Анри Труайя - Голод львят
За завтраком, протекавшим в мрачной атмосфере между напряженным и безмолвным Филиппом и занятой едой Кароль, Даниэль продолжал думать о своем деле. Он, конечно, не сомневался, что Маду, немного побушевав, даст ему денег. А потом? Сможет ли Дани втайне от родителей отправиться к акушерке? Хватит ли у нее смелости быть твердой до конца?.. Если дело раскроется, скандал будет грандиозный! Кровь леденела у него загодя. Ну нет, все пройдет хорошо. «Два месяца, это еще ничего. Лишь бы только это не отразилось на ней морально!» Потом он сразу закрутит ее в таком круговороте веселья, что она обо всем быстро забудет. А почему бы и ее не отвезти в Тук, на мотоцикле? «Абсурд! Мне нужно быть одному, чтобы поговорить с Маду! К тому же, если Дани поедет со мной, я не смогу двигаться быстро! Можно легко выжать восемьдесят на такой ракете! Эврика! Растрясти беременную женщину на мотоцикле — это же лучшее средство устроить ей выкидыш! Вот оно, долгожданное решение! Ну нет, дорога слишком хорошая! Ровная, как бильярдный стол! Поеду один. На полном газу!» Его снова охватило опьянение мотоциклиста. Обед приближался к концу. Филипп посмотрел на часы:
— Три часа! Ты не опоздаешь в лицей?
— Да нет, папа. Сегодня же четверг!
Филипп нахмурился и вышел из комнаты. Минуту спустя Кароль тоже ретировалась. Может, они боялись остаться наедине друг с другом? Даниэль позвонил Дани. Они договорились встретиться в Люксембургском саду.
— Я уверен, что Маду поможет! — сказал Даниэль. — В воскресенье вечером я привезу семьсот пятьдесят франков. А в понедельник… в понедельник… что же, приступим к решению насущного.
Он надеялся на горячее одобрение и удивился, увидев, что лицо Дани трепетало, черты исказились, а зеленые, раскосые глаза наполнились слезами.
— Что с тобой? — прошептал он.
— Ничего!
Он взял ее за руку, подержал, неловко поднес к губам. Она зашмыгала носом и отвернулась.
— Что с тобой? — переспросил он. — Давай телись! — И сразу же спохватился, осознав, что сказал грубость: — Что-то не так, моя маленькая Дани?
— Я хочу… я хочу сохранить этого ребенка, — пролепетала она.
Он ждал всего, только не этого! Сохранить ребенка! Зачем? Разумеется, не было и речи о том, чтобы выказать удивление. Поразившись в душе, Даниэль изо всех сил старался изобразить умный и учтивый вид.
— Это нелегко в нашей ситуации, — сказал он.
Глаза Дани округлились:
— Нет, это легко!.. Это самое легкое!..
— Я не улавливаю!.. Вчера ты была согласна. Ты мне сама сказала…
— Я ничего тебе не сказала! Я дала возможность сказать тебе!.. И мне было довольно горько слушать тебя!.. А потом, сегодня ночью я поняла, что это невозможно… Не-воз-мож-но, Даниэль! Ты не можешь требовать этого от меня!.. Я люблю тебя!.. Я ношу твоего ребенка!.. Нужно, чтобы он родился!..
Перед этим женским упорством таяли все доводы Даниэля. Время остановилось. Воцарилось молчание, такое тяжелое, такое пустое, похожее на смерть. А в двух шагах от них Венера подставляла солнцу свои каменные груди. С криками гонялись друг за другом дети. В залитом солнечными лучами саду витал смешанный запах сухой травы, пыли и вафель. Защитный рефлекс принудил его пробурчать:
— Я понимаю, что ты хотела бы его сохранить. А мы вдвоем, как тогда?
— Что значит «мы вдвоем»?! С нами все в порядке! Мы поженимся, Даниэль!
Еще до этих ее слов он и сам догадался о решении, которое созрело у нее. И тем не менее, когда она все сформулировала ровным тоненьким голоском, он был оглушен. Даниэля охватил панический страх. Словно его захватило приводным ремнем. Что скажет отец? Он мгновенно представил, как тот ему выговаривает. Стальной взгляд, резкий голос. «Достанется мне на орехи!» — подумал он с почтительным трепетом. И тихо произнес:
— Твои родители никогда не разрешат!
— Мои родители ничего не скажут против! Раз Бог нам посылает ребенка, их долг — его принять!
Эта последняя фраза подействовала на Даниэля: «Подкину этот аргумент отцу в процессе бурного объяснения!»
— Ты уже сказала матери? — спросил он.
— Нет. Но в глубине души я уверена, что она будет счастлива!
— Счастлива, счастлива… меня бы это удивило! Мне восемнадцать лет, у меня нет положения…
— Как это нет положения? Ты студент! Это почти положение! Потом ты будешь зарабатывать на жизнь, как все!
