Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории
— А этому следовало бы научиться, Ты ведь единственный наследник вашего магазина.
Я бы никогда не смог расхаживать в белом халате, помогать за прилавком, следить за всем, незаметно, но энергично подгонять нерасторопных продавщиц и вслух приветствовать знакомых покупательниц: «Добрый день, милостивая пани», а пожилым даже прибавлять: «Целую ручки!» Но вместо этого он сказал:
— Так где же мы проведем уикенд, Павла?
Она вдруг как-то робко заглянула ему в глаза, в забывчивости бросила сахар в свой кофе, и скулы у нее почему-то покраснели.
— Если мне не станет плохо — поедем в Кршивокла…
— А почему тебе… Ты заболела? — встревожился Камилл.
Беспокойство его усилилось: Павла не отрывала от него какого-то умоляющего взгляда, губы ее задрожали, как ему показалось, от страха, а вокруг глаз засветилась радость: вдруг она наклонилась к нему и покорно прижалась лбом к его плечу:
— У меня… у меня будет ребенок, Камилл… Панорама Праги расплылась перед ним в тумане, дух захватило — сладковатая судорога в области живота, как это бывает при головокружении, и будто что-то бесшумно рушилось, — и захлестнула его холодная уверенность, что из этих обломков свое представление о будущем ему уже не сложить… Давление в горле ослабело — он снова мог дышать. А впереди пять семестров в университете… Другие студенты в двадцать четыре года еще вовсю наслаждаются свободой и молодостью, не задумываясь об оседлой жизни в теплых тапочках у семейного очага. А на плече всхлипывает будущая мать моего ребенка. Боже мой, как в романчиках для сентиментальных дам и девиц.
«Я не знаю, что делать, Камилл».
Вереница набегающих решений, как в ускоренном фильме. И все имеют привкус, весьма далекий от рыцарственности. Однажды, в минуту доверительной близости, отец дал ему полезный совет: «Любись только с теми девушками, на которых ты, если другого выхода не будет, мог бы жениться…» Почему я так легкомысленно пренебрег этим добрым советом?.. Ведь отец — не всегда и не во всем просто человек с душой торговца, которого я, как мне в последние годы казалось, интеллектуально перерос,
Камилл глубоко вздохнул.
— Но ведь это счастье, Павла. Мы поженимся, а мальчику купим игрушечный поезд… Только пускать поезд буду я сам, потому что малыш будет еще очень глупенький. Ну не плачь.,
Ее заплаканное лицо озарилось неподдельным счастьем. Ах, боже, и почему некоторые вещи в действительности получаются, как в дешевых дюжинных романах? Независимо от того, происходят ли они с дюжинными людьми или с недюжинными поэтами?..
— Если будешь в форме, приходи к нам в воскресенье обедать, я познакомлю тебя со своими. А в Кршивоклаты поедем — ну, хотя бы на следующей неделе.
Камилл рассматривал гостя в любопытном ожидании: не часто случается, чтобы этот чересчур занятый наукой Мариан (не разыгрывает ли он такую занятость перед Мишью, да и перед остальными тоже?) уделил частицу своего драгоценного времени, чтобы навестить товарища.
— Когда узнаешь, зачем я по правде к тебе явился, твоя радость малость померкнет, Камилл.
Он медлил, видно, колебался, стоит ли ему говорить.
— Ты попал в беду с девчонкой? Точнее сказать — с Мишью?
Такая перспектива вполне устраивала Камилла. Он уже собрался произнести: «Разделенное горе — половина горя».
— Снимаю шляпу перед интуицией поэта, которому знание человеческой души подсказывает, что я пришел занять денег. Только с моральной стороны все куда проще, а с финансовой гораздо сложнее. С Мишью я в беду не попал, но деньги мне в самом деле нужны, причем на длительный срок.
Камилл машинально потянулся за бумажником.
— Сколько?
— Бумажник убери, Камилл, и сядь покрепче. — Я сижу достаточно твердо.
— Тогда держись за стол: сорок тысяч! Камилл присвистнул.
— Звучит солидно. Впрочем, ты никогда не мелочился, Покупаешь машину? Или, наоборот, кого-то сшиб?
— Сшибать пока было нечем. Когда разбогатею таким вот сложным путем, в начале которого будут эти сорок тысяч…
Мариан разговорился: работа их группы по синтезу цитостатика, который приостанавливает гибельное размножение лейкоцитов, значительно ускорилась бы, имей они «свой» специальный спектрофотометр. В институте раньше такие аппараты были, но во время войны, после визита германских научных специалистов в форме, кое-что попросту исчезло, в том числе и такое сокровище, как полтора грамма чистого радия в свинцовой упаковке. Группа Мариана (отчасти за спиной шефа, Мерварта), чтобы ускорить дело, предпочла бы приобрести аппарат непосредственно, а не официально, через министерство: неизвестно, сколько инстанции должно было бы утвердить такую покупку, да и в институте, пожалуй, это стало бы объектом повышенного интереса, а вполне возможно, и всяческих интриг со стороны завистников; ведь не только актрисы, но и научные работники готовы порой удушить друг друга, так что серьезные исследования лучше подольше держать в тайне.
