Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Крушение. Книга вторая.
На станции Нови Лигуре советскую делегацию встретил глава экономической миссии РСФСР в Италии, генеральный секретарь делегации Вацлав Вацлавович Воровский — он был худ и бледен, сутулился, еще не совсем, видно, оправился от болезни.
В десять утра шестого апреля советская делегация прибыла в Геную, на главный вокзал «Принципе». Несмотря на ранний час, на густое оцепление из рослых полицейских карабинеров в треуголках, мундирах с фалдами, черно-красными лампасами на брюках, встречать большевиков пришло очень много народу — рабочие, портовики, грузчики, представители печати — «стампы», просто любопытствующие темпераментные генуэзцы. На рукавах обслуживающих конференцию — шелковые голубые повязки с белыми пятиугольными звездами. Чичерин появляется на ступеньках вагона. Это вызывает сенсацию. Коммунисты поднимают над толпой красное знамя, раздаются крики: «Эвива! Эвива!» Полицейские кидаются к знамени. Начинается драка. Охрана оттесняет толпу, но разгонять ее без особого приказа не решается. Не решаются на активные действия ни молодчики Муссолини, ни белоэмигранты, находящиеся здесь же.
На вокзале к советской делегации присоединяется Александр Николаевич Эрлих, инженер-строитель в прошлом, сотрудник АРКОСа, отлично знающий условия жизни в Италии. Он назначен комендантом, отвечающим за охрану дипломатов.
Поездка не окончена. Делегации размещаются в пригородах Генуи: Сан-Ремо, Пельи, Рапалло, Нерви. Для наших дипломатов выделен первоклассный помпезный отель «Империал» в Санта-Маргерите. Это в тридцати километрах, примерно час на поезде. Зато вокруг прекрасный парк, рядом море.
Снова в путь. Паровоз, тянущий три вагона, мчится с дикой скоростью по извилистым склонам прибрежья Восточной Ривьеры. И, не сбавляя хода, подкатывает к маленькому вокзальному зданию Санта-Маргериты. Деревянный перрон только что полит водой. Замерла охрана. Привокзальная площадь на всякий случай очищена от встречающих. К вагонам почтительно приближаются лишь префект, полковник карабинеров, начальник полиции и начальник железнодорожной станции. Словно приклеенные улыбки, рукопожатия... Начинается выгрузка. На грузовик с трудом поднимают тяжелый контейнер. Там, взятая по приказу Чичерина, целая библиотека — редкие книги, собрание дипломатических актов времен Бориса Годунова, Петра, Екатерины. Все это может понадобиться на конференции. Дипломаты, советники, переводчики, эксперты, секретари рассаживаются по машинам и автобусам. Колонна трогается. За полицейской машиной идет «фиат» — черный лимузин на высоких рессорах, собственность советской делегации, переправленный заблаговременно с нашим же шофером для приватных разъездов.
— Не очень-то нас здесь и встречают,- — говорит кто-то в автобусе. — Это не Генуя.
— А знаете, кто тут всегда живет? — отвечает одна из переводчиц. — Миллионеры, коронованные особы, крупные жулики и карточные игроки.
— Проститутки и сутенеры, — добавляет кто-то.
— Не забывайте — белоэмигрантские террористы и савинковцы, — заключает Скандии.
Посреди парка на холме видно высокое здание с большими сводчатыми окнами, террасами, балконами, окруженное высокой каменной оградой, — отель «Империал». Море рядом, в сотне метров. Перед оградой и воротами охрана — карабинеры, берсальеры, агенты полиции в штатском.
— Сто карабинеров, рота гвардейцев да отряд тайной полиции, — продолжает всезнающая переводчица. — Не многовато ли?
— Отнюдь, — возражает ей один из экспертов. — Они ведь не нас, а от нас, коммунистов, призваны охранять итальянцев.
Кортеж легковых автомашин въезжает за гостиничную ограду. Грузовик подвозит ко входу контейнер. В мгновение полицейские бросаются к нему, открывают борт, снимают контейнер и с величайшей осторожностью вносят в вестибюль. Следом, толкаясь, кидается целая группа карабинеров, берсальеров. Кто-то начальственным голосом кричит: «Осторожно! Осторожно! Опускайте!» Кто-то, приложив ухо к доскам, требует тишины.
Вбегает возмущенный Эрлих. И категорически требует, чтоб все посторонние немедля покинули гостиницу: присутствие посторонних — нарушение экстерриториальности. Незваные гости нехотя покидают вестибюль, оглядываясь, не вскрывают ли русские контейнер.
— В чем дело, господа? — повышает голос Эрлих.
— Синьор докторе, — спрашивает, решившись, один из солдат. — Правда ли, что в этом контейнере привезли господина Ленина?
В ответ раздается смех советских делегатов...
