Barbara Frischmuth - Мистификации Софи Зильбер
Мгновенье Софи колебалась, читать ли ей текст на обороте. Сегодня она уже воздала достаточную дань прошлому. Но все же не удержалась.
«Дорогой Зильбер! — было написано на открытке прямым и размашистым почерком ее матери.— Вы не поверите, но я в самом деле очень часто думаю о Вас. Если можете выкроить свободное время, приезжайте. Цветочная пыльца окрестных лесов покрыла поверхность озера, и все перелетные птицы уже возвратились, кроме Вас. Девочка каждый день спрашивает, когда же Вы наконец приедете. В ожидании Вашего скорого приезда шлю Вам привет с самыми нежными чувствами.
Ваша Амелия фон Вейтерслебен».
Сколько Софи себя помнила, ее мать и Зильбер всегда говорили друг другу «вы». И она тоже никогда не обращалась к Зильберу иначе, хотя позднее он предложил ей перейти с ним на «ты», ведь он привык говорить ей «ты» со времен ее детства. Даже в ту ночь, ночь его смерти, когда они лежали в тесном объятье и Софи в исступлении страсти бормотала нелепейшие слова, они все равно оставались на «вы».
Она долго не могла оправиться от шока, и если вначале не испытывала страданий, ибо в смятении чувств не вполне осознавала случившееся, то потом изведала их с лихвой во время допросов в полиции и назойливых расспросов газетных репортеров, для которых «сладостная смерть Саула Зильбера в объятиях восемнадцатилетней Софи фон Вейтерслебен» оказалась лакомым блюдом.
Софи бросила тогда занятия в актерском училище. Это было не только ее собственное решение,— ей намекнули, что так будет лучше. И вот она, никому не известная Софи Зильбер, отправилась с небольшим разъездным театром, скорее походившим на труппу бродячих комедиантов, в провинцию, где нашумевшее дело «Зильбер — фон Вейтерслебен», конечно же, не связывали с конкретными живыми существами, даже если читали о нем в газетах и успели всласть почесать языки.
У Зильбера ко времени его кончины уже не было родных. Те, что не умерли своей смертью еще до войны, погибли в концлагерях или спасаясь от них бегством. Не осталось в живых никого, кто мог бы оспорить завещание. Квартира переходила в собственность Софи с оговоркой, что старая домоправительница будет до конца своих дней жить в той комнате с отдельным входом, которую она занимала уже давно и в которой действительно продолжала жить до тех пор, пока не умерла от кровоизлияния. Все деньги и ценности, оказавшиеся в наличии,— до ужаса мало в сравнении с тем, чем, по-видимому, когда-то владел Зильбер,— были также поделены между Софи и домоправительницей. Этого как раз хватило, чтобы прилично похоронить Зильбера, а потом и домоправительницу.
Кончина матери,— в те дни рядом с нею еще был Зильбер,— дала Софи достаточный практический опыт: она знала, что надо делать, когда умирает человек. Она совершила все необходимые формальности и, как единственная родственница умершего, разослала кому надо траурные извещения, получила также ряд соболезнований, в том числе из-за границы, и в первую очередь из Англии, где Зильбер провел годы эмиграция.
Как давно все это было, больше двадцати лет тому назад, я тем не менее сейчас она ощущала события тех дней так живо, так близко, что на минуту у нее возникло чувство, будто все пережитое ею позднее совсем не имеет значения. Она пыталась представить себе, что было бы, будь Зильбер жив и поныне. Сейчас ему было бы под восемьдесят, возможно, он по сию пору сохранил бы ясный ум, только стал бы немного туг на ухо. Но она вскоре отогнала от себя все эти мысли о Зильбере—старце. «Да покоятся мертвые с миром»,— произнесла она вполголоса и положила книгу на тумбочку, так и не прочитав ни строчки. Она устала и с удовольствием бы немного вздремнула, чтобы дать отдых мыслям. Но только она нашла наконец удобную позу, стараясь не испортить прическу, как в дверь постучали.
Да неужели это тот самый господин Альпинокс? Она не расположена сейчас вести беседу с кем-либо из тех, кого так или иначе увидит сегодня вечером. Потом ей стало ясно, что этот человек, конечно, не осмелился бы нарушить ее послеобеденный отдых. А может, все-таки он? Был уже четвертый час, так что не такая уж это дерзость.
— Иду,— громко сказала она тому, кто был за дверью.
Софи встала, бросила взгляд в зеркало и, убедившись, что все в порядке, открыла.
Это была девушка — ученица из швейной мастерской, на руке у нее висели «дирндли», заказанные Софи.
Извините,— сказала девушка,— но портье мне сказал, что вы наверняка дома, вот я и принесла вам платья прямо сюда. А то еще помнутся. Хозяйка наказала мне следить, чтоб не помялись,
Софи поблагодарила девушку, взяла у нее платья, бережно разложила их на стульях и стала искать свою сумку, чтобы дать девушке на чай, после чего та, в свою очередь, поблагодарила, попрощалась и легко сбежала вниз по лестнице.
