До первого снега - Алиса Гордеева
— А если я не хочу уезжать? — ненавижу себя за этот вопрос, который напрочь стирает с лица Риты улыбку. Стискиваю зубы, ощущая, как в напряжении каменеют скулы, и жду её решения.
Но девчонка напротив меня молчит. Прерывисто дышит, глупо открывая рот и не издавая ни звука, а после отпускает ладони от моего лица и делает шаг назад.
— Почему? — шепчет одними губами, а у самой подбородок начинает подрагивать. Она всё понимает. Всё!
— А почему ты не хочешь остаться?
— Вик! — Морено вскидывает руки в стороны и звучно хлопает ими себе по бокам. — Ты в своём уме? Остаться? Здесь? Посмотри на меня? Я похожа на чупакабру! Я не против природы и дикой романтики, но всем должна быть мера! Разве нет?
Теперь моя очередь молчать. Рита права! Спорить бессмысленно! Но разве я ошибаюсь?
— Прости, — продолжает взволнованно. — Но я хочу вернуться к учёбе! Я… я хочу поступить в Университет! Я по деду соскучилась! И по Тео! Я отца почти год не видела! Вик, о чём ты говоришь?
Мы оба на грани. Рита плачет и отказывается верить услышанному. Я нестерпимо хочу её обнять и пообещать, что всё будет так, как она мечтает. Да только я поклялся никогда ей не врать! А потому молчу.
— Ты не поедешь со мной, верно? — голос срывается в пустоту. Рита отчаянно крутит головой и смотрит, смотрит, смотрит! А потом кричит что есть мочи:
— Наигрался, да? Надоела тебе, верно?
— Нет, — утробный рык вырывается наружу. — Нет! Я всё так же тебя люблю! Даже сильнее!
Отталкиваюсь от стены и в два счета прижимаю глупышку к себе.
— Пусти! — пытается вырваться. — Ненавижу тебя, Сальваторе! Как ты мог?
— Тише, — умоляю, еле сдерживая взбешенную Морено, но так и не нахожу в себе силы выбрать иной путь.
Глава 32. Клятва
Тонкий лёд чем-то похож на хрупкое стекло: одно неловкое движение и он разлетается на тысячи осколков. Сегодня ночью впервые лужи перед домом покрылись именно таким: хрустальным, прозрачным, уязвимым. Кутаясь в огромную куртку грязно-синего цвета, как маленькая, бегаю по блестящим коркам и наслаждаюсь морозным хрустом. Студёный ветер кусает щёки, а пробивающийся сквозь сизые тучи луч солнца норовит своим теплом растопить льдинки и освободить лужи от преждевременных оков. По-осеннему слабый и обманчивый он своим светом преображает всё вокруг, придавая серым оттенкам увядания немного ярких красок.
— Рита! — зовёт Алехандро. — Иди в дом! Замёрзнешь! Марс, негодник, ко мне!
Причитания старика тонут в задорном похрустывании, моём смехе и собачьем лае. Алехандро продолжает ворчливо качать головой, стоя на крыльце, но я вижу по его глазам, что он тоже счастлив! Сезон дождей позади! А значит, совсем скоро мы сможем вернуться.
— Ты бы хоть оделась по-нормальному, Стрекоза, — спустя несколько минут беспрерывного ворчания старик всё же загоняет меня в дом. — Виктор! Воду на огонь ставь!
— Алехандро, да всё нормально! — его беспокойство за меня согревает душу сильнее любого одеяла. — Сегодня попробуешь до посёлка доехать?
— Попробую, Рита, попробую!
Подпрыгивая на месте, хлопаю в ладоши и от радости готова расцеловать старика, но возле газовой конфорки с жестяным ковшом в руках замечаю Вика. Уже который день на парне нет лица, а все наши попытки поговорить непременно заканчиваются ссорой. Сальваторе уверен, что нужно смотреть в будущее, а я до безумия мечтаю насладиться настоящим.
— Опять дуешься? — подбегаю ближе и чмокаю его в щеку. — Не стоит! На улице сегодня просто волшебно!
— Оно и видно! — Вик перехватывает мои озябшие пальцы и сжимает их в тёплых ладонях. — Заболеть решила?
— Нет, — щекой прислоняюсь к его груди, прислушиваясь к ритмичному биению сердца. — Не становись занудой! Алехандро сказал, что…
— Я слышал! Только не понимаю, чему ты радуешься!
— Вик, ты опять? — отстраняюсь от парня и иду мыть руки. — Ничего не изменится! Мы просто вернёмся в Тревелин!
— Это вопрос времени! — бубнит Сальваторе, но после всё же снова меня обнимает. — Я помню, что обещал не заглядывать вперёд! Но с каждым днём это даётся мне всё сложнее.
Скромный завтрак проводим в гнетущем молчании. Вообще, тишина и неловкие взгляды становятся нашими спутниками всё чаще. И если Алехандро, невзирая на непогоду, с утра до вечера пропадает в горах или на озере, то нам с Виком убежать от себя не представляется возможным. Наша любовь сродни зависимости, дурной привычке: мы понимаем, что рано или поздно придётся бросить, но уже сейчас ощущаем нестерпимую ломку. Знать своё будущее наперёд — весьма спорное удовольствие!
— Думаешь, у Алехандро получилось? — с тревогой смотрю в окно. В угоду моим капризам старик всё же сорвался в путь. Он уехал несколько часов назад и пока не возвращался, а потому не нахожу себе места.
Вик шумно выдыхает и подкидывает в камин ещё поленьев. С каждым днём дыхание приближающейся зимы ощущается всё отчётливее: нам приходится беспрестанно топить, чтобы не замёрзнуть. Сильнее отодвигаю занавеску и задумчиво наблюдаю, как прощальные лучи солнца бесстыдно прячутся за горизонтом, а ещё мысленно умоляю Алехандро поскорее вернуться.
— Не получится сегодня — выйдет завтра! Не переживай! — твёрдо чеканит Сальваторе, но по тому, как он беспокойно тормошит кочергой угли, понимаю, что переживает за деда не меньше моего.
— Ты прав, — прикрываю занавеску и подхожу к Вику.
Сколько нам осталось быть вместе? День? Неделю? Месяц? Максимум два! А мы тратим это время на преждевременные сожаления и упрёки. Мне впервые становится страшно от мысли, что покинув этот затерянный в лесах дом, мы с Сальваторе и сами можем потерять друг друга. Что нас ждёт там, в реальной жизни, одному Богу известно.
Смотрю на парня пристально, наглухо запечатывая в памяти каждую его черту, каждую родинку на любимом лице, сладкий изгиб губ и мелкие морщинки в уголках глаз. Вик изучает меня в ответ. Глядит так, будто завтра никогда не наступит. От его взора замирает сердце, а глупая надежда тает, как тонкий лёд в свете солнца. Вик прав: