Кэти Хикман - Гарем
— Но вы не получили затребованных данных?
— Нет.
— Должен сказать, в этом нет ничего удивительного. Кроме сведений об особах исключительной важности — например, матери султана, или одной из влиятельных наложниц, или, к примеру, облеченных властью служительниц при дворце, — никакой информации о насельницах гаремов не сохранялось. Практически неизвестными остались даже их имена, кроме тех, под которыми их регистрировали в книгах. Молодая женщина, относительно которой вы посылали запрос, под указанным в нем именем не была упомянута ни в каких источниках. Вполне возможно, что ей было дано одно из местных имен еще до прибытия во дворец. Вы это могли предполагать, не так ли? — Он снова взглянул на Элизабет, покачал головой. — И почему западных ученых так интересуют гаремы прежних времен? — чуть слышно пробурчал он себе под нос. — Тем не менее давайте посмотрим, что мы могли бы для вас сделать.
Чиновник взял со стола досье и принялся читать текст на одном из листов, подколотых к бланку заявления.
— Очень сожалею, но похоже, что мы действительно ничем не можем вам помочь. Как и в случае с первым вашим запросом.
— Совсем ничем? Неужели не сохранилось никаких документов?
— Вот что сообщает мне наш сотрудник. Официальная запись о вручении верительных грамот послом Британии в наших архивах имеется. Переданные торговой миссией в дар султану предметы перечислены в инвентарной описи. Не так уж много, согласитесь? — Его глаза быстро бежали по строчкам документа. — Относительно механического устройства, видимо, того, который вы называете музыкальным инструментом, меня извещают о том, что его давно не существует. Кажется, был разрушен много лет назад.
— Что вы имеете в виду, говоря «много лет назад»?
— Имею в виду — очень много лет назад. — Неожиданно чиновник улыбнулся. — Это произошло в годы правления султана Ахмета, сына Мехмеда Третьего. Известно, что он в отличие от своего отца был чрезвычайно религиозным человеком, и дар английской королевы… э-э… как бы это сказать… оскорблял его религиозные чувства. На этом инструменте имелись изображения человеческих существ — или напоминающих их — и разных животных, а это, согласно нашей вере, является недопустимым.
Элизабет вспомнила об ангелах, игравших на серебряных трубах.
— Вы считаете это идолопоклонством?
— Совершенно верно. Вы нашли правильное выражение. Именно идолопоклонством.
— Поэтому орга́н был разрушен?
— Боюсь, что так. Никаких следов подарка от торговой миссии не осталось.
Господин Мэтин говорил так, будто и в самом деле испытывал огорчение от того, что не мог ей помочь.
— Понимаю. — Элизабет встала и повернулась к двери. — Благодарю за время, которое вы мне смогли уделить, и за ваше участие.
— Одну минуту, мисс Стейвли. Это не все, у меня есть для вас кое-что еще.
— Что же это может быть?
— Есть один предмет, который, по мнению моих коллег, может показаться вам небезынтересным.
— О?
Девушка вернулась к столу и увидела, что в руках помощник директора держит небольшой мешочек из потертого бархата красного цвета.
— Что это?
— Этот предмет был найден среди бумаг, относившихся к английской торговой миссии. Никто у нас не знает в точности, что это такое. Но на этом предмете есть точная дата: одна тысяча пятьсот девяносто девятый год по европейскому календарю.
Элизабет взяла протягиваемый ей предмет, сквозь бархат почувствовала гладкость и прохладу металла, его солидный вес, круглой формой он напомнил ей старомодные карманные часы. Внезапно онемевшими пальцами девушка потянула завязки бархатного мешочка, распустила их и вытряхнула на подставленную ладонь то, что в нем хранилось. Медная уплощенная луковица с тонким орнаментом из цветов и листьев испускала чуть приглушенный блеск и производила впечатление вещи очень старой. Размер ее показался Элизабет чуть меньше, чем она предполагала.
— Вы можете открыть крышку этого инструмента. Мои коллеги считают, что он является своего рода астрономическим прибором, — сказал Ара Мэтин.
Она осторожно отвела в сторону защелку. Крышка мгновенно откинулась с такой легкостью, будто была смазана каких-то несколько дней назад, и перед глазами девушки предстала внутренность прибора, состоявшего из нескольких отделений. Молча она смотрела на него.
— Эта вещь называется компендиум, — тихо произнесла она.
— Вам доводилось видеть подобные инструменты? — Голос музейного работника звучал удивленно.
— Только на книжной иллюстрации. На портрете одного человека.
Несколько минут она безмолвно любовалась компендиумом как чудесным произведением человеческих рук.
— Вот это квадрант. — Она указала на один из дисков первого отделения. — Это магнитный компас. Вот здесь вычерчена таблица дней равноденствия, а на обратной стороне крышки — видите эти выгравированные строки? — таблица координат, соответствующих нескольким городам Европы и Леванта.
Элизабет поднесла компендиум к глазам и по толщине его нижней части догадалась, что та состоит из нескольких дополнительных отделений и закрывается двумя укрепленными на крохотных петельках крышками, каждая из которых имеет защелку в форме кисти человеческой руки — левой и правой.
— Вот здесь, если я, конечно, не ошибаюсь, может находиться… — Она кинула на помощника директора вопросительный взгляд. — Могу я попробовать ее открыть?
Он кивнул, Элизабет осторожно высвободила защелки, раскрылась еще одна крышка компендиума, и перед девушкой предстало тайное отделение.
Со старинной миниатюры на Элизабет смотрело лицо молодой женщины с темными глазами и светлыми, чуть рыжеватыми волосами, ее бледная кожа отличалась такой белизной, что казалась даже чуть голубоватой. Шею и уши украшал жемчуг, накинутый на одно плечо мех художник изобразил несколькими легкими штрихами. В руке она держала красную гвоздику.
Селия? Элизабет показалось, что она смотрит в глаза молодой женщины сквозь прошедшие четыре сотни лет.
«Селия, это вы?»
В следующий миг обаяние уникального момента растаяло.
— Довольно любопытно, — раздался у ее плеча голос Ары Мэтина. — Как вы догадались, что в этом приборе может содержаться портрет?
Она смогла лишь покачать головой. Четыреста лет это лицо было скрыто от людских глаз — единственная мысль занимала сейчас Элизабет. Четыре сотни долгих лет не видеть света дня!
— Не позволите ли воспользоваться вашим компьютером? — вместо ответа обратилась к сотруднику музея Элизабет с вопросом.