Записки под партами - Ники Сью
— Разводимся, говорю, — повторяет отец, но уже чуть тише. Замечаю, что он перестают стучать ножом по доске, но все еще держит его в воздухе.
— Почему? Пап, ты, что из-за меня это? Пап?
— Она столько лет меня натравливала на тебя, а я дурак верил ей, — вздыхает отец и кладет нож на столешницу. Вижу, как упирается руками в кухонную стойку, как склоняется его голова чуть ниже.
— Пап, ты же любишь ее, — подтягиваю ноги на стул, обхватив их руками. Упираюсь лицом в колени и не знаю даже, радоваться или плакать.
— О какой любви ты говоришь, Таська? — Срывается с его уст возмущение. Руки слегка потряхивает, но отец все равно развязывает фартук, и бросает его на стол.
— Ну… — ответить мне собственно нечего. Должна ли я защищать мачеху? Должна ли пожалеть их неудавшийся брак? С самого начала, мне казалось, что эти отношения ненормальные. Женщина, которая имела две личности, которая играла перед отцом прелестного ангела, разве такую он достоин? Конечно, как ребенку, мне искренне жаль родителя. И я готова сказать любые слова, которые он хочет услышать. Но как взрослому человеку, мне хочется для него счастья. Настоящего, теплого, солнечного, чтобы ни одна грозовая туча не могла нависнуть над его плечами. И такое счастье вряд ли рядом с тетей Любой.
— Пап, я все равно уеду в универ в другой город, ну как ты тут один будешь? — Отец подходит к раковине, моет руки, натирает их тщательно, будто пытается смыть тонну грязи. Затем выключает краник и снова вздыхает. И у меня сжимается все внутри, будто я виновата, будто своими руками сломала его воздушный замок.
— Вот выйдешь замуж, и я себе найду кого-нибудь. А пока, — махает он рукой, все еще стоя спиной ко мне. — Пока и один поживу. Все равно дома почти не бываю. Ты за себя лучше переживай. Поступление на носу, а вон по сторонам не смотришь. В больницу загремела, непутевая моя.
— Да когда я замуж выйду-то? Мне восемнадцать только будет, — вскакиваю со стула, подхожу на цыпочках к отцу, и прижимаюсь к его теплой спине. Утыкаюсь носом, вдыхаю папин запах, и слезы вдруг на глаза лезут, то ли от тоски по этому чувству, которое я уже успела забыть, то ли от жалости к нашей с ним участи.
— Ну как, вот закончишь универ и выйдешь, — папа дотрагивается до моих рук, которые крепко сцеплены замком, обхватившие его худощавое тело, и гладит медленно, заботливо так.
— Ой, да еще, сколько времени впереди, — усмехаюсь, крепче прижимаясь к любимому родителю.
— Главное жених есть, а остальное неважно, — шутливо отзывается папа и склоняет голову на бок, чтобы заглянуть мне в глаза. Я честно приподнимаю брови, да и зрачки округляются в полном недоумении.
— В смысле? Какой жених? Я чего-то не знаю? — Хлопаю ресницами под его прямым взором.
— Ой, да ладно, Таська, — хмыкает отец и выбирается из моих объятий. Он берет миску с салатом, засыпает туда соль с маслом, и ставит на стол. Затем сам садиться и жестом указывает, чтобы я тоже не робела, да плюхнулась рядом. Следую его совету, но глаз не свожу. Уж больно любопытно, о каком женихе толкует родитель.
— Пап…
— Высокий, широкоплечий, голубоглазый брюнет, — заявляет он, закидывая в рот помидорку.
— Чего?
— Он мне и рассказал про Любашу, про то, что тебя она из дома выставила. И что вы Новый год вместе встречали, — поясняет отец. Снова встает со стула, вытаскивает из духовки курицу, и выкладывает кусочки на тарелочки.
— Даня? Ты с Матвеевым говорил? — Новость честно меня пошатнула. Зачем он рассказал папе, я же поделилась с ним своим секретом, а он…
— С Даниилом, да, хороший парень, — заключает папа, подставляя мне под нос блюдо. Запах в воздухе витает приятный, а желудок моментально отзывается, и я хватаю вилку. Аппетит приходит во время еды, кто-то сказал, и он был однозначно прав. Закидываю в рот куски курицы с картошкой. Оказывается, папа вполне неплохо дружит с кастрюлями на кухне. А ведь раньше я и не подозревала об этом. Пока пережевываю пищу, думаю. Активно так думаю. Папа в свою очередь молчит, он тоже погружен в мысли. Развод для него серьезный шаг. Мне даже представить сложно, насколько тяжело, отцу далось это решение. Все же по глазам вижу, он любил эту женщину.
— Пап, тебе, правда, понравился Даня? — Неожиданно сама для себя задаю вопрос. Все эти дни я старалась не думать о Матвееве. Не потому, что не хотела, а потому что ревность захлестнула с головой. Я уже не злилась на него. И все негативные мысли на его счет улетучились после нашего разговора. Но вот ревность, как я поняла, именно она не давала мне покоя. Неприятное чувство и эгоизм все еще бушевал под ребрами, все еще не мог принять, что вокруг Даниила Матвеева всегда были и будут девушки. И мне нужно смириться с этим, принять этот факт. Но сложно. Слишком сложно делить его с кем-то.
— Мне понравилось его стойкое желание защитить тебя. Он сказал, что если я буду плохо себя вести, — усмехнулся отец и заглянул мне в глаза, как бы в поисках ответов на какие-то вопросы, которые явно его интересовали, но он их не озвучивал. — То он заберет тебя у меня. Я бы искренне рад, что у моей дочки появился такой защитник.
— Он так сказал? Правда? — Я даже вилку положила на стол и придвинулась к родителю, чтобы расслышать еще раз. Нужно смотреть правде в глазе. Я скучала по Дане. Начиная с того дня как он уехал на соревнования, и заканчивая данным моментом. Даже когда лежала в больнице, даже когда ненавидела его, когда плакала ночами, все равно скучала за ним. Я так привыкла к
