До первого снега - Алиса Гордеева
— Рита, девочка моя! — голос старика дрожит, как и его ладони. — Я думал, сойду с ума! Чёртова любовь семейства Сальваторе забираться в непроходимые дебри нынче сыграла с нами злую шутку!
— Давайте в дом! — не менее встревоженно произносит Вик, накидывая мне на плечи куртку.
Остаток вечера мы проводим за долгими разговорами. Анхель подробно пересказывает, как жил последние две недели в посёлке неподалёку: был совсем рядом, но так далеко, безуспешно пытался связаться с нами и не мог прорваться через участок затопленной дороги. Он даже сумел договориться с местными властями, чтобы те выделили спецтранспорт для нашего спасения, но погода сама всё расставила по своим местам.
Не жалея эмоций и крепких слов, старик рассказывает о ночных гостях, по вине которых мне пришлось бежать из Тревелина. Как мы и предполагали, они приехали за мной. Несколько недель упорно следили за домом, постоянно запугивали всех и угрожали, а потом резко исчезли.
— А что, если нет? Что, если это просто тактический ход? — уточняет Вик, стоит Анхелю взять небольшую передышку.
Мы с Сальваторе сидим на полу, раскинув огромный плед, а старики — напротив, на диване. Вик сжимает мою ладонь немного сильнее, чем обычно. Понимаю, что он просто ищет любую зацепку не возвращаться.
— С Винсенто сняли все обвинения, — Анхель по привычке всё подмечает. Смотрит на наши переплетённые пальцы и с грустью улыбается. — Всё просто, Вик! Его сделка со следствием закончена. Потому эти отморозки и бросили искать Риту. В настоящий момент это бессмысленно.
— Мне нужно возвращаться в Мадрид? — теперь моя очередь сильнее сжимать ладонь Вика.
— Пока нет, — улыбается Анхель, а мне становится легче дышать: я не готова к отъезду, я не хочу в Испанию. — Насколько я знаю, Винсенто пытается вернуться к делам. За год многое пришло в упадок. Но думаю, через несколько недель, максимум в июне, он забёрет тебя, Рита.
— А я могу остаться с тобой? — голос не слушается, звучит тихо и сипло, а внутри всё до невозможности сжимается в ожидании ответа.
— Я не думал об этом, — лукавит дед.
Конечно, думал! И конечно, его ответ «нет»! Остаться в доме Анхеля в качестве девушки Вика — слишком больной удар для Мики. Замкнутый круг, не иначе!
— Ты всегда можешь остаться у меня, Стрекоза, — подмигивает Алехандро, а после начинает смеяться. Правда, в своём веселье не находит поддержки.
— Всё ещё мутит? — Анхель на мгновение отвлекается от дороги и с беспокойством смотрит на меня.
— Уже лучше, дед, — натяжно улыбаюсь и, приоткрыв окно, втягиваю в лёгкие прохладный воздух. Я не хочу объяснять старику, что причина моих слёз вовсе не ухабистая дорога. — Я справлюсь!
Мы выехали из дома Алехандро ранним утром, к обеду на пикапе Анхеля покинули посёлок и сейчас направляемся в сторону Тревелина. Меня действительно немного укачало, пока мы пробирались по бездорожью, но это мелочи. Уже сейчас меня выворачивает наизнанку от разлуки с Виком. Ему пришлось остаться, чтобы помочь Алехандро подготовиться к зиме.
— Почему вчера ты не захотел говорить о Мике? — пытаюсь сменить тему.
— О чём там говорить? — вздыхает дед, перехватывая руль. — Мика в больнице.
— Снова?
— Всё ещё, — сдавленно произносит Анхель, а я чувствую, какая нестерпимая боль стоит за каждым его словом.
— Прости, дед, но я не понимаю, — пытаюсь сформулировать свою мысль как можно деликатнее, но всё равно получается грубо: — Какой толк от лежания в больнице, если она уже ослепла?
За окном пролетают серые пейзажи и виднеются заснеженные вершины гор. Я снова и снова ощущаю себя виноватой, что Мика так и не дождалась своего снега.
— Не всё так просто, Рита, — медлит с ответом Анхель. — Проблема Мики гораздо серьёзнее, чем плохое зрение.
— И что это значит?
— Она может видеть, Рита, но, увы, больше не хочет.
— Ты говоришь загадками! Так не бывает! Если бы всё в этом мире зависело от нашего желания…
Но Анхель снова замолкает, оставляя меня наедине со своими догадками.
В Тревелин мы возвращаемся по темноте. Привычные улицы, знакомые постройки, — ничего вокруг не изменилось, но стало каким-то чужим. Пока Анхель подруливает к дому, ловлю себя на мысли, что полюбила этот город только вкупе с дедом и Виком. Без них здесь мне делать нечего. А стоит старику затормозить у знакомых ворот и вовсе каменею: я не уверена, что хочу видеть Марту и Рона, я не готова к упрёкам Тео. Мне достаточно знать, что с ними всё хорошо. Но родственники немало удивляют, когда искренне радуются моему возвращению. В их глазах не замечаю обиды, в их словах не слышу притворства. Это время, что я провела в горах, сумело стереть всё плохое, что скопилось в сердцах, заставило на многое посмотреть иначе. А ещё оно изменило меня…
Я отказываюсь от ужина, ссылаясь на дикую усталость. Наспех приняв душ, запираюсь в своей комнате, а потом по темноте бегу к Гаспару. Уже завтра он отправится к сыну, а мне нужно передать ему письмо. Мужчина с нескрываемой радостью встречает меня на пороге, а после предлагает разделить с ним скромную трапезу, и я соглашаюсь. Странно, но в его компании чувствую себя гораздо свободнее, могу быть собой. Мне не нужно натянуто улыбаться и ждать подвоха, я могу не опасаться, что своими словами кого-то обижу или напомню не о том. Мы говорим о Вике и Алехандро, об утёсах и жирной форели с глубин горных озёр. А ещё я решаюсь заговорить о письме и прошу Гаспара передать его Вику, когда уеду. Навсегда.
— Нет, Рита, — мужчина смотрит на меня исподлобья, сжимая письмо в ладони. — Я понимаю твои мотивы, но врать сыну не стану.
— Вам и не нужно! Просто отдайте его Вику, — прошу, мысленно умоляя слёзы повременить.
— Предположим, — Гаспар взглядом бороздит пустую тарелку. — Вик поверит. Отпустит. Но с чего ты взяла, что станет счастливее? Не лишай его выбора, ладно?!
Гаспар суёт мне письмо обратно, а после встаёт из-за стола, заслышав стук в дверь. С улицы
