Клубничный Яд - Дж. Л. Кенна
— Лоренцо Моретти — очень богатый человек, Бьянка, — продолжает она. — Твой отец мог выбрать для тебя мужчину намного хуже. Он красив, молод и уважаемый соратник…
— Рара16 ненавидит Моретти! — кричу я. — Он продал меня сыну человека, которому даже не доверяет. А Лоренцо? У Лоренцо… репутация. Он бабник…
— Они все такие, Amor. Влиятельные мужчины. Тебе просто придется научиться закрывать на это глаза.
Нет, не придется.
Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать ей, что не должна соглашаться на меньшее, чем я заслуживаю. Потому что она может слышать мои слова, но при этом не слушать их, не воспринимать. Всё это не в ее системе. Еще одна причина, по которой я не принадлежу этому месту и миру. Вместо этого я говорю ей то, что она сможет осознать.
— Да, ну, Джиа Бонетти сказала, что у него есть склонность оставлять синяки своим женщинам.
Она морщится, и я не упускаю дрожь, пробежавшую по ее плечам.
— Он бы не посмел…
— Не важно, мама. Я не выйду за Лоренцо. Мне двадцать два года. Я хочу сама выбирать, за кого выйти замуж, или вообще не выходить. Но я не принадлежу Альдо…
— Бьянка! — она встает. — Guarda la tua bocca17… Ты говоришь об отце!
Я встаю рядом с ней, расправляя плечи.
— Я взрослая женщина. Я не принадлежу никому, кроме себя. Мне всё равно, кем является Рара и что он выбирает для меня.
Она устало вздыхает.
— Бьянка, чем раньше ты привыкнешь к этой мысли, тем скорее сможешь принять ее. Свой долг. Ты знаешь, что Cosa Nostra живет по определенным правилам. В нашем мире, Amor, мы делаем то, что нам говорят, и ни в чем не нуждаемся взамен. Хочешь заниматься хобби — пожалуйста. Всё, что захочешь, будет твоим. Задача твоего мужа — дать тебе стабильность, а счастье тебе принесут твои дети.
Я не могу поверить, что раньше этого не замечала — печаль в глазах моей матери. Она привыкла к своей жизни и даже искренне полюбила ее, я уверена. Она любит меня всей душой, и так же любила моего брата, пока он был жив.
Но она не выбирала эту жизнь. Интересно, кем бы стала моя мать, если бы родилась в другое время и в другом месте.
Мягкий палец моей матери касается моей ключицы.
— La mia piccola bambola, где твое ожерелье?
Ее медово-карие радужки поднимаются от моей шеи к глазам, и я не знаю, что чувствую в большей мере — грусть от потери чего-то столь ценного для моей матери или возбуждение от мысли, что Киллиан Брэдшоу владеет тем, что принадлежит мне. Смотрит ли он на него и вспоминает ли, как вжимал свое тело в мое перед тем, как украсть ожерелье? Или выбросил его в мусор вместе с воспоминанием о дерзкой официантке, которая была достаточно глупа, чтобы украсть у него монету?
— Я потеряла его, — шепчу я.
Слезы наполняют ее глаза, и мое сердце сжимается.
— Это было ожерелье твоей Nonna18
— Я знаю. Прости, — моя голова опускается. На данный момент я понимаю, что не могу больше позорить свою мать, поэтому решаю приготовиться к ужину с Моретти.
— Я пойду собираться.
Завтра. Завтра я начну искать способ сбежать.
Спускаясь по лестнице в платье и на каблуках, на которых настояла моя мама, я чувствую, будто иду на верную смерть. Не то, чтобы я могла избежать этого гребаного ужина с семьей и дружками моего отца. Громкий смех отца раздается из гостиной, заставляя волосы на затылке встать дыбом. Как, черт возьми, я смогу ему противостоять? Ненависть к отцу и любовь к нему борются внутри меня с каждым шагом, который я делаю, чтобы присоединиться к ним. Я останавливаюсь в дверном проеме, оценивая обстановку. Отец сидит на черном кожаном барном стуле перед своим мини-баром, а Гейб стоит с другой стороны с шейкером для мартини в руках. Глаза Гейба поднимаются на меня.
— Бьянка…
Плечи моего отца выпрямляются. Его стул поворачивается, пока он не оказывается лицом ко мне, на лице сияет зубастая ухмылка.
— Бьянка! — он встает. — Mia bellissima principessa19. — он идет ко мне, протягивая руки для объятия.
Натянуто улыбаясь, я иду к нему.
— Папа.
После непродолжительного объятья он отодвигает меня за плечи, его глаза пробегают по моему лицу, останавливаясь на окрашенных волосах.
— Bella20, твои волосы…
Я фыркаю.
— Половина женщин в этой семье осветляют волосы от середины головы. Черные корни и фальшивые блондинистые концы. Я сделала это профессионально, папа. Это выглядит натурально… Выглядит…
— Как американская… Мм… Мм… — он смотрит на Гейба, — Come si dice ragazza più bianca21?
Гейб смеется и качает головой.
— Белая девушка. Ты имеешь в виду белую девушку, папа. Я — американка.
— Ах… — он поднимает руки и обхватывает мое лицо ладонями. — Ты выглядишь так же прекрасно, как всегда, — говорит он, затем целует каждую мою щеку по очереди.
Я не спеша подхожу к бару и забираюсь на табурет рядом с отцом.
— Я извиняюсь за то, что был вынужден принудить тебя вернуться, Бьянка, — говорит он за моей спиной, затем садится на свой стул.
— Как ты меня нашел? — спрашиваю я, стараясь не выдать эмоций в голосе.
— Сначала я был шокирован тем, что не могу тебя найти. Будто ты превратилась в воду и испарилась под палящим солнцем. Затем я вспомнил, что ты Росси, — он улыбается так, как будто гордится мной, хотя я знаю, что на самом деле для него я сплошной раздражитель. Он стучит указательным пальцем по стакану виски, его перстень на мизинце звякает о хрусталь с каждым ударом. — Умная… хитрая… Но ты совершила непростительную ошибку.
Я смотрю на Гейба, кивая в сторону бутылки джина.
— Три пальца с тоником, лед и долька лайма.
Он смотрит на моего отца, и отец кивает — как будто в двадцать два мне нужно разрешение от отца, чтобы выпить. Я закатываю глаза.
— Скажи мне, папа, в чем была моя ошибка? — спрашиваю я, напрягаясь всем телом.
— Ты рассказала кое-кому о пункте своего назначения.
Мои глаза закрываются, тошнота поднимается из желудка к горлу. Натаниэль. Мой друг. Он был мне верен, и из-за меня его убили.
— Он мертв? — я стараюсь сдержать подступившие слезы. Я не покажу ему, как много власти он имеет надо мной.
— Это было быстро, — уверяет он. — Я бы никогда не причинил тебе вреда, Бьянка, но у меня нет никаких проблем с избавлением от любого
