Светлана Борминская - Цыганочка с выходом

«Я его люблю!» — стукнула мне по голове невидимая любовная балка с неба, наверное, какой-то ангел перепутал ее со стрелой или кидал на какого-то слона, а упала она на меня. И в голове у меня образовалась «дыра», из которой звезды любви поплыли по воздуху к этому человеку.

Я в свои неполные девятнадцать дантиста видела лишь однажды, когда сломала клык об кокосовый орех. У меня здоровье, про которое обычно говорят коротко — не жалуюсь.

А дантист сперва стал кашлять, потом смеяться — видимо, не часто его в шесть утра посещало трио из лилипутки в красном трико и черной саржевой юбке, девицы с костью в зубах и здоровенного амбала со штопаным лицом и ключами от «Линкольна» на пальце.

— Горностаев Дима, врач-стоматолог, — представился он. — Здравствуй, Валер, — кивнул водителю и повернулся ко мне.

И через неделю я стала Горностаевой.

Дима: «Глаза цвета горячего миндаля, гладкие блестящие волосы и раскрытые губы. Из них торчала маленькая косточка… Ну и что?»

Планету снова накрыли метеоритные дожди, а я собралась замуж.

Когда я увидела Диму, то подумала — от него у меня появится чудесный мальчик или ушастенькая девочка. Димины уши колыхались от ветра из окна, и сразу возникала мысль — со слухом у него все в порядке.

— У тебя в каждом глазу по плакату! — недовольно ворчала София. — Куплю свадебное платье! Срочно!

— Ну и что? — покраснела я.

— Перестань улыбаться, как дура!

— Почему это? Я — умная, — напомнила я.

— С утра была!

Чего это она, подумала я, постояла с кислой физиономией и не заметила, как снова стала вздыхать и улыбаться.

Мы прощались в то утро так:

— Я вам нужен еще? — разглядывая плавник, тихо спросил самый красивый на свете дантист.

Я повернулась с перевязанной щекой и прошепелявила:

— Как воздух.

А он почему-то застыл, глядя в пол… и еще — он тяжело вздохнул!

А через неделю была свадьба. Меня выдавала замуж вся труппа феерического лилишоу, из Сапожка приехала бабушка, дядя Витя с тетей Зиной и подружка Ленка, моя Ленка!

Стоять рядом было невозможно!

Между их взглядами шевелился воздух. Они посылали друг другу такие вихревые импульсы любви, как телескопы, настроенные в открытый космос:

— Мы — земляне! Мы здесь! Мы есть! Отзовитесь! Даже если вы — зеленые!..

А они глазами передавали «морзянку»:

— Я люблю! Я люблю тебя! Я тебя так люблю! Хоть вешайся!..

София вытерла слезинку, которая натекла в уголок ее длинного зеленого глаза и никак не хотела скатиться по щеке, упасть, впитаться в землю и спрятаться в ней.

Ну и что? Название сногсшибательное — ФЕЕРИЧЕСКИЙ ЛИЛИКАНКАН!

И — недалекий какой гражданин, повторяя — КАНКАНКАНКАНКАНКАНКАН… может предположить — во-от, разъезжают по городам и весям веселые девицы мелких размеров и суперлегкого поведения, но…

Ездили с канканом — да, но в основном замужние дамы и три весьма целомудренные девицы, имеющие женихов. Софья Николаевна задумалась. — Я не знаю про другие канканы, но наш начинался и заканчивался на сцене. И, главный аргумент, сейчас, в той стране, в которой мы имеем счастье пока еще жить, в любом городке по части платных женских ласк наблюдается такое столпотворение, что ценность лилипуток, как артисток и танцорок, неизмеримо выше стояния в боевой раскраске где-нибудь у ресторана, гостиницы или туалета с буквой «м».

— А вы в парандже снимки делаете? — перед брачной церемонией спросила я фотографа, поправляя большой капроновый бант, который свисал с моего плеча до самой земли.

— Только для вас, — хмыкнул тот, поворачивая меня красивой частью лица к объективу.

Перед Красноуральским центральным ЗАГСом на набережной развертывалась обычная для субботы картина — толпы брачующихся и их ошалевшие от предвкушения праздника (чужой несвободы) родичи.

На причале играл духовой оркестр, пели нарумяненные бабки в кокошниках, невесты и женихи чинно и не очень пробегали по длинной ковровой дорожке в небесных расцветок особняк. И устало выходили оттуда с кольцами на пальцах и свидетельствами о потере свободы не нужной многим ни даром, ни за деньги. Ведь это такой бесценный подарок судьбы, когда ты хоть кому-то нужен на всю жизнь, просто диво дивное!

«До чего же он у меня трогательный!» — во время брачной церемонии разглядывала я своего подстриженного по случаю свадьбы дантиста.

«Ангел!» — вторила моя бабушка у нас за спиной.

Да, я вышла замуж молниеносно, мы даже расписаться не успели, а я уже была беременна, даже стыдно такую подробность предавать огласке, но — хронология событий и их подлинность — главное отличие хорошего романа от прочей макулатуры. Наташа вздохнула и продолжила:

Хорошо быть женой дантиста, поверьте, я знаю.

Д. отличаются редкой смышленостью и все они — жизнелюбы. Когда целый день смотришь людям в глотку, пересчитывая гнилые зубы, поневоле начинаешь любить жизнь во всех ее проявлениях и красе, ну той красе, которую не видно, а она только подразумевается… но дантисты уверены — она есть.

Наташа задумалась, сердито глядя на гелевую ручку. Потом оживилась и быстро написала:

Жизнь с дантистом подразумевает наличие удобного дома, машины, запах хорошего кофе по утрам и чуть больше двух струящихся от невесомости платьев от Армани и Дольче/Габбана и тоже два, пока, брючных костюма от Гуччи, подаренные Димой в нашу медовую неделю, которая случилась сразу после свадьбы с громкими автомобильными гудками, взрывами бутылок шампанского, запиванием «Вдовы Клико», «Моэтом и Шандоном» и мало ли, что еще пьют на свадьбах и в прочие счастливые дни.

Единственное, что немного холодило сердце от небольших предчувствий, Димин дом стоял на пути к крематорию, психбольнице, вытрезвителю, тюрьме и кладбищу. Такая вот дорога шла мимо частного фамильного домовладения на холме, за которым и располагались вышеприведенные организации, клубы по интересам — в общем, те самые места, куда черти загоняют праведников.

Я не богатая на родных, а у Димы вообще никого не было, если не считать, конечно, меня. Его воспитал дед, вот и все, что я знала о нем к тому времени.

Дом на склоне горы представлял обычное для тех мест строение из туфа, за настоящим крепким забором из мелких и средних камней, крепко склеенных меж собой каким-то доисторическим способом, кажется глиной со сметаной (?), — которая представляла из себя такую твердь, что цементу и не снилось. Розовые вьюны и рябина под окнами, два серых кота и муравейник у забора…