Ольга Ланская - Инженю, или В тихом омуте
Он улыбнулся зло и криво.
— Прикинь — Пашка, он в «камаро» сидел у дома твоего, молодой такой, здоровый, — он на таможню ездил, где покойник работал, перед тем как его грохнули. Ну так просто поехал, узнать, проверить — может, ты ошиблась, может, его и в Москве-то не было, а мы… а эти придурки его кончат. У него там знакомый, у Пашки, — ну и он как бы по своим делам, насчет тачки. А потом у дома твоего сидит и вдруг пацанам говорит — этот, что с цветком прошел, знаю я его, сто процентов знаю, на таможне видел, он там с важной рожей ходил, прям начальник. Ну Андрюха его ко мне — а сами ждали, когда он выйдет. Думали к тебе подняться — да боялись, мало ли что. Знаешь, кто он?
Она чуть не кивнула согласно — вовремя спохватившись, ожесточенно замотав головой, заставляя живущую в ней боль перекатываться слева-направо, гулко врезаясь в стенки острыми углами.
— Ребята его порасспрашивали слегка да в карманах покопались — так он, оказывается, у покойника помощник был, зам по каким-то там вопросам. Да ладно, не в том суть. А вот про тебя он нарассказывал… Пацаны ему говорят — плохие твои дела, братан. А он им — все расскажу, только в больницу отвезите. И про тебя начал. Так и говорил, пока сознание не потерял, чуть ли не час целый.
— А он… — В принципе это не имело для нее значения, но почему-то казалось важным. — Он жив, да? Его отвезли?
— Ну, сейчас, наверное, уже отвезли. — Он отвернулся в сторону окна. — Полвторого на часах — значит, точно уже отвезли. Помер же он — а кто б его куда посреди бела дня повез? Помогли, чтоб не мучился, да оставили у тебя — до темноты. Ты дела творишь, а мы расхлебывай…
— Но… я же… он же хотел…
— Да знаю. — Он отмахнулся с таким видом, словно тысячу раз это слышал, но тут же ухмыльнулся. — Так что он про тебя рассказывал всего — прям детектив. Что знакомы вы давно и ты ему во всяких делах помогала, по мелочи, — это ладно. То, что меня сдать хотела Никитиным придуркам, — это тоже ладно. А вот то, что ты Никите полкило пластита в машину положила и на кнопку нажала, — вот это да. Я прям тебя еще больше зауважал. Вот, думаю, молодец — и в постели супер, и такие вещи творит. Я, правда, не очень понял, как там вышло все, — нечетко он объяснял, нервничал очень, да и больно, наверное, когда пуля в животе. Ну так ты расскажешь ведь, опытом поделишься?
— Но… но неужели… — начала неуверенно, но он поднял руку, прислушиваясь, срываясь с места, бросая что-то про телефон, скрываясь за дверью, которую не забыл прикрыть за собой.
Наверное, в такой момент положено было о чем-то думать. Например, о том, что все было зря, потому что она никогда не воспользуется деньгами, которые, казалось, дадут ей столько благ. О том, когда ее увезут отсюда и куда, и увезут за город и там застрелят или в ее собственную квартиру, чтобы, сымитировав самоубийство, наутро вызвать туда милицию и окончательно устранить опасность конфликта с этими уродами. О том, что все-таки прекрасно, что напоследок он привез ее сюда и делал с ней это, — потому что это означает, что она все-таки произвела на него впечатление, и очень сильное. О том, что она перед смертью испытала то, что доставило ей такое удовольствие, — пусть и проспала большую часть процесса. О том, что если бы ей предложили высказать последнее желание, она бы выбрала ночь секса. С ним.
Но почему-то ни о чем не думалось. Почему-то тихий узенький переулок появился перед глазами, и двух — и трехэтажные домишки, полностью либо частично выселенные и потому спящие бесшумно. И джип посреди переулка — как раз там, где сказал Виктор. И она сама, медленно идущая к этому джипу, думающая не о том, что будет, а о том, как она эффектна и хороша собой, и что она обязательно должна понравиться тому, кто сидит за рулем, тем более что у него репутация жуткого бабника. И что хотя нет ничего страшного в том, если это не получится, но лучше, если бы это получилось.
А джип все рос и рос, угловатая стильная железная коробка на колесах, и она старалась идти как можно сексуальнее, внушая себе, что неотразима, — веря, что это передастся и ему. И даже вышла на проезжую часть, по которой никто не ездил вопреки названию, — чтобы он увидел ее сразу, если смотрит в боковое зеркало. И уже почти поравнялась с джипом, когда он высунулся из него — молодой, лет тридцати трех — тридцати пяти примерно, черноволосый, с грубым дерзким лицом, которое с натяжкой можно было назвать приятным, увешанный золотом.
Сейчас сложно было вспомнить, что именно он ей сказал — что-то вроде «куда идешь, такая красивая?». А потом пригласил внутрь, и она колебалась, но он наглый был и настойчивый. И она сказала ему что-то — «ну если только на минутку», так, кажется, — и обогнула джип, садясь рядом с ним на переднее сиденье. Кладя на колени пакет и сумочку.
А потом ему позвонили — и она знала, кто это звонит, — и он спрашивал грубо и недовольно, в чем проблема. И заявил категорично, что так и быть, десять минут подождет — а дальше включит счетчик. А она, пока он говорил, ерзала на сиденье, показывая всем видом, что ей неудобно, — а потом, оглянувшись на него, выразительно посмотрела на свои вещи, и он кивнул назад. И туда она и поставила пакет, за его сиденье.
Он был жутко наглый. Он рассматривал ее так откровенно и дерзко и говорил то, что, видимо, считал комплиментами. И пригласил в ресторан, прямо сейчас, через пятнадцать минут, после того как ему привезут кое-какую мелочь, которой хватит на обед. И добавил, что в принципе поесть они могут и потом — так выделив это «потом», что все было понятно.
А она была в ударе. Она была идеальной инженю. Она кокетничала, она закатывала глаза и округляла пухлые, ярко накрашенные губы, она как бы случайно принимала позы, подчеркивавшие упругость груди, она смотрела на него восхищенно. И на все соглашалась — и на ресторан, и на это «потом», смысла которого якобы не понимала. Она была сама невинность и наивность — но он видел, что под ними прячутся порочность и развратность, потому что она этого не скрывала, выпячивала даже.
А потом он сказал, что сейчас у него встреча — и не надо, чтобы ее видели здесь. И сострил еще — что больно скромный человек приехать должен. И она только спросила с показной подозрительностью, не женщина ли это, — и вышла, смеясь, грозя ему пальцем. Вдруг спохватившись, что забыла пакет, — услышав в ответ, что он здесь останется, чтобы она не убежала никуда.
И вот теперь перед глазами снова были джип и она, прохаживающаяся по другой стороне переулка, чувствующая на себе его взгляд. Искоса озирающаяся по сторонам и не видящая никого, кто мог бы ее увидеть. Вынимающая из сумочки маленький безобидный брелок — крошечную черную коробочку с двумя кнопками и антенной, которую она выдвинула незаметно, а потом медленно повернулась.
