Анри Труайя - Голод львят
— Что ты делал сегодня днем? — спросил он, не поднимая глаз на сына.
— Ничего, — пролепетал Даниэль.
— Как ничего? Надеюсь, ты повторял программу!
— Конечно!
— У меня такое впечатление, что ты готовишься к экзамену кое-как!
— Ну нет, папа!
— Во всяком случае, организуй все так, чтобы обходиться без своего проигрывателя, пока зубришь лекции! Как ты хочешь хоть что-нибудь запомнить при этом грохоте в ушах?
— Это то, что мне нужно, папа. Я аудиовизуал!
Филипп пожал плечами. Сын раздражал его своими разумными ответами. Внезапно Даниэль почувствовал, что трусит. Хотя первые фразы были готовы у него в голове: «Папа, я должен поставить тебя в известность о серьезной ситуации. Я люблю одну девушку: Даниэлу Совло. Она ждет от меня ребенка. В этих обстоятельствах, думаю, ты будешь согласен…» На этом месте слова путались. Даже в мыслях он не мог продвинуться дальше. Нож отца скользил по четвертинке груши и с элегантностью оголял ее. Невозможно было прервать эту художественную работу. «Попозже, когда будем в гостиной…»
Они перешли в гостиную, и Филипп закурил сигарету. Даниэль сосчитал: один, два, три, глубоко вздохнул и сказал:
— Забавно, ты больше совсем не куришь трубку, папа!
— Нет, — сказал Филипп.
— Отец Даниэлы Совло курит трубку.
— А?!
— Даниэла Совло — сестра моего приятеля Лорана. Они оба очень хорошие. Ты должен был видеть их у нас…
— Возможно, не припоминаю.
Беседа шла плохо. Даниэль, обессиленный, дал задний ход. Сердце сильно билось. Затем, набравшись храбрости, он сделал вторую попытку:
— Я как раз обедал на днях у Совло, когда звонил вам по телефону… ты помнишь?..
— Да.
— Господин Совло инженер… Ты знаешь ФИСАК?
— Нет.
— Кажется, это очень большая фирма…
Молчание. С этой стороны тоже не удалось подступиться! Аньес принесла кофе. Они пили его маленькими глотками. У Даниэля упала на ковер ложка. «Сейчас подниму ее, и все скажу!» — решил он внезапно. Он наклонился, взял ложку большим и указательным пальцами, медленно выпрямился, встретился глазами с отцом и замолчал, ощутив комок в горле.
— Пойдешь работать? — спросил Филипп.
— Да, сейчас же.
— Тогда всего хорошего. Мне нужно идти.
Филипп встал, оставив сына в замешательстве. Что? Ужин закончился? Запутавшись в своих боевых планах, Даниэль подумал было задержать его, но не нашел предлога. Или, скорее, не искал его, слишком обрадовавшись, что испытание откладывается.
С облегчением, смешанным с досадой, он посмотрел, как отец ушел. Собственное малодушие тяжело давило ему на сердце. Все-таки нужно признаться, что момент был выбран неудачно. Лучше уж подождать более благоприятных обстоятельств, чем бросаться в атаку неизвестно когда и неизвестно как, — таковы основы стратегии. Завтра вечером он снова возьмет на себя это бремя. И тогда уже без уверток. Прямиком к цели. Должен же быть этому конец!.. Днем позже или днем раньше! Он захрустел сахаром. Гостиная утопала в мягком свете лампы. Между двумя подушками валялся платок Кароль из набивной вуали. Упавшая ложка оставила на ковре небольшое пятно. Разумеется, Дани будет разочарована. Он скажет ей, что отец не обедал дома. Первая супружеская ложь. За ней последуют и другие. Нет, он хочет создать с ней идеальную семью! Сделать счастье главным условием. Самое легкое — доверять друг другу. «Как я люблю ее! Как мне повезло, что я ее встретил!» — повторял он, чтобы продлить состояние счастья.
Даниэль выпил еще две чашки кофе и вернулся к себе в комнату. Голые стены, полупустые полки — она была неузнаваема. Вещи покинули комнату еще до того, как он сам оставил ее. Все здесь говорило ему о будущем уходе. Он включил проигрыватель, сел за стол и раскрыл тетрадь по физике. «Фактор мощности альтернативной цепи — это отношение между реальной мощностью, измеряемой в ваттах, даваемой ваттметром, и видимой мощностью, измерямой в вольт-амперах». Он ничего не понимал в электричестве. Свет голой лампочки резал глаза. Экзамен на бакалавра, потом свадьба. Провалиться в одном, преуспеть во втором. Неожиданно для себя он почувствовал, что боится и того и другого. «В какую я попал передрягу! Но нет, это очень хорошо! Нужно, чтобы все было очень хорошо! Как она сказала? “Раз Бог посылает нам ребенка…”» Он вздохнул. Тревога росла. Проигрыватель играл старый мотив «Stormy Weather»[6]. Он схватил красный карандаш и наугад подчеркнул несколько фраз в своей тетрадке, чтобы создать себе иллюзию понимания.
