Моя Вселенная (СИ) - "Sco"
– Стой! – выкрикнул он и бесстрашно схватил напружинившегося актинца за руку. – Ты можешь отвести меня в Дармун?
Осенившая мысль чуть не разорвала Дрёмова на месте. Последние сутки он был так занят выживанием, что совершенно позабыл о доверительном разговоре с дедовым знакомцем, начальником безопасности на Базе, перед своим отлётом. Тогда без пяти минут отставной подполковник доверительно сказал Мирону после пары бутылок какой-то местной бурды: «Сынок, если запахнет жареным и наши слизняки-дипломаты бросят тебя в этом зверинце – поезжай в Дармун, найди Нокса. Этот жадный чёрт знает своё дело – наши военные держат его на шикарном жаловании, чтобы в случае чего контрабандист вывез людей с Акты на своём корабле…»
– Зачем? – вывело его из ликования вкрадчивое курлыкание.
Сфинкс стоял весь напряжённый, держа руку на отлёте, будто опасался, что Мирон на ней повиснет. Дрёмов бесцеремонно сжал жёсткую кисть обеими руками, чувствуя себя уже одной ногой дома. Его вставило не хуже, чем от непеты. Сейчас, когда появилась надежда убраться совсем с этой планетки, он целиком сосредоточился на этой цели, вместо того чтобы нервно шарашиться в поисках норы.
– Сим! – бесстрашно исковеркал имя Мирчо, решив, что сможет прикрыться человеческим несовершенством. – Мне очень, очень надо быть в Дармуне. Там мне помогут! Я смогу улететь!..
И захлопнул рот, вдруг вспоминая о строжайшем запрете обсуждать Нокса с кем-либо. Но было поздно. Зрачки сфинкса расширились и вспыхнули, отсвечивая той жуткой зеркальной плёнкой, что так зловеще бликует в темноте. Дрёмов похолодел – его каждый раз пробирало до печёнок от этих демонических особенностей инопланетной сетчатки. Крепкие, острые когти выстрелили из обманчиво мягких подушечек на пальцах и впились в беззащитную человеческую ладонь. Мирон пискнул, боясь дёрнуться, чтобы не выдрало куски мяса этими крюками.
– Ул-ле-те-е-еть? – прошипел Сим и раздул ноздри, будто намереваясь вынюхать у человека все подробности.
Мирчо потом изумлялся, что случилось с его неплохими вроде мозгами? Почему он так тормозил с самого начала? Почему не обратил внимание на то, как сфинкс дёргался от боли в шее, там, где всем актинцам наносили родовой знак-татуировку. Местный, узаконенный обычай выжигать это тату напрочь изгнанным из клана навсегда, отдающий средневековыми пытками. Когда Мирон выпалил про возможность покинуть планету, по загоревшимся глазам сфинкса стало ясно, что им по пути.
– Я не преступник, – гордо вскинул голову «Сим», на подозрительный взгляд Мирона.
– От чего же ты бежишь? – неуверенно заартачился тот, хотя выхода у него всё равно не было.
– А ты? – проурчал сфинкс, наклоняясь к человеку.
Его «спаситель» был таким же изгоем и беглецом, как он сам. Только у него, в отличие от Мирона, не было надежды на возвращение домой.
3 глава
Человек бодро вышагивал по совсем не страшному освещённому солнцами лесу и с трудом сдерживался, чтобы не поскакать вприпрыжку. До сих пор не верилось в такую удачу. За какие такие заслуги Вселенная благоволила Мирону Дрёмову, было непонятно, да и не суть. Главное, что теперь он имел все шансы действительно добраться до дома! Не гипотетически, лелея несбыточную мечту, а реально. Сфинкс, ещё недавно пугавший своей непонятностью и угрюмостью, в глазах землянина обзавёлся нимбом над треугольными ушами. Мессия, который отведёт его к ковчегу! Из односложных объяснений он уловил, что идти надо два дня, на ночёвку остановятся на заброшенной станции локомобилей.
