Инь vs Янь. Книга 2. - Галина Валентиновна Чередий
— Хочу знать, о чём думаешь, — тихо произносит Игорь и зарывается одной рукой в волосы на затылке. — Всегда хотел.
Я насмешливо фыркаю и тут же улавливаю, как вздрагивает большое тело от моего резкого выдоха, и это наполняет меня незнакомым чувством удовлетворения и чувственной властности. То, что Рамзин больше не скрывает, как на самом деле чувствителен и как бурно реагирует именно на меня, было отчего-то дико приятно. Причем совсем не как утешение для самолюбия, что, мол, я на него влияю ничуть не меньше, чем он на меня. Просто каждая дрожь его тела от моего дыхания или случайного касания будила потребность сделать так снова. Сделать много больше. Прочувствовать его удовольствие как свое. Пропустить через себя, многократно усилить и вернуть, чтобы опять буквально слизать с его кожи. Похоже, в моем личном наркотике под названием «Игорь Рамзин» появились новые элементы и нюансы, стократно усиливающие зависимость.
— Не веришь? — усмехается он в ответ и опускает одну ладонь на мою ягодицу и сжимает, вызывая теперь у меня стон удовольствия, которому вторит ускоряющийся ритм его сердцебиения у самого моего уха.
— Почему же, верю, — отвечаю я, возвращая любезность, медленно лизнув его горло. Черт, похоже, зрелище того, как судорожно дергается его кадык и напрягается челюсть, может стать одним из моих любимых. — Ты, конечно же, хотел знать, думаю ли я о тебе и твоем члене каждую минуту? Но вряд ли тебя когда-то раньше занимали другие мои мысли. На них тебе было глубоко плевать.
Игорь напрягается на несколько секунд, и я явственно улавливаю борьбу, в нем происходящую, и мысленно отвешиваю себе подзатыльник. Когда ты научишься прикусывать язык, Яна, чтобы не портить редкие хорошие моменты?
Что же… тут ты права, — Игорь, говоря это, расслабляется и неожиданно крепче притискивает к себе, хотя куда уж больше. — Меня на самом деле по началу в основном занимало только, насколько часто ты готова удовлетворять мои потребности. Но во-первых, это не значило, что мне было плевать на твое удовольствие, и во-вторых, меня так накрывало от желания к тебе… непрерывно… постоянно… словно я был тобой отравлен, заражен, как смертельным вирусом, от которого нет лекарства, что мыслить адекватно я просто не мог. Это может сойти за оправдание? Хотя бы частичное? — и слегка тянет в своей обычной манере меня за волосы, заставляя откинуть голову и посмотреть ему в лицо. Я поднимаю глаза и давлюсь воздухом. Рамзин улыбается. Просто улыбается. Совсем как тогда, в Женеве, и от этого мое сердце забывает, что его обязанность — перекачивать кровь в организме, а не скакать, как полоумный акробат от горла до желудка.
— С каких пор тебе нужны какие-то оправдания? — борюсь я с непослушно сипящим горлом и растекающимся в сладкую кашу мозгом. Эй, Яна, алле! Это просто сокращение лицевых мышц. Миллионы людей делают так сто раз в день, чего тебя так глючит-то?
— С тех, как все изменилось, Яна, — рот Рамзина становится привычной жесткой волевой линией, выдавая его серьезность, от которой я по прежнему не могу оторвать глаз, но потом улыбка возвращается снова, причем с изрядной долей лукавства. — Ну так что, мечтала ты обо мне и моем члене постоянно?
— Да как тебе сказать, чтобы не обидеть, — отвечаю ему в тон. — Тебя глаза бы мои не видели, а член да, его бы я себе оставила.
Лукавая улыбка становится откровенной, похотливой рамзинской хищной усмешкой.
— Извини, дорогая, но мы с ним неразлучны, так что если хочешь этот великолепный рабочий инструмент, придется терпеть и того, как ты выражаешься, высокомерного и эгоистичного засранца, что идет в комплекте.
Поднимаю глаза и встречаюсь с его темно-карими и с удивлением обнаруживаю искры нахального поддразнивая в них.
— Даже не пойму, ты сейчас, как всегда, расхваливаешь себя или это попытка самоиронии от тебя?
— Ну, если судить по твоим стонам и крикам в момент оргазмов, в саморекламе я совершенно не нуждаюсь. — Я закатила глаза. — А вот самокритике мне еще предстоит научиться. Причем оцени, что делать я это собираюсь исключительно потому, что ты считаешь это очевидно необходимой составляющей для наших отношений. Сам я прекрасно жил без этого всю жизнь и нисколько не страдал от этого.
По тону и взгляду Игоря невозможно было понять — шутит он сейчас или говорит нечто действительно важное. Неужто он заразился от меня манерой иронизировать всегда, независимо от обсуждаемой темы. Я это делала, защищая свои чувства от реальности. А он? Означало ли это, что, открывшись мне, он стал чувствовать себя уязвимым для меня и теперь спешит построить новую защиту? Сожалеет об откровенности, которую позволил себе в момент страсти? Или я просто лежу и гоняю, придумывая, как свойственно женской натуре, целый водевиль на пустом месте? Недолгое чувство покоя начинает ускользать от меня, рассеиваясь, как туман под утренними лучами солнца, как только разум нехотя начинает свое возвращение на место.
Наши отношения. Да уж. Мы ведь действительно собираемся создать что-то вроде этого? По крайней мере попробовать. Да, за последние несколько часов было произнесено много слов, некоторые из них были эмоционально произнесенными обещаниями, почти клятвами, в том числе и моими. Но сумеем ли мы их сдержать? И кем все это делало нас друг другу? Правильно ли было самой подтверждать единоличные права Рамзина на меня? Ведь я шла сюда, в первую очередь руководствуясь интересами выживания своего и ребенка, а не для того, чтобы заполучить себе этого драконо-мужика раз и навсегда. А вот так вышло, что пообещала попытаться построить пресловутое «долго и счастливо». Или ни к какой романтике произошедшее не имеет никакого отношения? Просто пошла на поводу у примитивных инстинктов, жестко требующих от меня сделать этого мужчину своей собственностью, моей навечно захваченной территорией. Отдаться, позволить вторгнуться, становясь при этом ловушкой, из которой уже нет выхода. Потому что он ощущается сильнейшим? Или потому, что так он острее ощутит потребность защитить нас с малышом? Станет неистово сражаться любой ценой за то, что будет считать уже всецело своим. Рассудочная часть Яны, которую во мне старательно взращивал последние недели Роман, торжествующе подтвердила его голосом — да, все верно, так и надо. И хоть ты, Яна, и действовала на эмоциях и необдуманно, как обычно, мы двигаемся в верном направлении. Создаем очередной союз, необходимый для выживания. Быть единственной слабостью, способной разрушить сильнейшего, это дорого стоит и использовать это преимущество нужно весьма обдуманно.
Но моя прежняя
