». Он испугался тебя.

— Он видел меня с Войцехом. И был слишком осторожным, чтобы счесть это случайностью, — Алехандро хмыкает невесело, поджимает на миг недовольно губы. — Я не хотел причинять тебе вреда, Квета.

Мило.

Только я вот не проникаюсь, лишь интересуюсь, потирая освобожденные запястья, ехидно:

— Поэтому в Эрлангене меня не догнали, а на дороге не задавили?

— Тебе пытались объяснить, что не надо сюда лезть, наследница, — Войцех, вклиниваясь в наш разговор, заявляет зло, хватает меня за волосы, приближая к своему лицу. — Только тебе ж не сиделось всё на месте. Искать начала, в Либерец поехала. Ещё этого с собой потащила. Жаль, живым тогда остался.

Тогда остался, а сейчас…

И про Кромержиж они говорили, знают, а значит… враз онемевшие губы я кусаю до спасительной боли, выдыхаю севшим голосом:

— Агнешка… ты ей сказал позвонить?

— Я, — Войцех подтверждает, тянет за волосы, заставляя голову запрокинуть, посмотреть в льдисто-голубые глаза, от которых внутри холодно и страшно становится. — Когда забираешь ребёнка, то мать готова сделать так много.

— Дита…

— Жива, пока жива, — он отвечает быстро, отталкивает, отпуская, от себя, и зубами я невольно клацаю, покачиваюсь. — И ты пока жива. Пожила бы больше, но кто знал, что этот старый ублюдок всем так жизнь попортит, а? Мог ведь мне просто отдать все записи и куклу. Так нет, наследие Власты, историческая ценность…

Из-за которой меня убьют.

Парой минут позже или раньше, но из капеллы Рудгардов я не выйду. Меня прикончат в этом замке из-за города, как и когда-то Альжбету.

И даже Ворон, повторяя историю, у меня есть.

— А…

— Б, — Войцех обрывает резко, с ухмылкой, подхватывает меня под локоть, чтобы на ноги поставить, встряхнуть от души. — Хватит трепаться, наследница. Нам ещё к городу мечты идти. Ты ведь нам укажешь, где его твоя родственница спрятала? Ты же узнала, прочитала её дневник, правда?

— Правда.

Дневник я прочитала, от первой до последней страницы прочитала, но как добраться до серебряного города мечты Альжбета там не написала. Почти про всё она написала, а вот про подземные ходы не стала.

Вот только это неправильный ответ, смертельный.

В меня выстрелят раньше, чем я договорю. Или не поверят, решат, что вру, и тогда умереть я захочу уже сама, а потому думай, Север, думай. Так есть хотя бы шанс, пусть один и призрачный, но шанс, что на жизнь мне оставят ещё час.

Или даже два.

Мне дадут ещё немного времени, и этого времени хватит, чтобы нас нашли.

Меня найдут и спасут, Дим найдет и спасет. Он успеет, потому что Войцех, говоря уверенно про Кромержиж, просчитался. Дим уже не там, он едет обратно. И где искать, он догадается, скажет полиции, я верю.

— Город под нами, — я заявляю твёрдо, делаю пару шагов, которые в противовес нетвердые и неуверенные, и кажется, что ещё шаг и я свалюсь, подломятся ненадежные ноги, разобьются о пол колени. — Она спрятала свой город в шахте. Верхний уровень.

Вряд ли ниже.

Там вода, даже в те времена был риск затопления, а значит прятать город ниже Альжбета бы не стала, да и незачем было лезть слишком глубоко. Рудгарды верили в надежность подземных ходов, в их неприступность.

— И как туда попасть? — Войцех следит за мной.

Кружит следом по капелле.

Я же кручу головой, скольжу взглядом по стенам, трещинам, статуи в углу, пустому алтарю, двум рядам скамей. Я иду, касаясь деревянных спинок, по проходу, по неровным камням пола. Я ищу подсказки, натыкаясь раз за разом на выдолбленные в стене, почерневшие, сложившиеся в слова, буквы.

Они стали, пусть и невозможно, ещё ярче.

…Cistercium Mater Nostra…

Вход в шахту… был не один вход.

Где-то за замком, в неприметном месте, где не окажется свидетелей и никто не заприметит, как день за днём, спускаясь утром и поднимаясь обратно вечером, появляются рудокопы, вытаскивается на поверхность серебро.

Этот вход должны были закрыть или даже завалить, когда руда ушла слишком глубоко.

Но… на верхний уровень шахт ещё можно было попасть из замка, на всякий случай. Нет, под самим замком серебро не добывали или добывали, но в самом начале, когда всё только начиналось. А потом… потом верхний уровень стал больше подземным ходом, местом, где можно устроить надёжный тайник на случай королевской проверки или войны, когда мародерство было почти в почете.