Эффект Грэхема - Эль Кеннеди

Его глаза затуманиваются. Прежде чем я могу остановить себя, я поднимаю руку и провожу тыльной стороной большого пальца по влаге там. Он вздрагивает, совсем слегка, но не отталкивает меня. Он наклоняется вперед, прижимаясь своим лбом к моему, пока я вытираю слезы.

— В любом случае, вот и все. Такова история. У меня одно имя с человеком, который забрал мою мать. И каждый раз, когда кто-то называет меня этим гребаным именем, я слышу, как она выкрикивает его той ночью. Когда я был в дверях, и папа внезапно заметил меня, он развернулся и направил на меня пистолет. Не специально. Я думаю, просто инстинктивно. Но мама закричала: Люк, прекрати. И, Господи, мне до сих пор снятся кошмары об этом. Я слышу, как она выкрикивает мое имя. Его имя.

Я забираюсь к нему на колени и обвиваю руками его шею. Обнимаю его. Но я не знаю, ради кого это больше — ради него или ради меня. Это леденящее душу представление о его детстве потрясло меня.

— Вот почему я его ненавижу, ясно? Я не хочу думать о нем. Я хочу притвориться, что этого никогда не было.

Я отстраняюсь и встречаюсь взглядом с его покрасневшими глазами.

— Но ты не можешь. Потому что это действительно произошло, — тихо говорю я. — Я даже представить себе не могу, как это было больно, как больно до сих пор, когда ты думаешь об этом. Но притворяться, что этого нет, ничему не поможет. Разве не это ты всегда мне говоришь? Просто позволить себе чувствовать что-то, даже если это неприятно?

Тем не менее, теперь я понимаю. Причина, по которой он держался так отчужденно. Это катастрофическое событие, сформировавшее его детство, заставило его действовать в режиме самосохранения. Защищать себя любой ценой. Я его ни капельки не виню.

— Поверь мне, я все это чувствовал, — хрипло говорит Райдер. — Я чувствовал это все время. А потом я перестал это чувствовать. Пришло время двигаться дальше. Я решил пойти в колледж на Восточном побережье и убраться к чертовой матери подальше от Аризоны. Оставить все это позади — моего отца в тюрьме, мою мертвую маму, эти ужасные приемные семьи. Все это, блядь, позади. — Он мрачно усмехается. — Единственное, что я не могу оставить позади, это мое собственное имя.

— Да. Твое имя, — повторяю я и обхватываю ладонями его лицо, заставляя посмотреть на меня. — Твое имя — это то, каким ты его делаешь. Я уверена, что есть много, очень много людей, которых назвали в честь родителей, которые были чудовищами. Тебе просто нужно сделать что-то получше с этим именем. Стать лучше этого монстра.

Взгляд Райдера встречается с моим.

— Я не такой, как он.

— Я знаю, что не такой.

— Нет, я имею в виду, что это не причина, по которой я избегаю этого имени. Я не волнуюсь, что в конечном итоге стану таким же, как он. Я знаю, что не сделаю этого. — Он говорит с глубокой убежденностью. — Я не думаю, что я сорвусь и убью кого-то. Я знаю себя и на что я способен. Это напоминание, вот и все. Напоминание об этом дерьмовом месте, из которого я родом. Об этом дерьмовом человеке, к которому я навсегда привязан, по крайней мере генетически. Я слышу свое имя, и прошлое возвращается, когда все, чего я хочу, — стереть воспоминания в пыль.

— Ты не можешь убежать от своей истории. Она не исчезнет только потому, что ты покинешь Аризону, переедешь на восток и будешь называть себя Райдером. Что бы ты ни делал, это все равно остается. Вот откуда ты родом.

— Я знаю. — Он закусывает губу.

— И всякий раз, когда тебе напоминают об этом, вместо того, чтобы закрываться, хоронить это поглубже, отталкивая всех… вот что тебе нужно сделать. — Я глажу его челюсть обоими большими пальцами. — Просто будь открыт и честен со мной, и я сделаю все возможное, чтобы помочь.

— Я попытаюсь, — грубо говорит он.

— И, честно говоря, если тебе действительно не нравится это имя, ты всегда можешь его сменить. Но мы оба знаем, что ты бежишь не от этого имени. Ты бежишь от стыда.

Его глаза снова кажутся влажными. Я наклоняюсь и целую его. Просто мягкая ласка его губ, которые я чувствую дрожью под своими.

— Тебе нечего стыдиться, — шепчу я.

Райдер замолкает на несколько долгих ударов.

— Он ходатайствует об условно-досрочном освобождении.

Я вздрагиваю от шока.

— Что?!

— Вот почему я был в таком отвратительном настроении на днях. Я только закончил разговор по телефону с прокурором в Фениксе. Я же говорил тебе, что он признал себя виновным, верно? Что ж, это была чертовски приятная сделка. После пятнадцати лет он имеет право на условно-досрочное освобождение — они не считают его опасным для общества. Просто преступление на почве страсти, которое вряд ли повторится. — Райдер горько смеется. — Пока он не вступит в другие отношения и не решит вышибить ей мозги тоже.

Я вздрагиваю.

— Он же не сможет и правда выйти, верно?

— Окружной прокурор говорит, что это маловероятно. Но он хочет, чтобы я выступил на слушании. Сказал, что мое заявление поможет удержать его за решеткой.

— Ты поедешь?

— Нет. Я никогда больше не хочу видеть его лицо.

Я его не виню.

— В любом случае. — На этот раз он целует меня, еще одно нежное прикосновение наших губ. — Прости, что на днях накричал на тебя и оттолкнул. Спасибо, что выслушала.

— Спасибо, что рассказал.

Наступает еще одно долгое молчание. Затем Райдер снова заводит меня в тупик.

— Я полностью пойму, если ты захочешь уйти и, ну, я не знаю, вернуться к Кейсу.

Я моргаю.

— Откуда, черт возьми, это взялось?

— Я думал об этом. Колсон хороший парень. И я уверен, что у него нет такого количества багажа.

— Знаешь, несколько месяцев назад ты бы скорее проглотил стекло, чем признал, что он хороший парень.

— Я знаю, но… это так. Он порядочный парень. — Райдер вздыхает. — Ты все еще хочешь быть с ним?

Я не колеблюсь.

— Нет.

— Ты любила его?

— Любила. Но я тоже думала об этом. И чем больше я это делала, тем больше