Харуки Мураками - Дэнс, дэнс, дэнс
В общем, рассказал ей “несколько слов о себе”. Голые факты.
Она же, как ни странно, захотела узнать побольше о моей работе. Скрывать что-либо смысла не было, и я рассказал ей чуть больше. Про интервью с малолетней примадонной и про репортаж о деликатесах Хакодатэ.
– Вот, наверное, интересная у вас работа! – воскликнула она.
– За все эти годы не припомню ничего интересного. То есть, само это занятие – писать – мне не в тягость. И я не сказал бы, что писать не люблю. Когда пишу – успокаиваюсь. Но все-таки смысла в том, что я делаю, – ноль. Сплошная белиберда...
– Например?
– Ну, например, объезжаем по пятьдесят ресторанов в день и в каждом – только притрагиваемся к еде и оставляем все на тарелке. По-моему, здесь что-то в корне неверно.
– Ну, не есть же вам все подряд, в самом деле!
– Да уж... Начни мы есть все подряд – за три дня просто в ящик бы сыграли! А народ вокруг назвал бы нас идиотами. И даже над нашими трупами никто б не заплакал...
– Так значит, тут уже ничего не попишешь? – засмеялась она.
– Вот именно. Ничего не попишешь, – кивнул я. – Сам знаю. Все равно, что сугробы в метель разгребать. Ничего не попишешь – и оттого продолжаешь писать дальше. Не потому что хочется, а потому что ничего не попишешь.
– Сугробы разгребать? – повторила она задумчиво.
– Культурологические сугробы, – пояснил я.
Затем она спросила меня о разводе.
– Ну, развелся-то я не по своей воле. – ответил я. – Просто в один прекрасный день она взяла и ушла. С другим парнем.
– Больно было?
– А кому в такой ситуации не больно?
Положив локти на стол, она подперла лицо ладонями и посмотрела мне прямо в глаза.
– Простите... Я как-то неуклюже спросила. Просто мне трудно представить, что вы чувствуете, если вам делают больно. Что в душе происходит? Что вы делаете, как реагируете?
– Нацепляю значок с Китом Харингом, – ответил я.
Она рассмеялась.
– И все?
– Дело в том, – продолжал я, – что со временем такая боль становится хронической. Рассасывается внутри, становится частью твоей ежедневности – так, что самой боли как бы уже и не видно. Но она там, внутри. Просто различить ее, показать кому-то – вот она, моя боль, – уже невозможно. Показать, как правило, удается лишь какие-то мелкие болячки...
– Просто ужас, как я вас понимаю, – вдруг сказала она.
– В самом деле?
– Может, с виду по мне и не скажешь, но... Мне в жизни тоже выпало много боли. Самой разной. Мало не показалось... – проговорила она очень тихо. – Там, в Токио, произошло кое-что. В итоге я уволилась из того отеля. Очень больно было. Больно и трудно. Есть вещи, с которыми я не способна ужиться так же просто, как со всем остальным...
– Угу, – промычал я.
– И до сих пор еще больно. Как вспомню о том, что случилось – хочется умереть, чтобы не было ничего...
Она снова схватилась за кольцо на мизинце, сдвинула его, точно собираясь снять – и вернула на прежнее место. Затем отпила еще “Блади Мэри”. Поправила пальцем очки. И широко улыбнулась.
Нагрузились мы с ней довольно неплохо. Даже не помнили, сколько чего заказали. Как-то незаметно перевалило за одиннадцать. Наконец, скользнув глазами по часикам на руке, она заявила, что завтра рано вставать, и что ей, пожалуй, пора. Я предложил подбросить ее на такси. На машине до ее дома езды было минут десять. Я заплатил по счету, и мы вышли на улицу. Снегопад продолжался. Не очень сильный, но тротуары успели покрыться белой коркой и хрустели у нас под ногами. Взявшись за руки, мы побрели к остановке такси. Она была подшофе и ступала не очень уверенно.
– Слушай... А тот журнал – ну, который про скандал с недвижимостью написал... Как он назывался? И когда статья вышла, хотя бы примерно?
Она сказала мне название. Еженедельное приложение к одной из известных газет.
– Где-то прошлой осенью вышел. Я сама той статьи не читала, точно не скажу...
Минут пять мы простояли на остановке под тихо падавшим снегом, пока не появилось такси. Все это время она держалась за мою руку. Она была очень спокойна. Я тоже.
– Давно я так не расслаблялась! – вдруг сказала она. Что говорить, я сам давно так не расслаблялся. И я снова подумал о том, что наши сущности где-то пересекаются. Не случайно же меня так потянуло к ней при первой встрече...
