Михаил Ландбург - Посланники
Алекс помахал небу рукой, попросил Создателя откликнуться.
- Не отзывается, - пожаловался Алекс.
- Может, так даже лучше? - заметил Николай и рассказал анекдот: "Доктор, - спросила больная, - почему, когда я говорю с Богом, это называется молитвой, а когда Бог разговаривает со мной, это называется шизофренией?"
Я с облегчением подумал: "Со мной Он, вроде бы, разговоров не заводит…"
*Франц Кафка. "Дети на дороге"
** (лат) Судьба не член, рукой не ухватишь.
Опустившись наземь, Юваль Лерман грыз печенье.
***
Полдень.
Час воспалённого солнца.
Дряблый, потный воздух.
Мы достали консервные банки и принялись поедать бобы в томате.
Город Газа выплёвывал из себя ракеты, и тогда я шептал: "Vade retro, Satanas!"*
В расположение нашего взвода забрела серая коза. Оценив армейский быт, она высказала что-то на своём козьем языке и, торопливо перебирая ножками, повернула назад.
***
Вечер…
"Возможно, - подумал я, - сейчас Лия смотрит на закат солнца? И мама смотрит…"
Николай лежал на траве и наблюдал за тем, как, подталкивая друг друга рыхлыми бёдрами, в небе покачивались облака. Вдруг он запел.
- Переведи, - попросил я.
Он перевёл: "Дамы, дамы, не крутите задом, это не пропеллер, вам говорят"
- Сочинил ты? - спросил я.
- Возможно, - ответил Николай. - Уже и не припомню.
Я раскрыл мобильник, проговорил:
- Лия, Марк Аврелий считал, что человек бывает счастливым лишь тогда, если сам себя таковым считает.
- Ты себя таковым считаешь?
- У меня есть ты…
***
Месяц назад поэт Давид Полонски доверительно сообщил:
- Жажду сделать ребёнка.
Я скосил глаза,
подвигал носом,
пошевелил ушами.
- Кто счастливица?
Давид покрутил шеей.
- Как тебе объяснить?
Я снизошёл:
- Ничего объяснять не надо – мне подумалось, что если человек говорит "как тебе объяснить?", то он или не в ладах со словами, или же толком сам не знает, чего хочет.
Но поэт, как оказалось, знал.
- Надо бы изменить структуру вселенной, - сказал он. - Из гуманитарных побуждений сделаю ей отрока, то есть, заброшу, так сказать, достойное семя в строительство Будущего.
Идея Давида меня увлекла.
* (лат.) Изыди, сатана!
- Да-да, - подхватил я, - подкорректируй структуру вселенной, внедри нужное семя в Будущее! Теперь самое время. Пожалуйста, прояви усердие, сделай это! Читающую публику страны я предупрежу, что ты, по причине выхода в декрет, какое-то время печататься прекратишь…
- В декрет? - омрачился Давид. - В Иерусалиме меня ненормальным не посчитают?
- Ни в коем случае, - заверил я. - В столице ненормальных и без тебя хватает, кроме того, любой интеллигентный человек знает, что поэзия – это хворь необычная, ни на одну из других непохожая, и лишь неуч станет выискивать в личности поэта нормальность. Подкорректируй у вселенной ДНК, сделай это! Только учти – службы не дремлют…
- Какие к чертям службы?
Я пояснил:
- Службы государственные, специальные и очень специальные.
Лицо поэта потускнело. В воздухе прозвучало вялое "подумаю".
Мы заговорили о ракетах из Газы, о пылающих домах Негева, о детях, глотающих дым.
- С носителями Зла мы покончим, - обещал я. - Раз и навсегда! А ты, тем временем, займись семяизвержением…
***
Ночной взгляд луны показался мне враждебным, и я потянулся к автомату.
Чертовщина…
Нервы…
Взводная рация продолжала молчать.
Сидевший под пушкой танка бородатый парень вполголоса читал молитву. "У верующих – Бог один; у неверующих – в зависимости от суммы обстоятельств – множество", - подумалось мне.
Из спального мешка высунулась голова Рана. Выражение на его лице было искажено, будто ему скрутило живот. "Просто не знаю, - озадаченно бормотал он, - лежим тут, лежим… Если домой вернусь ни с чем, что я родным скажу?" Кто-то отозвался: "Что-нибудь скажешь…Если вернёшься целым…"
Ран посмотрел на меня.
- Посоветуйся с Господом, - сказал я.
- Я Бога не трогаю, - буркнул Ран. - Рискованно…
Я подумал, что у каждого своя Судьба –
у травинки,
у пушки,
у книжки.
