Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
Антония — бедняга! Извелась малышка и тут же завелась. Все сразу и одновременно:
«Кто тот тайный посетитель, который трижды побывал на ее шоколадной фабрике?» — задачки не для женского сознания, хотя она весьма способная, разумная, а главное, азартная малышка, нацеленная на исключительную победу и рукоплескания от поклонников, помешанных на ее исключительном уме. Да иди ты, мелочь, прямо и налево! Любит щелочка играть в жестокие игры без правил, но зато с ощутимыми подколами и уколами в область душевного средоточия, если есть что-то у выбранной ею жертвы с левой стороны.
Довольно быстро мне стало скучно в этом городе — давным-давно, сразу после своего отъезда из родных краев, я растерял своих друзей. Всех, кроме Мантурова, разумеется, как после оказалось. Но… Хм-хм? Один браток и тот по службе и на профессиональном уровне? Серьезно? Этого определенно недостаточно — хочу немного больше. Неспокойная душа и незатыкающаяся мозговая деятельность требуют интеллектуальной, физической активности и естественной разрядки. Такое только Тузик мне способен организовать. Безвозмездно, лишь по доброте душевной, и согласно клиентскому ТЗ. Смирнова может — у шавочки есть в этом необсуждаемый талант. К тому же помня о былых ее «заслугах» передо мной, имею право на значительный реванш и небольшую долю в ее сладком шоколадном бизнесе. Вот мой отец, например, помимо юридической конторы еще по молодости лет вписался в совладельцы двух ресторанов со специфической кухней, а после женитьбы и моего рождения — в тайное спонсирование издательства штампованных, как под копирку, дамских романов моей мамы. Он как бы между прочим читает беллетристику с эротической изюминкой, любовными вкраплениями и порнографическими этюдами. Несколько раз видел, как отец за этим чтивом откровенно ржет. Честное слово, я тоже пару раз пытался почти нетленные рукописи прочесть, что с блаженной улыбкой и нескрываемым удовлетворением на своем лице строчит, как заведенная, мать, но так и не смог осилить те места, в которых очередной «очень властный», «настоящий», «неунывающий» и весьма «находчивый» «мальчишка, юноша, мужичок» тридцати или сорока неполных лет шпилит даму того же возраста и моральных устоев, что и он. Как ей такое в голову приходит и где она такие плоские сюжеты берет? Она ведь образованная, спокойная, чересчур разумная, временами эгоистичная и такая красивая женщина, у которой есть надежный дом, муж и двое взрослых сыновей.
Я каюсь, каюсь, каюсь… Мучаю Антонию! Специально и с тайным умыслом. Ну, ущипните, поймайте и накажите по всей строгости закона упоротого мудака. Пытаясь обозначить свое присутствие, я пару раз в виде таинственного спокойного посетителя, который старательно избегал ее обслуживания и терпеливо ждал меж узких торговых рядом кассира, который со мной ни в какой мере незнаком, посещал прикольный, магазинчик десертной продукции. Третий раз — эпичный, как по мне. Любимый байк, кожанка и теплое молчаливое дыхание напротив стервы, притаившейся за высокой, почти в мой рост, конфетной лавкой, с маленьким ребенком на своей груди. Могу отдать свой мудрый зуб — Смирнова сильно обмочила кружева и искусала губы, пока прислушивалась к моему дыханию и безмолвным, но ощутимым ее бледной кожей, подколам в виде глупого хихикания, а затем четких, весьма уверенных, угрожающих ее безопасности, мужских шагов. Я стоял, ухмылялся, посмеивался и громко дышал, и тут же настраивал роботизированного кобеля, которого в знак заново разгоняющейся игры ей специфически вручил:
«Я ТибО! Приятно познакомиться. А ты? Отчаянно нуждаюсь в поводке. Я нравлюсь, Тузик? Не ем, не гажу и не лаю. Сплю и играю со своим хвостом…».
Она взяла собаку. Крутила в своих мелких ручках, рассматривала корпус, словно взрывное устройство в электронном псе искала, затем поставила на стол и нажала кнопку «Старт». Собачья морда, как новогодняя елка, зажглась иллюминацией, а сам щенок выгнул спину и растопырил лапы. Я видел это, когда задом умащивался на свой байк и тонированным плексигласовым забралом прикрывал лицо. Означает ли это, что Смирнова поняла, кто к ней в тот вечер в «Шоколадницу» пришел? Не выглядела она, откровенно говоря, озаренной умной мыслью, скорее перепуганной и изумленной — игрушка-то не из дешевых, к тому же забыта на полу в ее торговом помещении.
«Подстава или вежливый шантаж?» — читалось на ее лице, особенно в бегающих разноцветных глазах. Или Тузик резко поглупела, или все же смысл послания не догнала? Никаких подстав, но справедливое и в рамках прежних правил противостояние:
«Велихов-Смирнова! Берут друг друга на слабо! Заранее обозначиваем ставку и прем к своей победе, сочно наплевав на своего противника. Есть победитель и…Никто!».
Она весьма достойный конкурент, хоть и женщина. Значит, вспомним детство и тряхнем давно забытой стариной. Уверен, что Смирнова втянется в игру, потому что чересчур азартна, амбициозна и абсолютно не скромна. Я протяну стерву через ад, пока сама не завопит о пощаде. По правилам разрешено все, кроме рукоприкладства, однако, если ей захочется, я не стану отворачиваться и строить буку, но свои потери в счет будущего соревнования ровным почерком в блокнот внесу, а там уж Тоник стопудово прогорит и отработает запротоколированный долг — собой, репутацией или частью бизнеса, если, конечно, не заложит все. Так и развею над своей башкой сгущающийся очень плотный смог…
Мантуров несильно толкает спинку моего кресла и сам того не ожидая, по всей видимости, разворачивает меня к себе.
— Есть проблемы, старичок? — нагнувшись и расставив руки на тех же мебельных поручнях, пытливым взглядом полосует мою приунывшую рожу. — Проговорим, возможно, болт забьем? Чего там по стратегии? Тебя прессуют, наезжают, или что? Клиенты достали или гонорар не устраивает? Вырос из «только начинающих» штанишек? Скажи отцу, обозначь проблему и разрули, пока под обстоятельствами не подох…
Ах, вот он о чем! Ни хрена не выйдет в этом деле. Я бы забил и даже прокрутил, будучи еще там, за бугром, в дальнем европейском зарубежье, но ни черта не вышло — венерическая хворь определенно есть и мои данные были внесены в реестр потенциально опасных субъектов для женской части населения той слишком благополучной страны. Я быстренько на родину слинял, как будто заскучал и возвратился. Так, по крайней мере, предкам в аэропорту сказал. Твою мать! Стыдно и противно. Признаться в том, что получил, значит, выставить себя либо кобелем, гуляющим по кроватям, словно особь нехорошего поведения, либо нетрадиционалом, которому на мораль плевать, либо недалеким «юношей», которому навешали