Мирчо улыбался, как беззубый дебил, растягивая сжатые губы до ушей, но «Сим» всё равно нервно дёргал ушами, напрягаясь от этой гримасы. Днём они шарили по складу в поисках полезностей в дорогу, переговариваясь односложными фразами. Он победно напевал себе под нос, чем заслужил несколько пронзительных взглядов. Видимо, чуткоухий сфинкс выискивал какой-то смысл в доносившихся со стороны чужеземца звуках. В одной из комнат Мирон нашёл нечто вроде объёмного заплечного мешка с обтрёпанными лямками и оторванным внешним карманом и вцепился в него, как в новогодний подарок. Под уже привычным любопытным взглядом кубовых{5} глазищ он деловито укладывал в обретённый «рюкзак» запасную пару брюк со склада, две огромные майки, пропахшие сыростью, несколько пар носков с толстым швом «под когти», откопанную на пропускной куртку-дождевик с дыркой на локте, но целым капюшоном. Порвал полотенце на два небольших и в один кусок завернул приборы и жестяную миску из столовой. «Сим» в какой-то момент пропал и вернулся через час с коробкой, набитой всякой медицинской хренью – видимо, разорил медблок. Принёс, поставил рядом с человеком и отступил, будто придушенную мышь подложил. Тот с энтузиазмом зарылся в серые бинты и склянки. Из удачных находок были зубной порошок со сроком годности на полвека и жидкость с резким спиртовым запахом. Из неизвестных, но, судя по реакции сфинкса, полезных вещиц были непонятные пакетики с чем-то сыпучим и тюбик с нарисованной зелёной капелькой. «Сим» уверенно закинул их в Миронов рюкзак, и тот не стал спорить – стало быть, пригодится. Себе за спину сфинкс раздобыл какую-то плоскую котомку, будто сложенный парашют.
Вышли чуть рассвело. Ночь провели по разным комнатам: Дрёмов утеплился, угнездился под двумя одеялами и даже носа из-под них не высовывал – такой был колотун. Оставаться в этом промозглом месте не было уже никакого желания, причём, похоже, у обоих. Когда два солнца показали свои жёлтые бока на горизонте, путники скромно перекусили каким-то безвкусным крахмалистым овощем и отправились в путь, двигаясь на юг.
Мирчо будто подгонял попутный ветер в спину. Он практически считал часы до своего воображаемого отлёта и на душевном подъёме даже начал впадать в умиротворённое созерцание довольно скудного актинского пейзажа. Перепады температур и горячие солнца оставили в живых лишь самые крепкие, но довольно уродливые растения – с колючими ветками, шершавыми жёсткими листьями, да и те имели измождённый вид. Спустя полдня Мирон всё ещё легко шёл, почти не чувствуя рюкзака за спиной, то и дело останавливаясь, чтобы подождать отстающего сфинкса. Притормозив в очередной раз, он внимательно оглядел согбенную фигуру попутчика и как-то сразу понял – животина выдохлась. Актинец припадал на одну ногу, понуро волоча хвост по жёсткой траве, и даже без возмущения откликался на «Сима». Дрёмов вдруг задумался, сколько же тот таскается вот так по лесам, недоедая, и до чего он может дойти, если совсем выбьется из сил. И хоть молодой сфинкс и не давал повода себя опасаться, но Мирон зарекся до конца доверять аборигенам. Уж больно скрытные и внезапные те бывали. Не по умыслу, а по своей природе. Может, люди и были в чём-то умнее и хитрее актинцев, но один на один становилось понятно, кто эволюционировал от травоядного примата, а кто – от плотоядного хищника.
Однако ж за раздумьями о своём попутчике и грядущем спасении было ещё кое-что, тревожащее Мирчо, как больной зуб: он постоянно вспоминал ту бредовую ночь, за которую было так же стыдно, будто всё случилось только что. То ли непета так действовала, то ли адреналин, но воспоминания были очень яркие и какие-то перманентно свежие. Стоило скользнуть взглядом по пепельной шкуре, как под пальцами ощущались теплота и шелковистость, а её сладковатый запах тут же окутывал, словно он тёрся об актинца носом вот только что. Думать об этом в текущей обстановке было так же неуместно, как вспоминать цвет своей пижамы на пожаре, но та ночь тянулась за каждой мыслью Мирчо, как шлейф от жаркого, бесстыжего сна. Без сомнений, внимательный сфинкс ловил нервозные взгляды попутчика, но о его выводах оставалось только догадываться.
Мирчо встряхнулся, откладывая рефлексию на потом и склонил голову набок, разглядывая сфинкса пристальней, пытаясь понять, что не так:
– Ты хромаешь?
Сим насупился, смешно сведя короткие вибриссы бровей, и молча сел на заваленное бревно. Землянин уже подметил за ним такую манеру: тот всё слышал, видел и понимал, но отвечал через раз, даже если его переспросить. Упрямец снял ботинок и, что-то шипя себе под нос, вытянул перед собой стопу. Мирчо ахнул: на всех пальцах кожа была стёрта в кровь.
