Сахар и золото - Эмма Скотт
– Я тоже люблю тебя, Ник, – прошептала я со слезами на глазах, не понимая, из-за чего плачу. – Безумно люблю. Ты делаешь мою жизнь идеальной.
– Надеюсь на это, детка. Хочу, чтобы ты была счастлива.
Мы спали в объятиях друг друга, и я проснулась от того, что Ник разговаривал во сне.
– Ostan’sya, – бормотал он с умоляющим выражением лица. – Pozhaluysta. Ostan’sya…
Я осторожно убрала волосы с его лба, и лицо Ника разгладилось. Он повернулся ко мне, крепко прижал и мирно уснул.
* * *
Солнечный свет заливал наш домик, казалось, сразу отовсюду. Ник покрывал поцелуями мою спину, заставляя дрожать от желания.
– Что на тебя нашло? – устало хмыкнула я после сногсшибательного оргазма.
Он пожал плечами.
– Ты красивая, сексуальная, и я люблю тебя.
– Все просто, да?
– Ты все еще обнажена, – добавил он. – Так что есть проблема.
Я засмеялась и прижалась к нему поближе.
– Ты разговаривал во сне прошлой ночью, – сообщила я минуту спустя.
– Правда? И что я говорил?
– Что-то по-русски. Pozhal… ostan… как-то так. – Ник напрягся. Я подняла голову и посмотрела на него. – Что это значит?
– Ничего. Тарабарщина. Мой русский стал совсем ни к черту. – Он легко улыбнулся и поцеловал меня в плечо. – Позавтракаем?
– Конечно, – нахмурившись, ответила я.
А потом взяла телефон и, повинуясь интуиции, погуглила перевод на английский слова «останься». Получилось «ostan’sya».
В течение следующих нескольких дней Ник выглядел рассеянным, но больше не произносил «останься» ни на английском, ни на русском, а если и бормотал во сне, то я спала настолько крепко, что не слышала.
* * *
Месяц спустя я сморщила нос, когда Ник предложил мне кусочек ананаса.
– Фу, нет, спасибо, – отмахнулась я.
– Ты любишь ананасы, – удивился он.
– Знаю, но кажется меня сейчас…
Я резко замолчала и прижала ладонь ко рту. Желудок взбунтовался. Я едва добежала до ванной, где меня вывернуло наизнанку. Ник нашел меня, когда я стояла на коленях возле унитаза, тяжело дышала и вытирала подбородок.
– Ты в порядке, детка? – медленно спросил он, стараясь выглядеть непринужденно.
Я кивнула, и Ник помог мне встать. Мои пальцы дрожали, но и его рука тоже. Я взглянула на него.
– Ник…
– Тебе стоит прилечь, – заявил он, подводя меня к дивану. – Отдохни.
– Я что-то не то съела – произнесла я срывающимся голосом. – Вечером… мы ели тапас. Может, моему желудку не понравились закуски?
Ник промолчал. Еще бы, он съел две тарелки и был в порядке.
«Просто не подошла еда», – уверяла я себя, поскольку другой вариант был слишком эфемерным, чтобы рассматривать его. Одно прикосновение… и все развеется, как дым.
Следующим утром, а также в течение оставшегося дня меня тошнило или казалось, что вот-вот вырвет. Меня вывернуло наизнанку в раковину, и я избавилась от легкого обеда, который приготовил для меня Ник.
– Ник… – умоляюще прошептала я, вцепившись в его руку и крепко сжав, – у меня задержка. Ненамного, но все же. А еще я остро реагирую на запахи, начинаю ненавидеть блюда, которые люблю и мне страшно. Господи, как же мне страшно…
Он крепко обнял меня и погладил по волосам.
– Не бойся, – прошептал Ник. – Давай узнаем наверняка, и если ты…
– Если это так, – произнесла я, слезами пачкая его футболку, – шансы сохранить ребенка почти равны нулю. Вообще чудо забеременеть…
Мой голос надломился и сорвался на слове «забеременеть». Я зарыдала, прижавшись к мужу. Ник обнял меня и поцеловал.
– Я знаю, детка. Знаю.
* * *
Я сделала дома тест на беременность, а затем мы отправились в клинику, где молодой врач по имени Мигель Хименес сделал анализ крови, подтвердивший, что я была на шестой неделе.
– Вероятность десять процентов, – прошептала я, держа руку Ника, когда сидела у заваленного бумагой стола. – Лишь десять процентов.
Мы рассказали доктору Хименесу о моем положении. Он воспринял информацию со всей серьезностью, но в глазах читалась надежда. После полного осмотра и ультразвука он надул щеки и покачал головой.
– Не хочу обнадеживать вас, но стоит быть реалистом. Учитывая количество спаек в матке, я не уверен, что плод удастся сохранить. Езжайте домой и отдохните. Постарайтесь поддерживать постельный режим. Просто на всякий случай.
Я посмотрела Нику в глаза.
– Десять процентов…
Доктор Хименес тепло улыбнулся, собираясь уйти.
– Давайте надеяться на лучшее.
Я поклялась не только в этом. Каждый час, каждую минуту я посылала безмолвную мольбу богу, или богам, или энергии Вселенной – всему, что могло бы меня услышать. Просила сохранить ребенка…
– Останься, – обратилась к нему.
Едва это слово слетело с моих губ, взгляд сам собой метнулся к Нику. Широко раскрыв глаза, я уставилась на него.
Он никак не прокомментировал, но взял меня за руку и не отпускал.
* * *
Тошнота по утрам так и не утихала. И пусть мне не нравилось каждое утро выблевывать завтрак, но я испытывала искреннюю благодарность. Это означало, что я все еще беременна. Отвращение к еде, приступы токсикоза – эти моменты я лелеяла. Целых три дня я пролежала в постели, но на четвертый откинула одеяло.
– Мне нужно прогуляться. Хочу на свежий воздух и немного физической нагрузки.
– Если ты в состоянии, – заметил Ник.
– Да. Мне до смерти страшно, но я чувствую себя такой… счастливой. Довольной. Это странно. Где-то в подсознании мелькает мысль, что беременность может прерваться, но большую часть времени я счастлива. Словно все будет хорошо.
В тот же день мы получили известие, что усыновление одобрили. Арасели стала нашей.
В ту ночь мы отпраздновали, хотя и во всем проявляли осторожность. Долго гуляли по пляжу, держась за руки, а следы на песке приближали нас к нашим детям.
Два ребенка вместо одного. Я с трудом могла в это поверить.
Готовя комнату для Арасели, Ник разгреб третью спальню, где хранились вещи. Я наблюдала за ним, не смея надеяться, что у нас появится двое детей, когда уже смирилась с тем, что у меня их не будет.
– Мы должны быть готовы.
Я кивнула, хотя и ощущала себя безрассудной, бросая вызов судьбе. Но на пятнадцатой неделе почувствовала, как ребенок пошевелился.
– Я почувствовала его, – сообщила я, накрыв рукой свой слегка округлившийся живот. – Ребенок толкнулся.
Ник сел рядом со мной на кровать и положил ладонь туда же, где лежала моя. Сначала ничего не происходило, но потом…
Глаза Ника расширились, на его лице расцвела недоверчивая улыбка.
Любовь и надежда.
Это все, что у нас было.
* * *
Наступила и закончилась шестнадцатая