В такси мы беседовали о чем-то незначительном – о снегопаде, о холодах, о ее служебном расписании, о жизни в Токио и так далее. Всю дорогу, пока я болтал с ней об этом, в душе червяком копошился вопрос: как мне поступить с нею дальше? Ведь совершенно ясно: надави я еще чуть-чуть – и мы окажемся в одной постели. Что-что, а такие вещи я понимаю сразу. Хочетли она этого – мне, конечно, неведомо. Но что не станет возражать – я чувствую. По выражению глаз, дыханию, манере речи, движениям рук это различить легко. Но я хотел ее, это точно. И даже заранее знал: если бы мы переспали, это не усложнило бы жизни ни мне, ни ей. Я появился – и уехал дальше своей дорогой. Как она сама и сказала... И все же я никак не мог решиться. В уголке мозга свербило: поступать так с нею – нечестно. Девчонка на десять лет младше меня, в состоянии стресса, да еще и на ногах еле стоит. Воспользоваться этим – все равно что выиграть в покер краплеными картами. Чистое надувательство.
С другой стороны, спросил я себя, – а что значит честность в такой области жизни, как секс? Если требовать, чтобы в сексе все было по-честному – то лучше уж людям сразу размножаться, как грибы. Честнее не придумаешь.
И этот аргумент я тоже нашел вполне справедливым.
Пока мое сознание металось меж двумя этими крайностями, машина подъехала к ее дому – и за какие-то десять секунд до прибытия она с потрясающей легкостью разрешила мою дилемму.
– Я с сестрой живу, – просто сообщила она.
И, поскольку необходимость что-то решать мгновенно отпала, я даже вздохнул с облегчением.
Такси остановилось напротив подъезда огромной многоэтажки. Перед тем, как выйти, она спросила, не провожу ли я ее до двери квартиры. Дескать, ночью на лестнице иногда ошиваются странные типы, и одной ходить страшновато. Я велел водителю ждать – мол, вернусь через пять минут, – взял ее под руку, и по хрустящему снегу мы пошли по дорожке к подъезду. Поднялись по лестнице на третий этаж. Дом был простой, панельный, без архитектурных излишеств. Дойдя со мной до двери с номером 306, она остановилась, открыла сумочку, выудила оттуда ключ – и очень естественно улыбнулась:
– Спасибо. Я прекрасно провела время.
– Я тоже, – ответил я.
Она отперла дверь и бросила ключи в сумочку. Захлопнула ее – резкий щелчок эхом разнесся по подъезду. И очень внимательно посмотрела мне прямо в глаза. Будто решала на классной доске задачу по геометрии. Она растерялась. Она не знала, как поступить. Она не могла проститься со мной, как положено. Это было ясно как день.
Опершись рукой о стену, я ждал, что же она решит. Но не дождался.
– Спокойной ночи. Привет сестре, – сказал я наконец.
Она поджала губы и простояла так еще секунд пять.
– Что с сестрой живу – это я соврала, – сказала она очень тихо. – Живу я одна.
– Я знаю, – ответил я.
Она медленно, с чувствомпокраснела.
– Аэто ты откуда знаешь?
– Откуда? – переспросил я. – Да ниоткуда... Просто знаю и все.
– Ты невозможен!.. – почти прошептала она.
– Очень может быть, – согласился я. – Но я уже говорил: я не делаю ничего, за что бы меня потом ненавидели. И пользоваться чужими слабостями не люблю. Так что согласись – тебя-то я никак не обманывал.
В замешательстве она долго подыскивала слова, но в итоге сдалась – и просто рассмеялась:
– Это точно! Ты меня не обманывал.
– А тебя что заставило?
– Не знаю... Как-то само совралось. Все-таки, поверь, у меня свои царапины на душе. Я уже рассказывала... Много всего пережить пришлось.
– Ну, царапин на душе и у меня хватает. Вот, смотри, даже Кита Харинга нацепил...
Она опять рассмеялась:
– Может, все же зайдешь ненадолго, чаю на дорогу выпьешь? Еще немного поговорили бы...
Я покачал головой.
– Спасибо. Я тоже хотел бы еще поговорить... Но не сегодня. Сам не знаю, почему – но сегодня я лучше пойду. У меня такое чувство, что нам с тобой не стоит говорить слишком много за один разговор. С чего бы это?..
Она смотрела на меня так пристально, как разглядывают очень мелкие иероглифы в объявлении на заборе.
– Не могу толком объяснить, но... мне так кажется, – продолжал я. – Когда есть о чем поговорить – лучше это делать маленькими порциями. Наверное. Впрочем, я могу и ошибаться.
Она задумалась над моими словами. Но, похоже, ни к чему в своих мыслях не пришла.
– Спокойной ночи, – сказала она и тихонько закрыла за собой дверь.
– Эй, – позвал я негромко. Дверь приоткрылась сантиметров на десять, и в проеме появилось ее лицо. – В ближайшее время я попытаюсь тебя опять куда-нибудь выманить... Как ты думаешь, у меня получится?
Придерживая дверь ладонью, она глубоко вздохнула.