Усталости Софи как не бывало. Она стала примерять платья, подолгу вертясь перед зеркалом, то расправляла не на месте образовавшиеся складки, то одергивала подол, но в общем и целом осталась весьма довольна собой и своими новыми нарядами.
*
На другое утро, проснувшись довольно поздно, Софи даже не могла вспомнить, как очутилась в постели. Голова была тяжелая, не оторвешь от подушки, при каждой попытке ее начинало мутить, будто с похмелья, но только она принялась размышлять, откуда бы взяться у нее похмелью, как в дверь постучали. Она рассеянно сказала: «Войдите»,— и удивилась, когда в комнату действительно вошла молодая кельнерша с подносом,— Софи обычно запирала дверь на ночь.
— Доброе утро,— приветливо сказала девушка, ставя на тумбочку поднос с завтраком, хотя Софи и не думала его заказывать.— Раздвинуть вам гардины? — спросила девушка, обернув к Софи ясное личико, на котором уже давно взошло солнце.
Софи прикрыла глаза рукой.
— Только щелочку, пожалуйста, хватит и маленькой щелочки.— Она сама слышала, какой у нее разбитый голос.
Когда девушка ушла, Софи безучастным взором осмотрела поднос. Луч света, проникший сквозь чуть раздвинутые гардины, упал на красивый граненый бокал, явно не принадлежащей к инвентарю отеля, и в нем засверкала прозрачная темно-красная жидкость. Софи не выдержала и взяла бокал. Сверканье не погасло и когда Софи выхватила бокал из солнечного луча и поднесла к губам, чтобы попробовать его содержимое. Даже запах, исходивший от напитка, вызвал у нее приятное чувство, и, сделав два-три глотка, не более, она получила истинное наслаждение.
Она почмокала, смакуя вкус напитка и пытаясь определить, на что он похож, но это ей не удалось. Кто мог поставить этот бокал на поднос? Конечно уж, не та женщина, которая варила кофе, иначе можно подумать, будто в этом отеле все колдуют.
Подкрепившись чудесным напитком и вновь ощутив радость жизни, Софи съела яйцо, выпила несколько чашечек превосходного кофе и, на удивление веселая и раскованная, попыталась вспомнить вчерашнее.
Ночь была долгая, полная смеха и жалоб, странных разговоров и удивительных впечатлений. Софи вспомнила, что она видела и Амариллис Лугоцвет, и хотя та ни минуты не сидела с ней рядом, но время от времени, беседуя с разными дамами, бросала на нее то с одного, то с другого места благожелательные взоры.
Софи удалось вспомнить только одно: после первого же глотка вина ее охватило ощущение нереальности происходящего, но оно не было ни тягостным, ни путающим, и она продолжала пить без опасения, что вино может причинить ей какой-либо вред. Вспомнила она и то, что дамы и господа, сидевшие по обе стороны от нее, все время менялись, через определенные промежутки времени возле нее появлялись новые лица, все эти люди говорили с ней, но у нее ни разу не возникло такое чувство, будто у нее хотят что-то выпытать,— наоборот, ей самой что-то рассказывали. Да и разговоры, что велись за другими столиками, казалось, не имели никакого отношения к Софи и ее делам. Многие из присутствовавших, по-видимому, были знакомы давно, и Софи замечала, как они поддразнивают и смешат друг друга всевозможными намеками и цитатами, хотя не имела пи малейшего понятия, о чем речь.
Софи никогда не была сильна в географии, но из названий стран и городов, звучавших в разговорах, уяснила себе, что собравшиеся здесь дамы обитают в самых разных уголках земного шара.
Тем более странным представлялось ей, что они так далеки от света, вернее, от цивилизации. Она не помнила, чтобы они хоть раз назвали общепринятые транспортные средства, а ведь о них обычно так много говорят, когда речь заходит о путешествиях. Вот почему их рассказы об экзотических странах звучали так ошеломляюще; можно было подумать, будто вся эта компания пользуется неизвестными ей, Софи, средствами передвижения, столь же быстрыми и, конечно же, куда более надежными, нежели те, что распространены в настоящее время.
Познакомилась она также с обоими мужчинами — Драконитом и фон Вассерталем и немного с ними поболтала. Они дали ей понять, будто знают ее давно, что, по ее разумению, было маловероятно. Драконит удивился тому, как хорошо она разбирается в минералах. Этими своими познаниями она была обязана исключительно Зильберу, а Драконит, предположивший, что она интересуется камнями и ныне, пригласил ее как-нибудь посмотреть его коллекцию, которую он, хоть и скрепя сердце, подарил недавно открывшемуся курортному музею. Софи вспомнила, что где-то в квартире Зильбера должно еще храниться его собрание; поскольку она все равно не знает, что ей делать с такой кучей камней, это, пожалуй, совсем неплохая идея — тоже подарить их музею.