Екатерина Вильмонт - Девственная селедка
– Что-то на работе?
– Нет, пока там все нормально, хотя разговоры всякие ходят.
– Ты меня пугаешь. Неужто жениться надумал?
– Надумал, пап. Она такая…
– Красивая?
– Очень. Ее зовут Ева…
– Ишь ты. Ева… Ну, а родителям поглядеть на будущую сноху не надо?
– О том и речь… Понимаешь, я боюсь, что мама…
– Девчонка из провинции? Жить негде?
– Нет! – возликовал Платон. – У нее своя квартира есть. Двушка, хоть и в хрущобе.
– Что значит, своя?
– Она… сирота, – соврал Платон, прекрасно понимая, что отъезд Евиной матери и отчима в Израиль приведет отца в негодование и здорово напугает.
– Сирота с двухкомнатной квартирой? Но это же почти идеальный вариант. Тогда чего ты боишься? Что твоя Ева не нашего круга? Кстати, сколько ей лет, чем занимается?
– Ей двадцать, учится в Первом Меде.
– А покойные родители кто?
– Отца она не знает, а мать… была художницей откуда-то из глубинки…
– Слушай, Тоник, а у тебя ее карточка есть?
– Да! Вот, смотри.
– Черт побери, хороша! Даже очень. И совсем не вульгарна. Сын, мне твоя девушка нравится. Думаю, и матери тоже глянется. Давай, зови мать. Постой, а ты уже сделал предложение?
– Да. И хотел жениться, не дожидаясь вас, но Ева сказала, что она так не хочет… Что надо познакомиться с родителями…
– Ну надо же… Молодец, девушка. Мне она уже нравится.
– Пап, только она…
– Беременна уже?
– Слава Богу, нет. Просто… Ей тяжело живется, и одета она не очень, если б ты дал еще деньжат…
– А, понял! Святое дело, держи. И купи своей девочке что-нибудь… Правда, я не очень понимаю, что и где здесь можно купить, но она, наверное, знает… Вот, возьми еще. И зови мать.
– Спасибо, папочка.
Смотрины были назначены через неделю. Платон позвонил своей бывшей сокурснице, объяснил ситуацию и та сообщила ему координаты одного парня из ансамбля Моисеева, у которого бывают хорошие и модные вещи.
– Ева, в воскресенье мои родители ждут тебя в гости, – с торжеством сообщил ей Платон.
– Да? На смотрины, значит…
– Зачем ты так… Я рассказал им о тебе, показал фотографию… Ты им очень понравилась. Насчет отца я и не сомневался, но даже мама сказала: прелестная девочка, я хочу поскорее с ней познакомиться… И еще… я хочу сделать тебе подарок…
– Какой?
– Купить красивое платье или костюм, что ты сама выберешь…
– Не надо, Тоник.
– Надо.
– Послушай, а ты… насчет моей мамы тоже сказал своим?
– Нет. И совершенно сознательно. Родители люди старого закала, они не поймут, испугаются… Они…
– Нет, Тоник, я так не могу. А вдруг это как-то отразится на карьере твоих родственников? Отца, брата, мало ли…
– Да ты что! Сейчас времена так круто меняются, думаю, через год-другой вообще границы откроют… И сейчас, поверь, никто не станет копаться в документах невестки такого старого заслуженного дипломата. Не до того… Но родители этого не понимают еще. Поэтому…
– Но я не могу врать им.
– Врать ничего не надо. Просто умолчи. И вообще, я люблю тебя, люблю так, что готов порвать с родителями, со всем светом, лишь бы быть с тобой… Даже если они скажут, что не дают своего, так сказать, благословения, меня это не остановит. Да они ничего и не спросят, я сказал, что ты сирота, кто же будет приставать с расспросами? Они тактичные люди. Поэтому просто не говори на эту тему и все.
– Мне это не нравится, Тоник!
– Пойми же, упрямая твоя башка, это умолчание в их же интересах! Если хочешь знать, я говорил с одним парнем из ЦК комсомола, он сказал, что сейчас это проскочит.
– А если нет?
– А если нет, то, в худшем случае…
– Тоник, а давай мы просто не будем регистрироваться, а? Скажем правду, а расписываться не будем. Мало ли с кем живет сын дипломата? В конце концов, дочь за мать не отвечает, правда же? А потом, если все будет так, как ты думаешь, распишемся через год-другой, а?
– Странно… Все девчонки обычно мечтают о свадьбе, о белом платье, а ты…
– Да чепуха все эти платья… Но зато врать не надо будет.
– А может, ты и права? Я не знаю… Но если ребенок?
– Если ребенок… Но я хочу сперва окончить институт, а потом уж…
– Ладно, я поговорю с отцом.
И действительно, вечером он вошел к отцу.
– Папа, есть разговор.
– Денег не хватило?
– Пап, перестань, я же в конце концов работаю, получаю неплохую зарплату, что ты все о деньгах!
– Ладно, сын, я привык, что мальчишкам вечно не хватает денег. Говори, что стряслось.
– Пап, дело в том, что…
… – Ты, значит, родной сын, наврал, а девочка, чужая, не хочет причинять нам неприятностей?
– Да, все так.
– Ситуация, конечно, хреновая! Даже очень. Все эти новые веяния, думаю, долго не продержатся, и дело даже не в том, что органы станут копаться в прошлом этой девочки, возможно, сейчас им не до того, но… Надо же учитывать человеческий фактор!
– То есть?
– Ты думаешь, у меня мало завистников? Да пруд пруди! И уж они обязательно до всего докопаются, можешь не сомневаться. А если этот факт всплывет, меня обязательно турнут. И, скорее всего, просто на пенсию, мне уж шестьдесят один год. А я не хочу. Я еще в силах, я могу пригодиться своей стране…
– Папа, я тебя умоляю… – поморщился Платон.
– Да погоди ты, торопыга! Я сам не хочу, чтобы ты упустил эту девушку. В наши дни такая порядочность редко встречается. Давай-ка мы сделаем так, как она предлагает.
– То есть?
– Вы поженитесь, но без помпы и без регистрации. А незаконные связи моего сына – это его незаконные связи. Вы даже можете жить у нас…
– А как же мама?
– Знаешь что, Тоник? Давай сперва их познакомим.
– И дальше что?
– Если она маме понравится, мы все скажем, и она понравится ей еще больше. Ну, а если не понравится… то мама обрадуется, что вы не будете официально жениться. Но учти, жить вам лучше все-таки будет у твоей Евы, благо есть где.
– Ох, пап, видел бы ты эту квартиру…
– Ничего, ишь барин какой! Да мы с твоей матерью вообще в бараке жили… Ну, сделаем там ремонт, мебелишку какую-никакую подыщем. Нормально, сын. Она готовить-то умеет?
– Еще как! А какие пельмени делает!
Ева понравилась родителям Платона. Даже очень.
– Не ожидала от тебя, Тоник, что ты такую девушку выберешь, – качала головой мама Майя Тарасовна. – Не профурсетка какая-нибудь… И честная… Могла же и промолчать… И еще слава Богу, что не мать у нее еврейка, а отчим.
– Мама! О чем ты говоришь? – закричал прогрессивно настроенный сын.
– Ох, Тоник, я знаю, что говорю. Иногда и половинки еврейской крови хватает, чтобы испортить карьеру.
– Мама, это фашизм!
– Много ты понимаешь, дурачок.
– Да, Томас Манн, кажется, говорил, что фашизм и коммунизм – это враждующие братья.