Завтра наступит вчера - Татьяна Лунина

Татьяна Лунина

Завтра наступит вчера

Женщинам восьмидесятых посвящается

Пролог

20 октября, 2002 год

Принято считать, что красивых женщин не заставляют ждать, но эта явно ждала, в нетерпении расхаживая по мягкому ковру уютной гостиной и поглядывая на старинные напольные часы в углу.

«Ну что я за амеба такая! Инфузория туфелька! Беспозвоночное животное! Закатила бы разок скандал — не заставлял себя ждать». Но закатывать скандалы не умелось и не хотелось. И поэтому в который раз она ожидала мужа, опять поставившего на первое место работу. Через полчаса они должны быть в ресторане «Сулико», где заказан столик на четверых, а Вадим только сейчас закончил встречу с немцами. Дома он будет минут через двадцать. В пятницу вечером на дорогах не протолкнуться — вечные пробки. После трудовой недели народ спешит расслабиться: кто побогаче — в казино и дорогие рестораны, победнее — за город, на дачи, вырывать и сжигать последние сорняки, снимать для стирки занавески и упаковывать от крыс остатки круп, макарон и сахара для следующего сезона.

Этот вечер они решили провести в Москве, не выезжая в свой загородный дом на берегу Истры — «наш эконаркотик», как прозвал его Вадим. Потребность в этом «эконаркотике» была постоянной и росла с понедельника до субботы, избавление приносили выходные и праздничные дни, которых ждали как манны небесной. Ожидание вознаграждалось деревенской тишиной, покоем, треском поленьев в камине и закатами выплевывающими в сумерки ухмыляющуюся луну. Но сегодняшний вечер потянул одеяло на себя. Его эгоизм был вполне оправданным. Двойная дата, которую собирались отмечать, отмахнулась от шашлычной идиллии и потребовала кулинарных изысков. Дело в том, что сегодня день рождения ее мужа и полувековой юбилей дружбы Вадима и Роста. Менялись жены, окружение, места работы и проживания, но эти двое испытывали друг к другу почти мистическую привязанность на протяжении всей своей сознательной жизни. В эти минуты Рост и его последняя жена Наталья, талантливая художница, обожавшая мужа, как девчонка, должны уже подъезжать к ресторану на Большой Полянке. Она же сидела дома и ждала главного виновника торжества, как всегда занятого по горло. «Ладно, расслабься, — приказала себе, устраиваясь в мягком кресле, — не можешь изменить ситуацию — измени свое отношение к ней». Тем более, что понять Вадима легко. Ей и самой хорошо знаком тот охотничий азарт, когда, словно сеттер, выпущенный на дичь, мчишься к цели, хватаешь ее зубами и гордо несешь свою добычу хозяину — делу, которому служишь. Она взяла телевизионный пульт и принялась рассеянно скакать по каналам. Задержалась на новостях. Услышав очередные страсти о террористах, катастрофах и аферах, уже хотела нажать на красную кнопку, как вдруг ухо резанула до боли знакомая фамилия. «Этого не может быть!» — похолодела женщина и прибавила звук. «Никита Владимирович Семушкин… много сил отдавший развитию и укреплению международных связей… авторитет России в мире… Министерство иностранных дел выражает соболезнование семье покойного… гражданская панихида состоится… Государственная Дума приняла поправки к закону…» Она выключила телевизор. «Этого не может быть! Этого просто быть не может! Ведь он Совсем не старый. Господи, сколько же ему должно быть лет?» Потерянно поднялась из кресла и принялась бесцельно бродить по гостиной. В памяти всплыло: «А глаза-то у тебя зеленые, как у кошки». Вдруг привязался детский стишок: «А-бе-це, а-бе-це — сидит кошка на крыльце, шьет штанишки мужу, чтоб не мерз он в стужу». А-бе-це, а-бе-це… Подойдя к окну, отдернула штору и уставилась на светлые пятна арбатских фонарей. «А ведь я ничего о нем не слышала все эти двадцать лет». В окно барабанной дробью застучал дождь. «Вадим промокнет, пока добежит от машины к дому, — автоматом сработала мысль, — никогда не возьмет с собой зонт. И туфли, кажется, замшевые надел».

Дождевые капли, сбегаясь и разбегаясь, растекались по стеклу тонкими ручейками. Капли горели на стекле вдовьими слезами. А — капля, бе — капля, це — капля — так не сшить штанишки мужу, чтоб не мерз он в стужу. Ручейки вдруг стали расплываться, и теплая солоноватая влага, взявшаяся невесть откуда, застелила густой пеленой «сегодня» и приоткрыла «вчера», увлекая в события двадцатилетней давности. Память оказалась жадной стервой и не выпустила из своих цепких лап ни одного дня.

Ноль. 1) В математике:

действительное число -

отсутствие величины.

«Словарь русского языка».

С. И. Ожегов.

Глава 1

6 октября, 1982 год

Из-под одеяла показались пальчики с идеальным педикюром и, потянув за собой розоватую округлую пятку, явили на свет изящную ступню. В полутора метрах выше выставилась рыжая взлохмаченная грива, венчавшая весьма симпатичную женскую головку. Вздернутый носик и чувственный рот составляли композицию, достойную восхищения. Композиция пришла в движение, и комнату огласил дикий вопль: «Доброе утро!» Две кошки, спящие в ногах, вскочили и, обезумев от ужаса, бросились вон из комнаты.

Юлия Батманова приветствовала новое утро своей замечательной, любимой, двадцатипятилетней жизни. Хотя утром это время суток можно было назвать едва л и: часы показывали полдень. «О Боже, какая рань!» — простонала Юлька, увидев показания стрелок. «Макс-Марочка, идите ко мне, мои маленькие», — проворковала она, заметив в дверном проеме два кошачьих хвоста. Макс и Мара — семейная пара, боязливо заглядывала в спальную, служащую одновременно кабинетом и залой для приема гостей, калории неприхотливая хозяйка набирала в кухне. «Манюнечки мои, блохотрончики рыженькие, идите к вашей Юлечке, ягоды облепиховые!» — причитала восставшая ото сна, протягивая руки к усатой паре. «Ягоды», однако, застыли на пороге, выжидая, какой фортель выкинет в следующую минуту их непредсказуемая хозяйка. А та лениво выбралась из постели и, потягиваясь, побрела к холодильнику. Открыла дверцу, возмущенно оглядела полки. В углу казанской сиротинушкой притулился початый пакет молока, на нижней полке нахохлилось одинокое яйцо — все! «Черт-те что, опять хоть шаром покати! — пожаловалась бедная Юленька ингредиентам омлета. — И когда на меня свалится наследство или, на худой конец, богатый мужик!» — вздохнула она и направила свои босые стопы в ванную.

Хитрюга Батманова кокетничала: желающих свалиться на Юлькины прелести и даже навсегда ввалиться в ее жизнь было хоть отбавляй — и богатых, и победнее, только выбирай. Этот «метр с кепкой» был лакомым кусочком. С идеально вылепленной фигуркой, рыжая, с ласковыми ямочками на щеках и искрящимися синими глазами Юлия Батманова обладала таким магнетическим шармом, что мужской дееспособный пол при виде