Американский принц - Сиерра Симон
Так что меня не беспокоил тот факт, что я нашел Колчестера привлекательным. Нет.
Меня беспокоило то, что он был идеальным.
Меня беспокоило то, что я его ненавидел.
Меня беспокоило то, что я его ненавидел, а он все равно заставлял меня чувствовать зуд и потерю контроля.
Меня беспокоило то, что он поставил ботинок на мое запястье, и мне это понравилось.
Я услышал, как в комнату вошли люди, шутя и жалуясь на грязь и холод, они встали под другие души, нас разделяли железные перегородки, но я не мог думать о Колчестере, пока меня окружали другие люди. Я закончил мыться и вернулся в свою комнату, чтобы побыть одному.
Но мне не удалось уединиться. На моей кровати сидела женщина.
Я бросил грязную одежду на пол и подошел к дешевому деревянному комоду, где хранилась чистая одежда, стянул с талии полотенце, оказавшись абсолютно голым.
— Серьезно? — с отвращением спросила Морган.
— Это моя комната, — напомнил я своей сводной сестре. — Если не нравится — не смотри.
Она закатила глаза, но в итоге отвернулась.
— Я не услышу даже «привет»? «Как твоя поездка?»
— Привет, как твоя поездка, почему ты здесь? Мы договорились встретиться завтра на вокзале.
— Я хотела тебя увидеть.
— Скорее хотела увидеть других солдат, — сказал я, натягивая штаны и футболку песочного цвета.
— Нельзя винить девушку за то, что ей интересно.
— Мы собираемся в столицу вечеринок Европы. Я могу винить девушку за то, что она нетерпелива.
— А как насчет тебя, Эмбри? — Она повернулась, чтобы взглянуть на меня сейчас, когда я был полностью одет. — Насколько ты был терпелив?
— Если ты спрашиваешь, трахал ли я кого-нибудь на базе, то ответ — нет, — сказал я. — Я знаю, что это может показаться тебе чужеродным понятием, но я должен следовать правилам своей работы, иначе у меня будут проблемы.
Морган улыбнулась. Ей было двадцать три года, и она работала в лоббистской компании моего отчима с тех пор, как окончила Стэнфорд. Для нее не было никаких правил, так как она работала на своего отца, по крайней мере, таких, которые имели значение.
— Как скажешь, малыш, — проворковала она, используя прозвище, которым называла меня, когда я был совсем маленьким.
Я подошел к кровати и крепко схватил ее за локоть. У нас с Морган был определенный вид братско-сестринских отношений: на самом деле не было никаких отношений. Мы уважали друг друга, потому что понимали друг друга, но любая привязанность между нами была логичной, холодной и рождалась из клановой гордости. Я никогда не знал, что любовь семьи может быть какой-то другой.
Но прямо сейчас? Я просто хотел побыть один.
— Думаю, тебе пора возвращаться в деревню. Завтра я встречусь с тобой на вокзале. Сестренка.
Она притворно надула губки, но позволила мне выпроводить себя из моей комнаты и вести по коридору, где мы, конечно же, столкнулись с Колчестером, выходящим из своей собственной комнаты, с полотенцем, накинутым на руку.
«Продолжай идти, — приказал я ему мысленно. — Просто продолжай идти».
Он не пошел. Он увидел меня и притормозил, а потом увидел Морган и совсем остановился. И вдруг я увидел свою сводную сестру его глазами: шелковистые черные волосы, свисающие до талии, изумрудные глаза, длинная шея и стройное тело. Что-то внутри моей груди завязалось в узел, нескладный и крепкий, как вишневый черешок.
— Лейтенант Мур, — сказал он весело. — Кто твоя подруга?
— Это моя сестра…
— Сводная сестра, — поправила Морган.
— …завтра мы с ней едем в Прагу. Но сейчас она возвращается в деревню.
— Ты завтра едешь в Прагу?
— Да, Колчестер, и все это было улажено с капитаном, так что даже не пытайся…
Я замолчал, когда он отпер дверь в свою комнату и взял что-то с маленького стола внутри. Он появился, держа прямоугольный лист бумаги, с напечатанными датами и временем, и железнодорожными станциями, и уголки его рта изогнулись в веселой улыбке.
— О, отлично, — сказала Морган, строя глазки.
— Нет, — сказал я.
— Да, — сказал он.
Я подошел ближе, чтобы убедиться. И да, это определенно был билет на поезд в Прагу. На завтра, с той же станции. И даже в то же самое время.
— Мы все должны ехать вместе, — сказал он, его взгляд устремился к Морган, а затем обратно ко мне. — Когда я планировал свои свой отдых, то понятия не имел, куда хочу поехать. Возвращаться домой — слишком дорого, и я слышал много хорошего о Праге… — Он поднял одно плечо и улыбнулся невинной улыбкой. Я уставился на него, на его рот. Как он мог так невинно улыбаться, когда всего час назад его ботинок находился на моем запястье, и он говорил о том, что он хотел бы услышать, как я буду его умолять?
Морган немедленно его поддержала.
— Я дважды там была, а Эмбри был один раз. Мы с радостью тебе все покажем.
Колчестер выглядел довольным. Морган выглядела довольной.
Я был единственным, кто не был доволен.
Каким-то образом мне удалось пережить оставшуюся часть вечера. Мне удалось оторвать Морган от Колчестера и отправить с базы. Я проглотил ужин, вкус которого не почувствовал. Отправился в свою комнату и полностью одетым лег на кровать, зная, что не смогу уснуть, зная, что много бессонных часов пройдет между настоящим и тем временем, когда застряну в вагоне с Колчестером и моей сестрой…
А затем я проснулся. Я спал, без сновидений, глубоко, а сейчас мне было пора. Я сказал себе, что боялся проводить время поездки с этим самодовольным мудаком, я знал, что боялся этого, разве что, то, как колотилось мое сердце, как делал сальто мой желудок, совсем не было похоже на страх. Я быстро оделся, быстро воспользовался душевой, словно мог обогнать свое собственное волнение.
Я не мог.
И когда я вышел из барака, Колчестер уже ждал. Ранний утренний свет оставлял мазки свечения на высоких линиях его скул, на его переносице. Он слегка прищурился от яркого света, густые брови были сведены, а зеленые глаза прищурены. Я увидел его, прежде чем он заметил меня. И за мгновение (всего лишь за одно мгновение) я осознал ужасную тупую правду. Если бы этот великолепный ублюдок действительно попытался, то смог бы мгновенно вырвать мое связанное-в-узел-как-черешок-вишни сердце. Мог бы пожевать его и выплюнуть, и я был бы таким же беспомощным, как вишенка, кружащаяся на дне стакана с виски.
Но почему? Спросил я сейчас себя. Почему? Почему? Почему?
Нет. Это нужно остановить. Все