Он подумал о будущем, о котором она говорила. Остаться на всю жизнь с ней — это не вызывало у него протеста. Но его независимость, его журналистская карьера, его путешествия?.. Подумаешь! Нужно просто иметь способ совмещать супружеские обязанности и авантюрный дух. Иначе никогда не женишься. Что касается возраста, то это не самое главное. И чтобы себя успокоить, он мысленно перебрал всех знакомых, которые обзавелись женами до того, как пройти экзамены. Счастливых студенческих семей было полно. Конечно, сам он пока еще не студент. Но приблизительно через год!..
— А что мы будем делать с жильем?
— С жильем все в порядке. Мы будем сначала жить с моими родителями. У меня очень хорошая комната, ты знаешь…
Даниэль кивнул головой, с виду уже наполовину согласившись.
Одновременно он размышлял, не лучше ли действовать через Кароль, чтобы ослабить гнев отца. Нет, слишком очевидно, что она чересчур странно ведет себя сейчас, чтобы можно было рассчитывать на ее поддержку. «Она ничего не сделает для меня». Франсуаза? «Она не имеет никакого влияния в доме». Маду? Он подпрыгнул от этой мысли. Позвонить ей. Лучше поехать к ней!.. В очередной раз Даниэль мысленно вскочил на мотоцикл Дебюкера. И тут же одернул себя. Неверный ход: достаточно Маду сказать: «белое», чтобы его отец сказал: «черное». С какой бы стороны Даниэль ни искал союзников, он оставался один. Только он и никто другой должен был столкнуться с высшей властью. И его не предвещающая ничего хорошего тревога росла с каждым ударом сердца. Одно было несомненно: он не может отказаться жениться на Даниэле теперь, когда она ждет от него ребенка. Это дело чести. Он смотрел на нее с каким-то новым почтением. Как представить, что в этом плоском и нежном животе зародилась новая жизнь? Жизнь, которая отчасти была и его жизнью в ней. «Я продолжаю себя. Я повторяю себя. Появляюсь на свет в другом облике!» Его охватила гордость творца. И внезапно Даниэль почувствовал себя на равных с виновником появления на свете его самого. Надо ли ему бояться своего отца, который сам — отец? «Сегодня вечером, после обеда, я попрошу у него десять минут, чтобы поговорить. Как мужчина с мужчиной. Лучше всего в кабинете. И там с ходу скажу ему: так мол и так, нечего обсуждать…» Даниэль распалялся впрок. Все становилось легко, увлекательно, почти весело. Он снова взял руку Дани и сильно пожал, как бы скрепляя договор.
— Справимся! — сказал он.
Дани обратила на него полный безграничной благодарности взгляд. Молча она назначила его главой их семьи. Он с серьезностью воспринял эту честь. Как они будут счастливы вместе! Уже не нужно будет скрываться. Господин и госпожа Эглетьер. И сын, который должен родиться! Сын или дочь! Нет, сын, сын!
Даниэль вскочил на ноги. От счастья ему не сиделось на месте.
— Я угощу тебя вином, — сказал он. — У меня сейчас денег куры не клюют! Смешно, что я продал свои книжки, гитару, чтобы оплатить паскудство, а теперь потрачу эти деньги, чтобы отпраздновать наш союз! Когда, ты думаешь, он родится?
Она без колебаний ответила:
— В конце января.
— Так поздно?
— Посчитай сам! Май, июнь, июль…
От месяца к месяцу картина становилась более выразительной. Даниэль рос в собственном уважении одновременно с ребенком в животе его матери. В декабре он почувствовал себя невероятно солидным, мужественным, благородным и опытным.
— Да, — сказал он. — Все так!.. Как мы его назовем?
— Я еще об этом не думала!
— Действительно, у нас есть время!
Он удивился своей непоследовательности: четверть часа назад он думал уничтожить этого ребенка, а сейчас выбирал ему имя. От чего зависит судьба человеческого существа!
Дани тоже встала. Они направились к ограде. Даниэль держал ее за плечи.
— А как ты будешь говорить с отцом? — спросила она вдруг.
Призванный к порядку, он весь напрягся. Дрожь пробежала у него по позвоночнику.
— Не беспокойся, — сказал он. — Сегодня вечером все будет улажено! Я знаю, как надо действовать.
Кароль предупредила, что не будет ужинать дома. Не из-за ее ли отсутствия Филипп такой мрачный? Никогда Даниэль не видел у отца такого сурового лица. Сидя друг против друга за семейным столом, они приступили к поданному на десерт бланманже. Аньес обслуживала их в церковном молчании. Иногда слышалось, как хлопала дверь автомобиля во дворе дома. Чтобы перейти к атаке, Даниэль решил подождать, когда будут поданы фрукты. Филипп положил на тарелку грушу, разрезал ее на четыре части и медленно очищал каждую дольку от кожуры. Жесты его были точны, а взгляд неопределенен.