"А у Судьбы есть судьба?"
Я завёл рассказ об Александре Дюма. Участвуя в дуэли, он вытянул жребий, по условию которого проигравший должен был застрелиться. Дюма удалился в соседнюю комнату, и через мгновенье раздался выстрел. Все замерли. Однако Дюма вернулся и, разведя руками, проговорил: "Я стрелялся, но…промахнулся".
Ран вопросительно посмотрел на меня.
- Может, - сказал Ран, - сообщу домашним, что в меня стреляли, но промахнулись?
- Почему бы нет? - отозвался я.
Громко зевнув, рядовой Виктор посмотрел в сторону Газы и уныло проговорил: "Сержант, как думаешь, там сейчас спят?"
Я пожал плечами.
Виктор не унимался:
- Газа совсем рядом.
Я промолчал. Вспомнилось: "Ближе друзей бывают только враги".
На часах было четверть пятого.
Заметно ослабнув, луна опрокинула себя набок и поползла вниз.
Темень и свет неторопливо менялись местами.
Белесая дымка затянула небо.
Птиц не было видно. Их пения не было слышно.
Пробежался лёгкий ветерок и скрылся в траве.
Я подумал: "Возможно, в это утро наша очередь…"
Мы свернули спальные мешки.
Закончив молитву, бородатый парнишка спрыгнул с танка и ушёл за кусты помочиться. Потом он полил себе из фляги на руки и вновь взобрался на танк.
В небо впились самолёты – дело известное: сейчас посыплется, а потом, как Судьба задумает…
На память пришла любимая поговорка моего заместителя, ефрейтора Фимы: "О чём не знаешь, того и нет!"
***
Под Газой я составил себе программу Aktion'а – чаще пить воду из фляги, заставлять себя дышать ровно, продолжать изощрять свою память повторением латинских текстов.
"Dum spiro spero…"
"Cogito ergo sum…"
***
Однажды мой отец сказал:
- Пока ты юн, кажется, что твоя жизнь ещё не началась, но однажды вдруг замечаешь, что ты уже не молод, а задуманная жизнь, вроде бы, и не наступила. Остаётся у тебя два возможных выбора: или принимать то, что подносит тебе судьба, или вступать с ней в единоборство. Двух будущих не бывает…
- Ты выбрал? - спросил я.
- Ещё нет, - твёрдо ответил отец. - Я думаю…
***
…Кто-то из парней сказал: "Надеюсь, домой нас вернут не на носилках…"
Я вскинулся: "Не каркайте!"
Отделение отозвалось: "Так точно, сержант!"
Вокруг –
тишина,
безмолвие,
таинство.
"Где, Господи, Твоё чуткое Ухо? - спросил я. - Где же, Создатель, Твой Глаз всевидящий?"
Кажется, Жюль Ренар сказал: "Не знаю, существует ли Бог, но для Его репутации лучше было бы, если бы Его не было".
Опустив голову, я прошептал: "Господи, пожалуйста, будь! С Тобой всё же комфортнее…"
***
Солнце, казалось, настроилось выжечь под собой все нечистоты мира. В раскалённом воздухе металась, толкалась мошкара.
Я прислушивался к биению моего сердца.
Я думал о маме, о Лие, об университетских лекциях, о лавке букиниста.
Я о себе думал…
…В день своего появления на свет я остался без мамы. Трагические роды. Из книжек выяснил: такое бывает… Жить без мамы отец не захотел. "И такое бывает…" – это я понял сам.
В три года я для себя открыл, что моя мама, на самом деле, моя бабушка (род.1939), а отец – мой дедушка (род.1937), однако это открытие не помешало мне продолжать называть дедушку отцом, а бабушку – мамой. Так что…Вы уж это учтите!
***
Мы ждали.
Ожидание –
угнетало,
раздражало,
душило.
Приказ не поступал; росло недоумение: "Ведь мы у цели…"
Тишина –
гнетущая,
смутная,
лукавая.
Терзал вопрос: "Отчего власти тянут со временем?"
Прорывался ответ: "Министрам лучше видно… А я, возможно, слеп…"
Порой шевелилась нехорошая мысль: "Может, министры блефуют?"
Как там у Шекспира –
ГАМЛЕТ: Вы видите то облако, что вроде верблюда?
ПОЛОНИЙ: Ей Богу, оно действительно похоже на верблюда.
ГАМЛЕТ: По-моему, оно похоже на ласточку.
ПОЛОНИЙ: У него спина, как у ласточки.
ГАМЛЕТ: Или как у кита?
