Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории
— Добро пожаловать, — улыбнулась та. — Пан Навара? Как же, вспоминаю, муж говорил о вас как об очень талантливом молодом человеке, он даже предрек вам успешную научную карьеру. Рада познакомиться… Разрешите предложить вам что-нибудь? Немного вина или лучше виски? Я сейчас вернусь… — И она пошла в кабинет Крчмы.
Мариан вопросительно глянул на Мишь, та — на Мариана.
Хозяйка вернулась, неся поднос с тремя бутылками. На выбор.
— Как дела у пана профессора на Ривьере? — осведомился Мариан.
— Мы еще ничего от него не получили, письма из-за границы долго теперь идут. Я думала написать ему о том, как мы тут мило хозяйничаем с барышней Эммой, но боюсь, муж будет дома прежде, чем дойдет мое письмо…
Да не сплю ли я? — Мишь сама ощущала, до чего испуганный у нее взгляд; Мариан уголком глаза дал ей понять, что готовит тактический маневр.
— Какая жалость, что заболела Ружекка. Теперь вам приходится довольствоваться обществом одного и того же человека. Эмма, конечно, с удовольствием проводит с вами время, но все-таки это до некоторой степени — вторжение в ваш привычный распорядок дня…
— К тому же оно и надоедает, видеть все время одно и то же лицо, — добавила Мишь, как всегда, не очень-то ловко. — Если от этого лица некуда деваться, оно может в конце концов вызвать непреодолимое отвращение. Когда Нансен в Арктике, покинув свой «Фрам», два месяца шел к материку вместе с лейтенантом Иогансеном, тот уже до того стал действовать ему на нервы, что Нансен заговаривал с ним только раз в неделю…
— Да что вы такое говорите! — Пани Крчмова явно пропустила мимо ушей выступление Миши — реплика ее была адресована Мариану. — Какая же была бы я неблагодарная, если б усмотрела самоотверженности Эммочки вторжение в мою жизнь! Сколько времени она тратит на меня — я прямо не знаю, чем ей за все время отплачу…
Мишь ушам своим не верила; и то, как на нее посмотрел Мариан, весьма напоминало косые взгляды доктора Штурсы. Дьявольская ирония заключалась в одном различии: перед Штурсой эта сумасшедшая по-черному оклеветала Мишь, а перед Марианом превозносит чуть ли не до небес…
— Не смотрите на меня, пан доктор, — Шарлотта почти кокетливым жестом поправила свою прическу. — Я была больна, Эммочке пришлось даже вызывать нашего домашнего врача — да и старость уже стучится потихоньку в двери…
— Я еще не доктор, пани Крчмова. а на вас не заметишь и следа перенесенной болезни. Если у вас будет в чем-либо надобность, в таком, что требует больше мужской силы, чем доброй воли Эммы, пускай она позвонит мне в институт, и я с удовольствием явлюсь к вам. Я безмерно обязан пану профессору и был бы счастлив возместить ему хоть сотую долю того, что он сделал для меня.
Мариан поклонился, поцеловал ей руку.
— Нет, все это я вижу во сне! — вырвалось у Миши, когда она провожала Мариана до калитки.
Тот глянул на свои часы, его поднятая правая бровь нетерпеливо дрогнула.
— В следующий раз, пожалуйста, не отвлекай меня от экспериментов ради чепуховых бабьих ссор. Назвалась груздем — полезай в кузов…
На глазах у Миши выступили слезы бессилия. Мариан нахмурился:
— Вполне возможно, у старухи бывают припадки истерии, да ты-то не будь истеричкой! И постарайся относиться к ней немного бережнее — у нее явно климакс.
Мишь вытерла слезы рукавом, как маленькая.
— А у меня — тоже климакс, да? Ну что ж… Пока!
С несчастным видом следила она с порога, как он уходит; а Мариан и не оглянулся. Только, не замедляя быстрого шага, еще раз посмотрел на часы — и побежал вниз по улице к трамваю.
Дверь в комнату Шарлотты была закрыта. Мишь села в свое кресло, вытащила из чемоданчика почти готового принца. Шмыгнув носом, взялась переделывать принца в злого волшебника.
После обеда у калитки позвонил доктор Штурса. По его слегка озадаченному виду можно было понять — он поражен, что его пациентка так долго выдерживает присутствие этой девушки. Пани Крчмова снова, как и в первый его визит, заперлась с ним в своей комнате. Вышел он оттуда минут через двадцать, с холодным молчанием прошел мимо Миши, словно мимо пустого места; не удостоил ее ни единым врачебным советом или распоряжением о том что делать, если состояние больной ухудшится.
Утром все вернулось в привычную уже колею.
…Вы, барышня, видно, до гроба не научитесь готовить, Опять солили сырую печенку?
