Пуговицы и ярость - Пенелопа Скай
Она допила бокал и потянулась к следующему.
– Спасибо, что отвечаешь на мои вопросы.
Она жила у меня уже три месяца, а мы ни разу нормально не разговаривали. Только о делах или о пуговицах. И теперь я спокойно отвечал на ее вопросы, даже не задумываясь об этом. Она знала обо мне больше, чем кто-нибудь, за исключением Ларса, разумеется.
– А с чего мне не отвечать? Мне только не нравится, когда это начинает напоминать допрос.
– Вот уж никогда не думала допрашивать тебя. Мне просто хочется побольше узнать о тебе.
С этими словами она посмотрела в бокал и немного покрутила его, прежде чем выпить.
Когда она отводила взгляд, я принимался рассматривать ее. Я следил, как ее пальцы с накрашенными ногтями обхватывают верх бокала. Лак был темно-красный, как и ее помада. Ее пальцы – длинные и тонкие – великолепно смотрелись на моем члене, когда она обхватывала его, делая минет. Она опускала глаза, и я мог видеть каждую ее ресницу, как она ниспадает вниз и слегка закручивается у кончика. Ресницы были густые, плотные – таких я еще не встречал. Да, Перл и без макияжа была чертовски хороша, но теперь это было что-то потрясающее. Никогда доселе я не сидел за столом напротив такой великолепной женщины. А Перл даже не догадывалась, насколько она сногсшибательна. Как ей, выросшей в трущобе, на самом дне, удалось стать столь женственной, красивой? Кто привил ей неповторимую элегантность, величавую гордость?
– Ты выросла в Нью-Йорке?
Она допила вино и поставила бокал на стол.
– И родилась, и выросла. Да, такого города больше нет нигде в мире…
– Скучаешь по нему?
Она пожала плечами:
– Знаешь, пожив здесь, я стала ненавидеть весь этот городской шум. Люди, пробки, вонища… У меня кожа выглядит куда лучше прежнего. И кажется, я как будто впервые в жизни могу дышать полной грудью. Так что, думаю, что не очень. Раньше он мне нравился, но после того, как я попала сюда… я уже не могу любить его, как раньше.
Ну да. Во всяком случае, ей нравилось жить в моем доме. У нее были шикарные условия. Ее одевали с головы до ног, а из окна открывался прекраснейший в мире пейзаж.
– Ты разговаривала с родителями после того, как тебя забрали из семьи?
Информация, что я почерпнул из ее досье, была довольно полной, но некоторые детали все же отсутствовали. И лучший способ узнать их – обычный разговор.
– Нет.
Ее голос прозвучал горько и блекло.
– Я сомневаюсь, что они сильно переживали из-за этого. Я была для них обузой, с которой они не знали, что делать. Жить в приюте трудно. Да и на улице тоже не сахар. Но все же лучше, чем с ними.
Меня не удивило ее негодование. Мы с отцом враждовали много лет, но лишь потому, что оба были довольно властными людьми. Если я начинал ему противоречить, он лупил меня почем попало, однако это лишь делало меня сильнее. Как бы то ни было, он заслуживал уважения. Моя молодость была во сто крат лучше, чем ее.
– А в приемную семью тебя отдавали?
– Один раз. Милые такие люди. Жили на Манхэттене. Мне они очень понравились. Но потом женщина забеременела, и они с мужем решили, что не в состоянии воспитывать еще и меня. И вернули в приют.
И хотя выражение моего лица не изменилось, я почувствовал, как сердце у меня сжалось в комок. Побывать в нормальной семье, а потом, когда там появляется собственный ребенок, вновь оказаться в приюте… Это действительно тяжело.
– И сколько тебе тогда было?
– Тринадцать.
Еще не легче.
– Прости, пожалуйста.
– Что было, то было. Потом, в колледже, я стала тем человеком, которым и хотела стать. Студенты ничего не знали о моем прошлом, так что я начала все с чистого листа. Моя жизнь изменилась, все стало проще, а когда я выплатила весь свой студенческий заем, то поняла, что счастлива.
Она усмехнулась и налила себе нового вина.
Теперь я восхищался ею еще больше. Пройти через такой ад и не ожесточиться! Любой на ее месте легко превратился бы в ничтожество, а она шла вперед и никогда не сдавалась.
Чем-то она напоминала меня самого.
– А в колледже у тебя был парень?
От этой мысли меня покоробило. Да, ведь у нее до меня были мужчины. И после меня будут… Это не должно было волновать меня, но я не мог справиться с собой. И вопрос этот я задал ей в надежде, что она не ответит.
– Да, – улыбнулась она своим воспоминаниям. – Джейсон. Такой милый мальчишка…
Ее голос дрогнул от нежности, что было нехарактерно.
– А из-за чего вы расстались?
– Он был на два года старше и окончил колледж, когда я только перешла на третий курс. Он получил работу в Калифорнии. А на большом расстоянии чувства быстро угасают. Наши пути разошлись, но мы остались друзьями.
Этот парень был единственным ее светлым воспоминанием. Остальное тонуло во мраке.
– И ты общалась с ним после?
– Переписывались иногда. Но без личных вопросов. Я не спрашивала его, а он – меня. Так мы с ним договорились.
Это прозвучало для меня до того мерзко, что на мгновение мне стало плохо. Я почувствовал, как откуда-то изнутри меня стал прорываться наружу гнев. Тот факт, что она кого-то любила, да еще до сих пор тепло о нем отзывалась, возмутил меня до глубины души. Но какое мне дело до ее прошлого? Какое дело до ее будущего? И все же…
– Ты спала с ним?
Перл улыбнулась, закатив глаза:
– Это же колледж! Блин, ну конечно!
От такого ответа меня аж скрутило. Нужно было срочно менять тему разговора, пока я окончательно не вышел из себя. Лицом-то я еще владел, а вот рукой так сильно сжал свой бокал, что едва его не раздавил.
– Какое вино тебе больше понравилось?
Она обвела взглядом бутылки и закусила нижнюю губу, как она обычно делала, принимая решение.
– Второе.
Мое.
– Это твое вино?
– Не могу тебе ответить.
– Почему нет?
– Получится нечестно.
– Но мы же тут не протокол составляем. Скажи.
Я наклонился вперед:
– Второе.
– Отлично. Было бы странным, если бы ты предпочитал вина других производителей.
– Да уж.
Я поставил на стол опустевший бокал.
– Ну, ты готова?
Мы уже все съели и выпили. Я выполнил все ее условия. Теперь я хотел почувствовать ее под собой на постели. Я хотел выбить своим членом из нее воспоминания об этом
