Грешный ангел - Брук Лин
И, наверное, только в эту секунду я осознаю, насколько сильно всё внутри меня переменилось. Я не боюсь. Я больше не боюсь их реакции. Не стесняюсь себя и своих ошибок.
Хотя, какие бы громкие слова я не говорила Симону в порыве ненависти, отношения с ним никогда не будут для меня ошибкой. Столько ярких чувств и встреч, нежности и заботы, счастья и умиротворения – это можно назвать, как угодно, но только не ошибкой.
– Бывала? Когда? – удивляется мама, обернувшись ко мне.
– Когда общалась с Симоном. Он привозил меня знакомить с ними.
Не вижу смысла что-то утаивать. Они и так знают, что между нами была связь. Знают, по какой причине расстались. Так зачем делать вид, что всего этого не было?
Родители меняются в лице, переглядываются и какое-то время ничего не говорят.
– Между вами сейчас что-то есть? – спрашивает аккуратно мама.
– Нет. Мы не общаемся.
– Однако, танец с сыном Риты он прервал, – неожиданно выдаёт папа. – Нам уже об этом все уши прожужжали.
– Ничего не могу сказать на этот счёт. Не я его прервала, – произношу, сглатывая ком в горле, что образовывается от воспоминаний о том вечере.
– Но и танец ты не прервала, – следом произносит мама.
Я не слышу в их голосе упрёка или злости. Скорее, попытку узнать о нас с Симоном побольше. Да только что мне им рассказывать?
Мы доезжаем до знакомых ворот и выходим из машины. Пройдя во двор и сделав пару шагов к дому, я замечаю сидящего на крыльце Симона. Моё сердце разрывается при виде него. Его лицо блеклое, безжизненное, а взгляд – опустошённый. Я знаю, что для него значат бабушка с дедушкой, и понимаю, как искромсана сейчас его душа.
Встретившись с ним взглядами, всё внутри сжимается от боли. В эту секунду всё перестаёт иметь значение. Даяна, Филипп, наши ссоры и обиды – всё превращается в пыль. Единственное, что я сейчас хочу – это обнять его и прижать к груди. Разделить с ним боль, чтобы не видеть его таким сломленным.
И я так и поступаю. Наплевав на то, что скажут и подумают родители, я просто подхожу к нему и, как только он встаёт на ноги, заключаю в самые крепкие объятия. Я чувствую, как он вздыхает с облегчением и прижимает меня к себе за талию.
– Ты приехала, – шепчет тихо и зарывается носом в мои волосы.
– Я приехала, как только узнала, – шепчу в ответ
Закрываю глаза и мысленно обнимаю его не только физически. Хочу укрыть его сердце, душу, мысли. Согреть и утешить.
– Здравствуй, Симон, – голос мамы за спиной напоминает, что мы не одни.
Я отпускаю его и делаю шаг назад, но не могу отвести глаз от него.
– Спасибо, – беззвучно произносит Симон, смотря на меня.
Я киваю ему, и он переключает своё внимание на моих родителей. Приветствует их, а после провожает нас в дом. Как только я ступаю за порог и вижу всех родных в сборе, сразу чувствую, как изменилась атмосфера в доме с моего последнего приезда сюда. Стоит глубокая и гнетущая тишина. Лица женщин заплаканные, а взгляд у мужчин отрешённый. Наверное, нет ничего ужаснее, чем осознание того, что твоего любимого и родного человека скоро не станет.
Как оказалось, когда Джулия узнала о своём диагнозе и о том, что шансов на излечение нет, так как рак обнаружили слишком поздно, она наотрез отказалась доживать свои последние месяцы в больницы. Никакие уговоры семьи не смогли повлиять на неё, поэтому было принято решение оборудовать её комнату для удобства и вызывать врачей дважды в день, чтобы облегчить ей жизнь. Тётя Анна переехала к родителям, чтобы ухаживать за мамой. И как я поняла, все эти дни Симон тоже оставался здесь.
До самого вечера мы сидим у них. Общаемся о разном, стараясь отвлекать друг друга от грустных мыслей. Но маме Симона очень тяжело справляться со своими эмоциями. Она сильно привязана к родителям и видно, что ей невыносимо справляться с болью в сердце. Она весь день что-то готовит, убирает, лишь бы не плакать и не заставлять Джулию нервничать.
Когда бабушка рядом, все стараются улыбаться, шутить и делать вид, что всё хорошо, потому что она очень злится, когда вокруг неё ходят поникшие и грустные лица.
– Будете сидеть с такими лицами, когда похороните меня, а пока не портьте мне настроение и улыбнитесь. А то попрошу Марата прогнать вас всех из дома, – произносит она, когда мы садимся все за стол, чтобы попробовать ягодный пирог, который испекла Анна.
– Ба, ты зачем вышла? Позвала бы, и мы все пришли бы к тебе, – встаёт Симон из-за стола и подходит к ней.
– Я вам что инвалидка что ли? Хочу попробовать пирог дочери. Запах на весь дом! – пихает внука в бок. – Лучше проведи меня к столу.
Я тут же встаю с места и уступаю его бабушке, так как сижу ближе всех к ней. Какой бы сильной не старалась казаться Джулия, невооружённым глазом видно, как ей тяжело и плохо. Но, судя по всему, не в её характере быть слабой.
– Спасибо, моя девочка, – благодарит меня.
Симон помогает ей присесть, подстилает подушки, ухаживает за ней. И я в очередной раз убеждаюсь, какой же он чуткий, внимательный и заботливый человек.
Я сажусь на свободное место, и вскоре Симон садится рядом. За весь день мы не проронили больше ни слова друг другу. Но в секунды, когда наши взгляды встречались, всё было ясно без слов. Странно, но сегодня я чувствую себя такой важной и нужной в его жизни. И не понимаю – самообман это или здоровая оценка ситуации?
– Авророчка, расскажи, как прошла твоя поездка на Родину? – спрашивает Джулия, пока другие за столом говорят о чём-то своём. – Так давно тебя не видела. Успела соскучиться.
– Я тоже скучала по вам, Джулия, – улыбаюсь ей. – Поездка прошла с пользой. Привела мысли в порядок, отдохнула. Природа у нас, конечно, невероятная.
– А я всё думала, почему ты больше не приезжаешь ко мне. Потом только Сарочка рассказала.
– Да. Пришлось уехать, – отвечаю сдержано, вспоминая причину своего отъезда.
– А вы были знакомы до свадьбы? – интересуется тётя Анна, удивлённо смотря на нас по очереди
– Симон познакомил нас задолго до свадьбы, – спокойно отвечает Джулия, видимо забыв, что наши отношения с её внуком были тайными.
– Я чего-то не знаю? – женщина бросает укоризненный взгляд на