Камилл слушал его несколько рассеянно: завидую твоим заботам, приятель. И твоему честолюбию…
— Впрочем, скажу откровенно: я не совсем уверен, что мы нашли бы достаточную поддержку у самого шефа, Мерварт — при всем моем к нему уважении — до некоторой степени ретроград. Частенько я слышал от него: не обольщайтесь техникой сложных приборов; у супругов Кюри была примитивная лаборатория в сарае. Великие дела видны и без многократного увеличения, а важные законы природы — самые простые. Однако не думай, что я облегчил себе задачу и пошел прямо к тебе: мы обегали многих людей, слывших сколько-нибудь состоятельными. Кое-кому оказалось не с руки брать деньги со срочного вклада, ну, а в том, что за два года после денежной реформы он разжился настолько, чтоб дать взаймы такую сумму, мало кто признается.
— Ты хочешь сказать, что…
— Конечно, не ты сам. Толстая сберкнижка, как правило, не рифмуется со словом «поэт». Но напрямую к твоему батюшке идти не могу, это будет нарушением порядка прохождения инстанций.
К моему отцу в эти дни лучше вообще не подступаться, ни прямо, ни косвенно — впрочем, кто знает, может, именно этот благородный поступок и разгонит тучи на его челе. Ничего конкретного пока не произошло, но вокруг дома Герольда уже кружат недобрые предвестия, подкрадываются, как тени в ожидании своего часа.
— И вы можете купить этот прибор так просто, как репу на рынке?
— А мы открыли возможность через ЮНРРА. Ивонна обещала легко обменять на валюту. — Мариан бросил взгляд на Камилла: не задело ли его это имя, но Камилл сказал спокойно:
— Час назад, к моему удивлению, она мне звонила — сказала, хочет зайти. Ивонна знала, что ты будешь здесь?
— Исключено. Я никому не говорил, что иду к тебе. Мариан опять носил почти такие же буйные волосы, как и в последнем классе — до того, как его арестовали и остригли под машинку. Вот он сидит в кресле у стола, на лице — скрытое напряжение. Человек с будущим. С безупречно прямой линией перспективы, не запачканной дешевыми романчиками и глупой сентиментальностью. Как мне с ним поступить? Ответ все равно ясен, так что не надо умиляться над собой: дружбу мы чаще всего проявляем, когда в нас нуждаются, и человек искони умножал собственное счастье в той мере, в какой он был способен помочь другому.
— У меня самого таких денег, конечно, нет, даже содержимое той копилки, которую мне с первого класса помогала заполнять бабушка, включено в общий срочный вклад. Но отец, надеюсь, поддержит благородное дело… Ага, ты насторожился, хочешь понять, к кому относится моя ирония! Понимаешь, мой отец не такой уж сложный человек, но он относится к тому довольно редкому типу коммерсантов, которые понимают правду крылатых слов, что деньги — как навоз: небольшой слой его повышает урожайность, а большая куча — только смердит. Он, правда, никогда ничего подобного не говорил, но я его знаю: на девяносто восемь процентов можешь рассчитывать на заем.
Сорок тысяч… Были бы у меня свои деньги — отдал бы их Павле, по крайней мере так это делалось раньше..
— А что заем будет беспроцентный — берусь устроить: пусть это будет вклад отца в борьбу против лейкемии…
— Благодарю, Камилл, от всей группы и от себя. Это с твоей стороны тем благороднее, что сейчас я ничем не смогу тебе отплатить…
Знал бы ты, что именно сейчас ты мог бы оказать мне услугу: при твоих связях найти хорошего гинеколога… Конечно, принцип «ты — мне, я — тебе» претит мне, он умаляет значительность великодушного поступка; и все же…
— Ты будешь удивлен, Мариан, но как раз.
Звонок в передней прервал его, горничная доложила о гостье, и в комнату своим плавным шагом вплыла Ивонна.
— Одним выстрелом двух зайцев, that's excellent![39]— раскинула она руки.
— Ты пришла убивать нас?
— Двух суперменов класса? Нет, поцеловать вас на прощание, мальчики! Вернее — Камилла. К тебе я собиралась отдельно, так что теперь я сэкономила дорогу через пол-Праги, — погладила она Мариана по лицу.