А вот еще факт. В одном из номеров обнаружено письмо: «Остерегайтесь электрических аппаратов, установленных в ваших комнатах, а также горячих напитков, изготовленных кем-либо помимо преданных вам ближайших людей. Мужество и осторожность. Кольра». Провокация или предупреждение? Какие следует принимать меры? Кто этот Кольра — друг или враг?
Эрлих докладывает Чичерину о прибытии вооруженных рабочих крупных итальянских заводов — туринского «Фиата», миланского машиностроительного «Бреда», судостроительной верфи «Ансальдо» и других, — добровольно вызвавшихся охранять советских дипломатов.
— Вот вам свидетельство пролетарского интернационализма, — удовлетворенно говорит Чичерин. — Столько у нас друзей... Хорошо бы погулять по Санта-Маргерите. Помнится, здесь, на главной улице, превосходные лавочки... М-да... Но если откровенно — отсутствие прямой связи с Москвой занимает меня сейчас более всего. Придется, вероятно, связываться через Лондон и Берлин, а представляете, сколько времени и труда будет уходить на это?
— Может, добьемся чего-то, — успокаивает его Боровский.
— Весьма сомневаюсь, — отвечает Чичерин. — Надо требовать внеочередной передачи радиотелеграмм. Добиваться гарантий, равных с другими делегациями условий работы. Уверяю вас, все официальные агентства буржуазных правительств монопольно будут распространять клевету. Мы должны категорически протестовать, Вацлав Вацлавович. С первых же дней! С первых дней!..
4
К девятому апреля все тридцать четыре делегации приехали в Геную и расселились по Восточной Ривьере. Англичане заняли отель «Мирамаре» (Ллойд Джордж уединился на вилле «Альбертис» в Куарто-деи-Милле); французы — в отеле «Савой», итальянцы — в «Реджио»; немцы заняли отель «Эден» в Рапалло, поблизости от советской делегации.
Генуя — главнейший после Рима порт Италии — выглядела очень празднично. На узких улочках, террасами спускающихся с холмов Лигурийских Апеннин к морю, к торговой гавани, полно народу. Все торопятся вниз, к старинным дворцам, виллам богачей с помпезными мраморными фасадами и колоннадами, к церквам. На главной улице транспаранты: «Conferenza Internationale economica di Genova». Повсюду флаги и эмблемы конференции — на стенах домов, на витринах магазинов и ресторанов, на автомашинах, автобусах и пароходах. В порту и рабочих предместьях плакаты на итальянском языке: «Да здравствует Ленин!», красные флаги. В переулках копятся группки русских эмигрантов, выкрикивают: «Долой! Долой! Долой! Addasso!»
Середина апреля, но уже жарко, душно. Экспансивные генуэзцы с нетерпением ждут, когда начнется «зрелище века». Накануне Чичерин давал пресс-конференцию. Банкетный зал отеля оказался переполненным журналистами, которые сидели повсюду, даже на подоконниках. В конференции участвовали: Красин, Литвинов, Иоффе, Воровским. Чичерин говорил о позиции Советского правительства, о царских долгах и долгах правительства Керенского, о том, что дипломаты, представляющие интересы революционных рабочих и крестьян, будут решительно бороться с любыми попытками превратить Россию в колонию. Воровский — о войне и мире, гибели целого поколения людей, о страданиях русского народа, разоренного войной и голодом, о контрпретензиях России. Французскую газету «Юманите» представлял Марсель Кашей, немецкую «Роте Фане» — Вильгельм Пик. Двадцатилетний Эрнест Хемингуэй приехал корреспондентом канадской газеты «Торонто дейли стар». Газеты печатали портреты советских дипломатов.
И вот наступило наконец десятое апреля. С утра чуть не вдвое были увеличены наряды карабинеров и гвардейцев. Повсюду ходили парные патрули. С полудня толпа начала собираться на площади Христофора Колумба, где находился старинный дворец Сан-Джорджо — место проведения мирной конференции. Первой мирной конференции с участием революционной России.
Дворец, сооруженный в тринадцатом веке из красного кирпича, много раз перестраивался. В четырнадцатом веке банк Сан-Джорджо, реставрируя дворец для себя, пристроил к нему еще два зала — так называемый «Зал капиталов» и «Зал сделок». В последнем, вызывая всевозможные остроты недоброжелателей, и должна была проходить конференция. «Зал сделок» — большой, прямоугольный, двусветный, с огромными сводчатыми окнами, выходившими по фасаду на море. Вдоль окон — книжные шкафы и ниши. В нишах — статуи знатных генуэзцев, капитанов и банкиров. Для представителей прессы — а их около полутысячи — построена широкая деревянная галерея. Для делегатов, экспертов и переводчиков — стол, центральные места за которыми отведены странам — устроителям конференции.
