Карнавал Хилл - Кэролайн Пекхам

— Он не снимал с меня штаны полностью, — грубо сказал он, скручивая материал моих трусиков в кулаке так, что они сцепили мои колени. — Я ненавидел это. По сей день это преследует меня почти так же сильно, как воспоминания о том, как он делал все остальное. Это было так просто. Просто стянуть с меня штаны и брать все, что он, блядь, хотел.

— Рик, — пробормотала я, но боль в моем голосе явно была не тем, что он хотел услышать, и он сжал в кулаке мои волосы на затылке, вдавливая мое лицо в матрас.

— Ему не нравилось, когда я говорил, — прорычал он, перенося свой вес на меня сверху, так что его тяжелое тело прижалось к моей заднице, и мое сердце забилось быстрее при мысли о том, что было дальше, но я не пыталась остановить его. Я просто ждала, вцепившись пальцами в простыни, пока он долго колебался. — Он не хотел, чтобы я умолял или просил его остановиться. Ему нравилось думать, что я этого хочу. Убеждал себя, что мне это нравится. Я не знаю, заставляло ли это его почувствовать себя лучше или ему не нравилось то, насколько он мне на самом деле был противен.

Я ждала, что он продолжит, что в любую секунду спустит штаны и войдет в меня, что я почувствую боль от его грубого проникновения, пока буду позволять ему выпускать своих демонов на мою плоть и работать над изгнанием некоторых из них, но этого так и не произошло.

Вместо этого он ослабил хватку на моих волосах, позволяя мне повернуть голову, чтобы посмотреть на него в темноте, пока наши взгляды не встретились, и я смогла почувствовать всю его боль и повреждения так же остро, как и свои собственные.

— Каждую ночь в течение нескольких месяцев, — сказал он тихим голосом. — Каждую гребаную ночь после того, как те охранники развлекались, выбивая из меня дерьмо, этот монстр насиловал меня. Он брал и брал, и с каждым разом оставлял меня все более разбитым. Но у меня была одна вещь, которую он не мог у меня отнять, красавица.… У меня была ты.

Пальцы Маверика переместились на заднюю часть моего левого бедра, где татуировка «Проклятых» отмечала мою кожу, и он глубоко вздохнул, прежде чем перевернуть меня на спину, чтобы я смотрела на него снизу вверх.

— Скажи мне, что ты прикончил его, — прорычала я, слезы жгли мне глаза, и я боролась с ними так яростно, как только могла. Не потому, что я не хотела, чтобы он видел, как мне больно за него, а потому, что я знала, что ему нужно, чтобы я была сильной в этот момент. Ему нужно было, чтобы я взяла на себя это бремя и доказала ему, что это ничего не изменило в моих чувствах к нему.

— Я понял, что должен стать самым сильным мужчиной в комнате, — медленно произнес он, стягивая с меня трусики и одновременно снимая боксеры.

Я взялась за край футболки, которая была на мне, и отбросила ее в сторону, чтобы избавить его от работы, мои бедра раздвинулись для него, когда он переместился между ними.

— Я загнал его в угол однажды утром, когда мы вместе работали в прачечной, — сказал он размеренным тоном, и его глаза загорелись при этом воспоминании, когда он встретился со мной взглядом. — Охранники всегда оставляли нас там одних, и потребовалось всего несколько небольших взяток, чтобы выгнать остальных заключенных.

— Расскажи мне, — потребовала я. — Все.

— Это что-то изменит? — спросил он, стыд окрасил его лицо и заставил меня страдать за него.

— Ничего, — поклялась я, хватая его за щеку, чтобы он не мог отвернуться от правды в моих глазах, и тяжесть, казалось, покинула его, когда он кивнул, склоняясь навстречу моему прикосновению. — Скажи мне, что ты с ним сделал.

Рик улыбнулся своей кривой, надломленной улыбкой, от которой мое сердце учащенно забилось, когда он наклонился надо мной, чтобы прошептать мне на ухо, как будто мы были двумя влюбленными птичками, делящимися секретами, а не парой долбанутых созданий, делящихся историями о смерти и выживании.

— Я выбил из него всю душу. Я избивал его до крови, пока он не начал плакать и умолять у моих ног, я слушал, как он молил о пощаде, как он ползал по полу и рыдал, взвывая о помощи. — Я дрожала под ним, потому что темная, порочная часть моей души наслаждалась этой историей и впитывала подробности того, как он мстил монстру, который причинил ему боль. — Я пинал его, пока не почувствовал, как ломаются кости. — Глаза Маверика загорелись от воспоминаний, и я прикусила нижнюю губу, слушая каждую деталь с пристальным вниманием. — Я бил его лицом об одну из сушилок, пока у него во рту не осталось ни одного гребаного зуба. — Рик просунул локоть под мое колено и наклонился надо мной, его губы почти касались моих, когда он продолжил. — Я давил большими пальцами в его глаза, пока он не ослеп. — У меня перехватило дыхание, когда он прижался своим телом к моему, и я запустила пальцы в его темные волосы, притягивая его ближе. — И когда он захлебывался собственной кровью и молил о смерти, я сжал его голову руками и сломал ему гребаную шею.

Я застонала, когда он толкнулся вперед с этим заявлением, его толстый член вошел глубоко в меня, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня так медленно, что мне показалось, будто я тону в нем.

Но он не ускорил темп, как я ожидала, его рот пожирал мой, в то время как его тело брало меня в заложники в медленном и мучительном ритме, заставлявшем меня хватать ртом воздух.

— Как тебе это сошло с рук? — Спросила я между стонами.

— Удача и отсутствие людей, которым было бы не наплевать. Заключенные не собирались сдавать меня, а у этого куска дерьма не было никого на воле, кто позаботился бы о тщательном расследовании, поэтому они провели хреновое розыскные мероприятия, и дело так и осталось нераскрытым.

— Спасибо, черт возьми, и на этом.

— Я бы заплатил любую цену за эту месть. Его смерть была таким прекрасным очищением. Ты дала мне эту силу, красавица, — простонал он мне на ухо. — Каждый день, проведенный мной в этом аду, ты была рядом со мной, держала меня за руку в темноте, храня в себе последние добрые частички меня. Я был потерян для мира и всего,