И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
– Нет, – коротко ответил Ланг, чем заслужил удивлённое мычание.
Тем временем в зал вошли две медсестры. Они притащили с собой каталку, а потом ловко и довольно проворно помогли ничего не понимающей пациентке перебраться со стола. Энтони же деликатно отвернулся, позволив смущенной Рене не так неистово хвататься за соскальзывающую прочь простыню.
Странная ситуация. С одной стороны, до икоты неловкая, а с другой – каждый в этих стенах врач. И уж точно сам Энтони, ведь если он здесь, то дело дрянь. За иные случаи доктор Ланг никогда бы не взялся. Так что всю дорогу бог знает куда Рене молча вслушивалась в свои ощущения в попытке понять, что с ней не так. Конечности были на месте и вроде бы исправно функционировали, правда, руки слушались так себе, но лёгкое покалывание говорило о возвращении нормальной чувствительности. Открытых ран, после беглого осмотра под простынёй, Рене не нашла. Больше вопросов вызывала страдающая голова, а потому был сделан вполне очевидный вывод.
– У м-м’ня… сот-тряс-сение? – старательно выговаривая каждое слово, спросила она, когда вся их компания вырулила из лифта в отделение нейрохирургии. В руках у Энтони была пачка снимков и, поскольку за время пути он не бросил на них ни единого взгляда, стало ясно, что выводы уже сделаны. Однако пауза затягивалась, и Рене метнула тревожный взгляд на напряжённый профиль наставника.
– Что ты помнишь? – сухо спросил он, не поворачивая головы.
– Нич-чего. Коф-фе на завтр’к… к-к-какую-то ме-мелодию… а дальш’ т'лько мок-крый асф-фальт. Всё… всё т’кое см-мутное и неч-четкое. Я п’нимаю… чт-что пропус… про… пропускаю к-куски, но мозг… эт’ отр-риц-ц-цает…
Рене прервалась. Собственная неспособность к речи настораживала. Слова выходили скомканными и исковерканными, точно язык парализовало. Странно, что кто-то вообще её понимал. К тому же, любая попытка думать вызывала новый приступ головной боли, но пока выходило держаться и не стонать от малейших усилий, хотя очень хотелось свернуть себе шею. Сквозь вновь поплывшую куда-то реальность, Рене увидела, как поджал губы Энтони. Дурной знак. Ох, дурной…
– У тебя сочетанная черепно-мозговая травма с линейным переломом костей черепа. К счастью, истечения спинномозговой жидкости не было. Хуже, что был ушиб мозга и позвоночника, ну и ещё некоторых внутренних органов, – наконец резко ответил он, и стало немного жутко от того, как сильно напряглась его челюсть. Пальцы Рене нервно вцепились в поручни каталки, а Ланг тем временем договорил: – Был ещё вывих обоих локтевых суставов, но его уже вправили.
Ах, вот и причина лёгкого онемения. Однако именно руки волновали в последнюю очередь. Ещё раз прислушавшись к себе, Рене закрыла глаза и попыталась провести короткую самодиагностику. И если верить собственному организму, дела действительно шли не очень. Её непрерывно мутило, голова стабильно кружилась, мозг словно увяз в желе, а череп простреливало болью всякий раз, когда колёса каталки налетали на стыки пола. К тому же, имелись очевидные и довольно пугающие провалы в памяти. Так что вывод напрашивался сам. Рене достаточно долго проходила практику в нейротравматологии, чтобы с шипением разлепить вновь склеившиеся губы и едва слышно задать следующий вопрос.
– Ск… ско-оль… скольк' было бал-л-лов по Гл’зго? – Она сглотнула. – И н-не увил-л-ливай. У м-м’ня амнез…зия, да? А ещ-щё рвот-та, и ч-череп. Он… едва не… лоп-п-пается п-по шв… швам. Чт-о-о ещё?
Энтони ответил не сразу. Если честно, он тянул до последнего, пока их небольшая группа не оказалась в палате и бежать стало некуда. Ланг замер в дверном проеме, словно не знал, имел ли хоть какое-то право здесь находиться, и уставился на сложенные стопкой снимки. Странно. С чего бы? Но он молчал. Не произнёс ни слова за всё время, что Рене помогали переползти в кровать и подключали сложную систему мониторинга да новых капельниц. Последней на лицо опять легла кислородная маска, которую протянул всё-таки шагнувший внутрь маленькой комнаты Энтони. Он бросил взгляд на препараты у изголовья и нахмурился. Рене же посмотрела наверх, и когда выловила названия на прозрачных пакетах, прикрыла глаза. Чёрт… похоже, все ещё хуже. Значит, боятся новых симптомов. Рене сделала глубокий вдох безвкусного воздуха и смело, насколько могла в своём пока вялом сознании, взглянула Лангу в глаза. Золота там больше не было, только дуохромная ржавчина. Итак?..
– Девять или десять57.
Господи! Первой мыслью стало вообще какое-либо отсутствие мыслей, ибо новость оказалась ошеломляющей. А дальше пришло удивление. Видит бог, похоже, её спасло самое настоящее чудо. Линейные переломы не в счёт. За время работы в центре реабилитации Рене навидалась их столько, что почти пропустила новость об этом мимо ушей. Но… Что же случилось? Её сбила машина? Нет, тогда пострадали бы ноги… Она упала? Видимо, спиной. Но откуда? Энтони тем временем уставился куда-то поверх головы на один из мониторов.
– Основную энергию от падения поглотили руки и спина. Скорость была смешная, но удар головой оказался удивительно неудачным, – с досадой продолжил он, будто знал, о чём думала Рене. А потом вдруг пнул одну из стоек для капельниц, отчего та обиженно громыхнула, и саркастично договорил: – Страшно сказать, но в условиях восхитительной безграмотности нашей грёбаной скорой было непросто определить нюансы реакции. Дьявол! Я даже не мог понять, цел ли твой позвоночник! Эти ублюдки…
В голосе Ланга скопилось столько злого яда, что пальцы Рене нервно стиснули одеяло.
– Пере… стань, – прошептала она, и Энтони резко повернул голову.
Он взглянул так внимательно, словно чего-то ждал, но Рене лишь нервно скомкала хлопковый край и промолчала. Тогда Ланг со вздохом сказал:
– Больше не буду.
Фраза заставила что-то дрогнуть в мозгу, словно из глубины на поверхность поплыл одинокий пузырь, но он лопнул, не сумев прорвать толстую пленку, что стянула собой память. Это взбесило. От злости перед глазами заплясали цветные круги, сердце старательно зачастило, а руки сами скомкали провода капельницы. Чёрт возьми! Да когда же закончится это тупое дерьмо? Рене гневно уставилась куда-то в пространство и вдруг заметила Энтони. Не просто осознала его присутствие, а увидела. Взгляд скользнул по высокой фигуре, чёрному свитеру и чёрным джинсам, что неожиданно оказались невероятно грязны. Рене удивлённо моргнула, но странная картинка никуда не исчезла. Левая штанина была явно порвана, а потихоньку высыхавшая ткань покрывалась серым налётом пыли и бурыми пятнами. Кровь? Чёрт возьми, неужели ради неё главу отделения выдернули из очередной сточной канавы? Но тут Рене заметила, как осторожно Энтони перенёс вес длинного и тяжелого тела с одной ноги