VI
Филипп нажал на одну кнопку, перемотал магнитофонную ленту, потом на другую, чтобы прослушать. На магнитофоне его собственный голос, измененный, хриплый, почти неузнаваемый, повторял слово в слово письмо, которое он только что надиктовал. Завтра его секретарша перепечатает текст на машинке и даст ему на подпись. Последнее время он отправлялся после ужина к себе в контору, чтобы на свежую голову поработать там в отсутствие сотрудников. Это был лучший момент дня, когда — без визитов, говорильни и телефонных звонков — он обретал свое равновесие. Следующим делом сейчас было предложение о выкупе компанией «Максвелл и Хадсон» патентов, принадлежащих «Французской компании вареных кож». Он подумал минуту, снова включил магнитофон на запись и, шагая взад и вперед, начал излагать текст.
Обычно работа такого типа не требовала у него больших усилий. Но в этот вечер он был уставшим, рассеянным и никак не мог увязать фразы одну с другой. Разумеется, из-за этого магнитофона! На самом деле он все еще предпочитал диктовать темноволосой мадемуазель Бигарро, которая обычно у них все стенографировала — с согнутой спиной, быстрыми руками и блестящими капельками пота на крыльях носа. Он слушал свою речь. Голос глухо отпечатывался в механической памяти. Техническое совершенство аппарата усиливало у него впечатление одиночества. Филипп обводил взглядом бежевые обои, красновато-коричневое покрытие пола, телефон с множеством кнопок, магнитофон, обе бобины-двойняшки которого медленно вращались, и отмечал в сознании, что он единственное живое существо в этом вещественном окружении. В очередной раз он ужинал наедине с Даниэлем. Кароль проводила все вечера вне дома. У нее была своя жизнь, у него своя. Это было результатом договоренности. Когда он завел речь о разводе, Кароль сразу же поставила свои условия. Она не только требовала непомерных алиментов, но к тому же, ссылаясь на то, что они заключили брак на основе общности имущества, претендовала на половину его дела. Если бы Филипп захотел остаться во главе «Кабинета Эглетьера», ему пришлось бы возместить ей убытки. Оценочная стоимость фондов была бы установлена по среднему итогу за три последних финансовых года. Кароль, несомненно, проконсультировалась с юристами. Согласись Филипп на ее условия, он разорился бы. Она держала его крепко, перекрывая кислород. Самой большой глупостью в его жизни было то, что он женился на ней, не заключив брачного контракта. Но в то время она казалась ему такой молодой, беззаботной, уязвимой, что он не мог заподозрить у нее задней мысли.
Теперь он был вынужден согласиться на нынешний modus vivendi[7], как она и предполагала. Не испытывая неудобств, Кароль наслаждалась всеми правами замужней женщины. Филиппу вообще следовало быть тише воды, ниже травы, если он не хотел, чтобы, поменявшись с ним ролями, развода потребовала она. Поскольку доказательства его неверности у нее были, на этот счет он не сомневался! Она была слишком хитра, чтобы в нужный момент не составить на него свое маленькое досье! Он поймал себя на том, что уже продолжительное время, как умолк. Все еще вращаясь, магнитофонная лента записывала лишь его шаги, вздохи, паузы между ними. На скорую руку он закончил диктовать свой доклад. Завтра надо будет еще раз просмотреть его.
Уже десять минут за полночь Филипп сложил бумаги, миновал комнату машинисток, где дремали под своими чехлами пишущие машинки, пересек пустой холл, выключил везде свет и вышел на темную улицу. Он не спешил вернуться домой. Что он найдет там, на рю Бонапарт? Холодный, пустой дом, где нет души. Уволив Мерседес, Кароль наняла приходящую домработницу, весьма беспомощную, которая усложняла работу Аньес, вместо того чтобы ей помогать. Хозяйство было организовано плохо, часы приема пищи больше не соблюдались, все пошло прахом. Эта дисгармония удручала Филиппа, но ему не хватало решительности бороться с нею. Происходящее казалось ему закономерной победой силы инерции и распада, фатального запустения, в чем виделось неизбежное дополнение к тому внутреннему отвращению, которое он испытывал.
Как только он вошел в квартиру, знакомое чувство беспокойства сжало сердце, как если бы он пробрался в чужой дом. Все здесь, стены и мебель, несло на себе печать присутствия Кароль. Он прошел на цыпочках по коридору, направился в гостиную и всмотрелся в темноту. Ни малейшего лучика света под дверью спальни. Одно из двух: или Кароль спит, или еще не вернулась. Второе предположение казалось более правдоподобным. После той ссоры они встречались только во время еды за столом и обращались друг к другу лишь в случае крайней необходимости. Стоя посреди комнаты, он еще немного послушал. Затем, гонимый безмолвием, вышел из гостиной.