…Неужели надо так хлопать дверью? (Дверь просто вырвалась у Миши из рук.)
…Где вы, собственно, так долго пропадали? Что, уже и в молочной очереди?..
…Я, кажется, отступлюсь!
…Нельзя ли поменьше проветривать? От этого вечного сквозняка у меня разыгрывается мигрень…
Нет, не отступлюсь. Тогда но крайней мере это будет настоящая ЖЕРТВА, я делаю что-то ради Роберта Давида!
Ни с того ни с сего заявился Пирк. Вероятно, узнал о тяжкой миссии Миши то ли от Руженки (которая после ангины что-то не спешила появиться в квартире Крчмы), то ли от Мариана; важно было другое: шестое чувство настоящего друга, видно, сигнализировало Пирку, что он может быть нужен.
— Что с тобой? Да от тебя половина осталась! Вид как после кутежа!
Ввалившимися глазами Мишь показала на закрытую дверь — оттуда доносилось ласковое сюсюканье: хозяйка беседовала с Лоттынькой.
— Что-то у вас не так, верно? — чутко и моментально угадал Пирк (в отличие от Мариана, с легкой грустью подумала Мишь).
— Буря тривиальности в море приземленное… Если б я только могла все ее нападки приписать полубольному мозгу…
— Ты с добром, а на тебя с колом, — резюмировал Пирк, выслушав краткое описание Мишиных страстей. — В другой раз будешь осторожнее, когда твое доброе сердце опять потянет на милосердие…
— Откровенно говоря, мне не очень нравится, барышня, когда вы за моей спиной водите сюда посторонних мужчин. — Пани Крчмова вошла на кухню, где Мишь готовила для Пирка, сгоравшего от жажды, кружку воды с малиновым соком. — Тем более что, как мне кстати известно, у вас серьезное знакомство с весьма солидным молодым ученым…
Пирк, расслышав это, не выдержал — тоже вошел в кухню. Поздоровался.
— А Мишь и не звала меня, пани Крчмова, я сам пришел.
— О чем вы, кто вас не звал?.. Разве у нас есть мыши?..
— Эта пишется через «и», — пояснил Пирк.
Они что, оба сумасшедшие? — испуганный взор Крчмовой искал объяснений; Мишь представила Пирка.
— Кстати, я и не совсем посторонний, — добавил тот. — Пан профессор восемь лет учил меня родному языку и три года французскому, а теперь я играю вместе с ним в квартете.
Хозяйка как будто слегка обиделась:
— О господи, могли бы все это сразу объяснить! Если бы нынешние студенты хоть немного…
— Я не студент. Правда, грозятся послать меня в институт, да я, надеюсь, отобьюсь.
— Павел — машинист на паровозе, — сказала Мишь. Шарлотта явно растерялась.
— Но вы сказали, что… что играете с мужем в квартете!
— Такой мезальянс я допустил исключительно под нажимом папа профессора, пани профессорша, — произнес Пирк с корректной вежливостью слона, наслаждающегося прогулкой по посудной лавке.
— Иной раз люди изменяют себе самым неуместным образом, — добавила Мишь. — Например, кто-то выучится на мясника, а вдруг возьмет и напишет «Новосветскую»…
Пани Крчмова поджала губы, вздернула свой острый нос и молча ушла к себе.
— А теперь хорошенько проветрим. — Мишь силилась принять оптимистичный тон, но рука ее. протянутая к шпингалету, слегка дрожала.
— Можешь ты вообще заниматься в такой истерической атмосфере? — Пирк взял в руки Мишин учебник.
— Не могу, — чистосердечно призналась она. — У меня такое ощущение, будто старухе удалось разорвать мой рассудок в мелкие клочья. Рискнула я пойти сдавать гигиену, да отступилась прежде, чем профессор первым же вопросом смог изобличить меня в нахальстве.
— Утешайся тем, что всякой напасти бывает конец — и что отчаяние обманывает больше, чем надежда, если процитировать Роберта Давида. Я вообще дивлюсь, как это он принял такую жертву! Когда он тебя освободит?
— Должен вернуться на днях. Но будь к нему справедлив: руку даю на отсечение, что именно этот уголок души его гарпии был бы неожиданностью для него самого. Но расскажи о себе, Павел!
Мишь уставилась на его необычно широкое запястье; несмотря на употребление мыла, руки Пирка стали уже руками рабочего человека; и на рубашке под пиджаком — масляное пятно, видимо, он надевает ее под рабочую куртку, когда водит поезда. Отчего это с Пирком так быстро устанавливается совершенно непринужденный контакт, какой-то более сердечный тон, чем даже с Марианом, которого я ведь люблю?
Пирк поднялся. Мишь постучалась к Шарлотте — сообщить, что гость уходит. В дверь с криком выпорхнул попугайчик, прямиком к открытому окну — и был таков.
