Распутник - Л. Дж. Шэн
Вот черт. Они дома.
Они дома и занимаются сексом.
Все хуже, чем я думала. Их любовь не знает границ. Кто-нибудь, убейте меня. Я разворачиваюсь, собираясь на цыпочках вернуться на кухню и, может, пописать в раковину, чтобы не пришлось слушать эту хрень и еще больше травмировать свою психику, но внезапно слышу папин голос:
– О, София.
София? Кто такая София, черт возьми?
Мою маму зовут Кэролайн.
Что это за хрень?
Я прижимаюсь к приоткрытой двери и заглядываю в щель, моргая, чтобы сфокусировать зрение. Папа лежит на кровати, а на нем спиной ко мне сидит женщина, и это точно не мама. Длинные рыжие волосы. Стройная фигура. Веснушки на плечах. Она скачет на нем.
Папа изменяет маме.
Безупречная сказка, в которую я верила все детство, оказывается ложью.
Все мужчины – изменщики.
Все мужчины не заслуживают доверия.
Все мужчины – подонки.
Я иду обратно к входной двери, выхожу из квартиры и по лестнице поднимаюсь на крышу, перепрыгивая через три ступеньки.
Я не спрыгиваю, но не потому, что не хочу.
А лишь потому, что еще не разобралась с затаенной обидой.
А что до отца? Я никогда его не прощу.
Тридцать четвертая
Белль
За мной следили.
Я поняла это, когда посмотрела в зеркало заднего вида и заметила, как один и тот же непримечательный черный седан выехал из Бостона на шоссе и держался на расстоянии в четыре машины, сколько бы раз я ни перестраивалась из полосы в полосу.
Не зная, кто это был – Фрэнк, Луиза, мать Дэвона, сам дьявол? – я решила уйти от преследования.
Мне казалось, что сегодня совсем неподходящий день для того, чтобы быть убитой и закопанной в лесу.
Какое-то время я перестраивалась по полосам, чувствуя, как лоб покрывает испарина, и пыталась придумать стратегию действий. Как мне отделаться от этой подозрительной машины?
И тогда меня осенило.
Я включила правый поворотник, чтобы свернуть в один из небольших городков, граничащих с Бостоном, и стала терпеливо ждать в веренице машин. Мой преследователь сделал то же самое. А когда зажегся зеленый сигнал светофора, я ужасающе (просто чудовищно) нарушила правила дорожного движения и не стала сворачивать направо, а поехала прямо, проносясь через оживленный перекресток. Машины резко затормозили, мне вслед раздался гневный рев клаксонов, но, оглянувшись, я увидела, что черный седан отстал, застряв в образовавшейся жуткой пробке.
Я ехала, и ехала, и ехала дальше, не зная толком, где в итоге окажусь.
Но вместе с тем каким-то образом уже понимала, куда поеду.
Одновременно.
Впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я снова стала жить с родителями.
Я больше не могла себя обманывать. Оставаться в Бостоне означало вынести себе смертный приговор. Можно с тем же успехом повесить себе на лоб табличку «Я тупая».
Несколько человек желали моей смерти. И я только что отдала свою душу дьяволице на шпильках.
Пора залечь на дно и придумать новый план.
Мама с папой жили в местечке, служившем кладбищем сексуальной привлекательности – так же известном как Уэлсли, штат Массачусетс.
Несколько лет назад родители с радостью сообщили, что накопили достаточно денег, чтобы исполнить свою давнюю мечту стать скучными пенсионерами, уехали из Южного района и купили серо-зеленый домик в колониальном стиле с крышей в тон, креслом-качалкой на крыльце и красными ставнями.
Мы с Перси называли его Пряничным домиком, но только одна из нас с радостью приезжала сюда каждое Рождество, чтобы разыграть спектакль под названием «счастливая семья».
– Ох, Белли-Белль, я так рада, что ты снова с нами, пусть и не при самых благоприятных обстоятельствах. – Мама показалась из-за двойных дверей, ведших на задний двор, виновато мне улыбаясь.
Сидя на бортике бассейна, которым так гордились родители, я опустила ноги в воду и пошевелила пальцами.
– Я уже говорила, мам, все нормально.
– Что же нормального, если ты больше не можешь позволить себе аренду квартиры.
Мама вышла во внутренний двор, держа в руках тарелку с арбузом, посыпанным сыром фета и листиками мяты.
Поставив ее на бортик бассейна рядом со мной, она провела рукой по желтой ткани моего купальника, задержав пальцы на округлившемся животе.
– Я переехала, чтобы сменить обстановку, а не потому, что не могу позволить себе аренду. – Я выбрала красиво нарезанный кусочек арбуза – квадратный, с ровными краями – и закинула его в рот. Он оказался ужасно холодным. – Все кому не лень умоляли меня оставить работу в «Мадам Хаос». Думают, что работать весь день на ногах вредно для ребенка.
Мама не знала, что меня преследовали.
Не знала о письмах.
Не знала, что последние несколько недель я жила с Дэвоном.
Не знала ни о чем.
Я утаила это, чтобы защитить ее.
Давать ей повод для волнения бессмысленно и даже жестоко.
Но за моим желанием делиться с ней только минимумом информации об обстоятельствах, в которых проходила моя беременность, скрывалось кое-что еще. Я подозревала, что она не поймет.
Честно говоря, я сомневалась, понимала ли сама все, что происходит со мной в последнее время.
– Ты уверена, что все хорошо? – Она принялась распутывать мои золотистые локоны, зацепившиеся за сережку, как делала, когда я была маленькой. – Ты провела здесь уже пару дней, но так и не сказала нам почему.
– Разве девушка не может просто провести время со своими родителями?
– Не припомню, чтобы ты хоть раз отказывалась от развлечений по ночам с тех пор, как тебе исполнилось шестнадцать.
Что сказать, мам, в том возрасте я многое делала, чтобы отвлечься от реального положения дел.
Впрочем, всего полгода назад я еще была завсегдатаем ночных клубов. Я развлекалась на протяжении четырнадцати лет, пока Дэвон не вошел в мою жизнь, не заставил меня притормозить и как следует присмотреться к тому, во что она превратилась.
Я сунула еще один кусочек арбуза в рот, наблюдая за цветками рудбекии на другой стороне бассейна. Они тянули стебли к солнцу, словно шеи, и их лепестки блестели в его лучах.
– Поехали завтра со мной на фермерский рынок. Познакомлю тебя с моими новыми друзьями по бриджу, – предложила мама.
