Валентина Седлова - Женщина с зонтиком и перспективами
— Все с тобой ясно, бабник-интеллектуал. Ладно, давай я хоть посуду помою.
— Можешь не мыть, я сам, лучше со стола все прибери.
— Идет. Чем сегодня вечером займемся?
— Есть новая киношка. Боевичок, драйв неплохой.
— Мейд ин тама?
— Нет, наша.
— Фу, как печально.
— Зря. Ее очень хвалят, и по прокату вроде неплохо себя зарекомендовала.
— Да? Как интересно.
— Слушай, я не понимаю: кто из нас киношник — ты или я? Это ты должна во всех фильмах разбираться, профессиональные рецензии на них катать, комментарии с умным видом отпускать. А вместо этого ты меня пытаешь, что да как, а потом засыпаешь на середине фильма. Изумляюсь, как тебя еще на работе держат? Ты же телевизор ненавидишь лютой ненавистью!
— Открою тебе страшный секрет: просто я об этом молчу. И мои коллеги тоже. Некоторые не то что телевизор — радио после работы слушать не могут. Пойми, мы же поневоле вместо того, чтобы наслаждаться игрой актеров и развитием сюжета, начинаем ловить сценарных блох: здесь герой не прописан, здесь логическая дыра, здесь потеря напряжения или вообще полная лажа.
— Да, тяжкая у тебя участь, не позавидуешь!
Темка ловко увернулся от запущенной в него мокрой тряпки, которой я вытирала со стола, перехватил ее и обратным броском едва не повесил мне на уши. После непродолжительной перестрелки мы договорились о перемирии и отправились в комнату: Темка — смотреть свой боевик, а я — играть на компьютере в очередную версию Героев Меча и Магии. Сплошная идиллия.
* * *Проснувшись в половине десятого утра я обнаружила себя лежащей по диагонали на Темкином диване, а хозяина этого самого дивана — съежившимся в комочек где-то у меня в ногах, и как ни странно, — сладко спящим. М-да, теперь понятно, почему он любит звать меня чемпионом по постельным видам спорта — любого запинаю, дабы отвоевать себе жизненное пространство. К тому же все происходит на уровне инстинктов: засыпаю-то вытянувшись в струнку у стеночки, а уж только потом, во сне, начинаю операцию по глобальному вытеснению конкурентов.
Осторожно поднявшись, дабы не потревожить дрыхнущего академика (будущего академика, если уж строго, но иного прозвища для Темы я просто не видела), я отправилась в ванную, а когда организм мой был умыт, причесан и даже слегка накрашен, — на кухню, где в порыве чувств приготовила роскошный омлет с грибами. Вот до чего стресс довел! Так, глядишь, и до пылесоса руки доберутся!
После еды страшно захотелось простого человеческого общения. Заглянув в комнату, я обнаружила, что Темка переполз на подушки и продолжает сопеть в обе дырочки. Значит, не судьба. Да и все темы, относительно которых мне бы хотелось узнать его мнение, вроде как исчерпаны. Остается Машка. Тем более что с этой подругой мы не общались уже безумно долгий срок — целый месяц. Наметив таким образом свой дальнейший маршрут, я быстренько оделась и уже через десять минут катила на трамвае в сторону ее Черемушек.
Про Машку следует сказать особо. Во-первых, нас объединяло то, что мы знали друг друга практически с пеленок, поскольку ходили в одну и ту же ясельную, а потом и детсадовскую группу. И учтите — мы были с ней не-разлей-вода, а это много значит. Если кто-то, даже из старших групп, обижал одну из нас, то потом очень горько об этом жалел, а воспитательницы в очередной раз промывали мозги нашим родителям, что их дочери растут бандитками и хулиганками. Но затем дороги наши разошлись — Машкины родители получили квартиру и съехали из своей коммуналки, не оставив новых координат. Я горько ревела почти неделю, а потом пошла в школу, и там мне стало, как вы понимаете, не до того.
Второй раз наши с Машкой пути пересеклись в университете. Машка училась в параллельном потоке на юридическом, а я, соответственно, на экономическом. Опознали мы друг друга моментально, и могу сказать совершенно честно и откровенно, что несмотря на десятилетнюю разлуку, отношения наши нисколько не охладели. Правда выяснилось, что с момента выхода на свободу из застенок детсада подруга моя все же слегка изменилась. И прежде всего это касалось ее общения с мужской половиной человечества.
В отношении мужчин Машку отличало два состояния. Первое — полная и абсолютная самодостаточность. В такие моменты Машка была спокойна как удав, рассудительна как главный бухгалтер и холодна, как кубик льда в контейнере. Она занималась йогой и у-шу, писала этюды акварелью и посещала Большой зал консерватории, где услаждала свой слух фугами и скрипичными сонатами. Вторая Машкина ипостась — безудержное коллекционирование особей мужского пола, чьими фотографиями, как трофеями, были увешаны стены ее туалета. Машка объясняла это тем, что ей нравится быть окруженной красивыми лицами в самые интимные моменты своей жизни.
Чтобы не шокировать друзей и не ставить себя и их в глупое положение, Машка никого не знакомила со своими мальчиками. Привыкнуть друг к другу они не могли успеть по определению, так зачем забивать себе голову лишней информацией?
Периоды самодостаточности и гонки за трофеями чередовались у Машки с определенной закономерностью, которую она сама, правда, категорически отрицала. Но я давно вычислила, что Машка слетает с катушек а) по весне, б) по осени, в) по жаркой погоде. То есть ее охотничий сезон за незначительными перерывами фактически длился с апреля по октябрь (перерывы обычно приходились на похолодания и сезон дождей). Теоретически можно было предположить, что если услать Машку к эскимосам, там бы она превратилась в образец чистоты и непорочности. Главное — не менять температурный режим.
У моей подруги было одно неоспоримое качество: если дело не касалось лично ее (этакий сапожник без сапог), Машка отличалась нечеловеческой логикой и была самым настоящим экспертом межличностных отношений. Она как семечки щелкала любые каверзные вопросы психологии и просчитывала действия и той и другой стороны на три пункта вперед. Поэтому, как только я чувствовала, что меня занесло в тупик, а шестеренки мозга клинятся друг за друга и плавятся от непосильной работы, я ехала к Машке, и та быстро прибивала мою съехавшую крышу на место, за что и схлопотала дружеское прозвище Кровельщица.
По дороге к Машке я успела порадовать себя бутылочкой пива, поэтому к ее двери подлетала уже на полусогнутых, мечтая побыстрее оказаться в заведении, обычно обозначаемом на картах и схемах двумя нолями. Наскоро поздоровавшись с подругой и скинув обувь, я опрометью бросилась в вожделенный уголок.
Когда на душе полегчало, я сообразила: что-то здесь не то. Либо у меня глюки на почве переутомления, либо это не Машкина квартира. Ее туалет разом лишился всей своей знаменитой портретной галереи, и лишь одинокий обрывок скотча под потолком свидетельствовал, что здесь что-то все-таки висело. Я привела себя в порядок, покинула место уединенных размышлений и кинулась в атаку:
