Если случится чудо - Л. Дж. Шэн
Рассмеявшись еще громче, парень постукивает по двери.
– Шевелись, принцесса.
Мэл довольно эксцентрично показывает, как выехать из Дублина: «Налево. Нет, другое “налево”. Ничего, налево, как в первый раз». Я хоть и в ужасе от левостороннего движения, да и международных прав у меня нет, но все равно оказываюсь за рулем.
Может, сама атмосфера лишает меня остатков логики. Может, дело в Мэле. Знаю лишь, что мне восемнадцать лет и я только что потеряла отца, которого никогда не знала. Ощущение, будто я зависла в воздухе, как марионетка. Между небом и землей. Нечего терять, нечего и приобретать.
Мы въезжаем в небольшую деревню, притулившуюся между зелеными холмами в двух шагах от Дублина. Белая деревянная табличка сообщает, что мы прибыли в Толку, графство Уиклоу. Справа видна река, через которую перекинут каменной аркой старый мост, а на въезде в город стоят обветшалые домики с ярко-красными дверьми. Эти разбросанные то тут, то там здания, как волосы на лысой голове, похоже, стоят на главной улице. Мы проезжаем по Мэйн-стрит мимо ярко-голубого дома, церкви, гостиниц, пабов и маленького кинотеатра, в котором, по словам Мэла, действительно есть отдельные места, а работающие в нем люди до сих пор используют классические киноленты.
Дорога довольно извилиста, и когда я, следуя инструкциям Мэла, паркуюсь недалеко от паба под названием «Кабанья голова», то чувствую, как мое сердце переполняют странные эмоции.
Мы выходим из машины, и я останавливаюсь, достав камеру. Паб выкрашен в простой белый цвет, зеленые окна украшены цветочными горшками, из которых торчат бархатцы и васильки. Возле двери стоит шест, на нем висит ирландский флаг.
Это здание будто ожившая картинка из фольклора, из сказки, которую мой почивший отец рассказывал мне в другой жизни.
– Что тебя останавливает, Рори? – На полпути к пабу Мэл поворачивается и видит, что я, присев на одно колено, щурюсь и наставляю на него камеру.
– Покажи камере свою любовь, красавчик, – говорю я жутким дребезжащим голосом и жду, что он меня пошлет.
Но Мэл широко улыбается, хватает воображаемое раздувающееся на ветру платье и, как Мэрилин Монро, шлет камере воздушный поцелуй. Только благодаря своей искрометной мужественности он выглядит на сто процентов забавно и на ноль процентов женственно.
Клик. Клик. Клик.
Я встаю и подхожу к нему. Он протягивает мне руку. Устав от споров, я не отказываюсь.
– Здесь ты живешь? – Я обвожу руками. – В этой деревне?
– Прямо за тем холмом. – Мэл проводит пальцами по моим волосам, убирая их от лица. От неожиданного удовольствия по спине бегут мурашки. Парень улыбается, потому что замечает. – Со всеми этими придурочными овцами, о которых я тебе уже рассказывал. Скоро с ними повидаешься.
– Завтра я улетаю. – Я прочищаю горло, которое предательски сжимается от нахлынувших эмоций.
– И что?
– Не могу задержаться.
Мэл смотрит на меня со смесью непонимания и радости. Думаю, возможно, сейчас ему впервые отказали. А потом он делает невероятное: протягивает руку и ведет большим пальцем по моему родимому пятну, зачарованно на него глядя.
– Как это случилось? – спрашивает он настолько тихим голосом, что я едва его слышу.
Я чувствую жгучее тепло, словно кожу действительно греет солнце, хотя погода стоит холодная и пасмурная.
– Оно не случилось. Я родилась с ним.
– Ха, родилась? – Его палец опускается с виска на мои губы. Он ждал безумную историю с аварией или жутким инцидентом?
Я отстраняюсь.
– Я все равно не могу остаться. У меня в Дублине забронирован номер.
– Я отвезу тебя, чтобы ты расплатилась в гостинице. – Он приходит в себя, вынырнув из странного транса. – Сегодня ты остаешься у меня.
– Я не буду с тобой спать. Только через мой труп, помнишь?
Он обхватывает мои щеки руками. Эти руки артиста шероховатые и уверенные, и мое сердце грохочет от впервые пережитой жалости к маме. Теперь я понимаю, почему она переспала с папой. Не все бабники мерзкие. Мэл не такой.
– Не позволяй чувствам помешать фактам.
– То есть? – хмурюсь я.
– Пусть тебе не нравится заявление, что мы переспим, поверь, это случится. – Он проводит пальцем по моим губам. – Пусть мы и встретились только что, но это не значит, что мы незнакомы. Похоже, что мы незнакомы? – спрашивает он, резко прижав меня к себе.
Нет. Нет, непохоже. Я чувствую, будто он всегда находился подле меня. Словно с самого рождения я несла в себе частичку его, и теперь он здесь, и я обрела его полностью, как будто закончила пазл.
Я глотаю комок в горле, но молчу.
– Вот именно. А сейчас ты рушишь нашу идеальную первую встречу. Джина Дэвис в гробу переворачивается.
– Мэл, Джина Дэвис жива!
– Идем, мадам придира. Накормлю тебя.
Слопав три порции солонины и один пастуший пирог, Мэл салютует мне наполовину выпитой четвертой пинтой «Гиннесса». А я тем временем еще канителюсь с первым стаканом водки с диетической колой.
– Ты хотела о чем-то меня спросить. – Парень слизывает с верхней губы белую пивную пенку и прищуривает один глаз, как будто прицеливается в меня пистолетом.
Была не была…
– Я пришла на Друри-стрит по совету твоего деда. Он знал, что я дочь Глена О’Коннелла. Сказал, что ты можешь рассказать мне об отце. – Затаив дыхание, я всматриваюсь в его лицо. Мэл берет мою руку, переворачивает ее и пальцем выводит линии на ладони. По шее бегут мурашки.
– В детстве я каждое воскресенье ходил в церковь к деду. Глен жил за ней. Он разрешал слушать его записи. Научил меня нотной грамоте и помогал с текстами, когда я начал писать песни. Обучил меня изливать душу на бумагу. Так что да, мы отлично друг друга знали. Настолько, что он угрожал прикончить меня, если я хоть пальцем коснусь его дочери.
Что?
– Другой. – Мэл смеется, заметив мою реакцию, и качает головой. – Не тебя. Господи, да Глен пал бы замертво, познакомившись с тобой лично. Он бы армию снарядил, чтобы защитить твою честь.
– От тебя?
– И от всей Европы в целом, – ухмыляется он.
Таким извращенным способом Мэл пытается сказать, что я красивая?
– Почему дед не отправил тебя к Кэтлин, дочери Глена? Она же живет на этой улице. – Мэл хмурится и допивает пиво.
Кэтлин.
Мою сестру зовут Кэтлин.
До него доходит, что я не знала ее имени.
– Но ты ведь знала, что у тебя есть сестра?
Я задумчиво киваю.
– Мама отказывалась называть ее имя. Говорила, что это бессмысленно, потому что здесь никто не хочет меня знать. Почему вся деревня ходит в церковь в Дублине, если вы живете здесь?
