Взлетай и падай - Сара Штанкевиц
– Картер, прием! – Айзек щелкает пальцами у меня перед носом и выводит меня из транса. – Ты сегодня сам не свой!
– Я же говорил, что мне надо работать! – возражаю я и дарю им с сестрой типичную улыбку Картера, которая на большинство людей действует успокаивающе.
– Рад знакомству, Меган. Но мне действительно нужно написать пару страниц, чтобы через пару недель твой братец не надрал мне задницу за сорванные сроки.
– Без проблем, все равно скоро будем чаще видеться.
Меган понимающе улыбается и кладет руку брату на плечо.
– А ты идешь со мной танцевать!
Она утягивает Айзека в толпу, а я с трудом пробираюсь наверх. Едва рухнув в кровать, я достаю телефон из кармана, чтобы проверить, не ответила ли Скай… Но на экране пусто.
4 Скайлер
Я останавливаюсь у мощеного въезда и рассматриваю ухоженный садик, легкие жжет от боли. Физическая форма у меня сейчас хуже некуда.
Высокие кусты рододендрона, за которыми мы любили прятаться в детстве, горят ярко-розовым. Хизер всегда была страстным садоводом, но в последнее время о растениях заботится Чарльз.
По лбу течет пот, полуденное солнце сильно печет макушку.
Дом моей первой приемной семьи стоит на небольшом холме на выезде из Бомонта, но последние минуты пути этот холмик ощущался как гора Эверест. Таксист не захотел подвезти меня до дверей, потому что спешил на следующий вызов. Полный идиот!
– Скайлер!
Из кустов выходит Чарльз с огромным секатором, кладет его на землю и подходит ко мне. Теплый взгляд его карих глаз давал мне чувство безопасности все годы, что я здесь провела. На руках у него грязные садовые перчатки, и, наклонившись ко мне для объятия, он вздыхает.
– Я уже не такой бодрый, как раньше, – говорит он с улыбкой и потирает больную поясницу.
Чарльз всю жизнь носил рубашки в клетку, правда, теперь его живот под тканью стал гораздо заметней. Чарльз называет его «мои социальные накопления», но я понимаю, что накоплений у него не так много. Они с Хизер, конечно, получают от государства деньги за опеку над детьми, но позволить себе могут только самое необходимое.
– Отлично выглядишь! Я хотела приехать к вам в прошлом месяце, но реабилитация сжирала все свободное время.
– Перестань оправдываться, пойдем лучше в дом! Хизер будет очень рада тебя видеть.
Чарльз стягивает перчатки и бросает в старое ведро.
– Можешь помочь? – с улыбкой спрашиваю я, утирая пот со лба.
Он тут же встает сзади и везет меня к дому. Я облегченно выдыхаю, потому что ладони уже взмокли от толкания колес и теперь ноют. Небольшая передышка мне не помешает.
Внутри меня встречает приятная прохлада от кондиционера и знакомый аромат, мигом возвращающий в детство. Я вспоминаю, как мы с Картером печем печенье, смотрим мультики на диване и как все дети танцуют в гостиной. На губах возникает ностальгическая улыбка. Хотя Пенелопа удочерила меня всего после двух лет жизни у Чарльза и Хизер, я часто вспоминаю о времени, проведенном с ними.
– А где дети? – спрашиваю я, не услышав привычного громкого смеха, который всегда наполнял этот дом.
Когда я здесь жила, то Чарльз и Хизер воспитывали еще четверых детей. Позднее я часто задумывалась, как же они справлялись? Чарльз провозит меня через гостиную в сторону спальни.
– Двое старших играют с лошадьми. А у младшеньких послеобеденный сон.
Уму непостижимо, сколько работы здесь требуется каждый день. Даже за одним ребенком присматривать очень трудно, а что уж говорить о четырех? Это колоссальная ответственность, которая под силу далеко не каждому. Тем более что почти все дети, попадающие сюда, очень травмированы потерей родителей или жестоким обращением.
– Как Хизер себя чувствует?
Слабость растекается по телу каждый раз, когда я ее навещаю. Онкологическое заболевание Хизер потрясло всех в этом доме, и у меня новость о ее болезни тоже выбила почву из-под ног.
– Держится молодцом. Ты же знаешь мою жену. Не обращает внимания на дождь, всегда ищет лучик солнца.
Хизер мастерски готовит лимонад, если жизнь протягивает ей лимоны. Мое кресло тихо поскрипывает, когда Чарльз завозит меня в угол и стучит в дверь спальни. Хизер нежным голосом приглашает нас войти. При виде меня она садится на кровати ровно, как солдатик. Ее светлые волосы выпали после первого курса химии, и теперь она всегда носит платок.
– Какие люди! Скай!
Она устало улыбается и пытается не показывать усталости.
Она привыкла быть сильной перед детьми. Вот только она забыла, что я уже не ребенок. И что теперь мне удается видеть ее насквозь.
– Хизер!
Я подъезжаю на кресле к ее кровати и распахиваю объятия. Она прижимается ко мне иссохшим телом, и я вдыхаю знакомый аромат.
– Я поставлю чай. – Чарльз оставляет нас с Хизер наедине, и ее болезнь повисает между нами, как грозовая туча.
У Хизер усталые глаза, а кожа бледная и увядшая. Губы у нее потрескались. Морщинки вокруг глаз стали глубже.
– Давненько мы не виделись, – произносит она, согревая комнату улыбкой.
– Точно, последние недели была куча дел. Да и от этого столько проблем. – Я хлопаю по подлокотникам инвалидного кресла и все еще не могу поверить, что таксист вместо того, чтобы помочь, просто вышвырнул меня из машины.
– Дай себе время, Скай. – Хизер тепло улыбается, и я благодарно сжимаю ее ладонь.
Она холодная, хотя в комнате работает обогреватель, а на улице тридцать градусов. Мне хочется раздеться, потому что пот течет по груди под футболкой.
– Как дела в университете, милая? А у Картера? Как он поживает в Европе? От него совсем ничего не слышно.
– Учеба только началась на прошлой неделе, мне ведь пришлось пропустить семестр. У Картера все хорошо, живет как король! Группа начинает тур по Германии. Завтра первый концерт в Берлине.
– А как у него продвигается работа?
– Пока немного отстает от плана, но мы же знаем Картера. Эффективней всего он работает во время цейтнота. Он недавно прислал мне главу как бета-читателю, поверить не могу, что его мечта сбывается!
– Рада слышать. Всегда знала, что у него писательский дар, – восторгается она.
Я киваю. Картер всегда умел обращаться со словами и всегда хотел услышать мое мнение о его рассказах, хоть ему и было стыдно их показывать.
– Это точно. Жду не дождусь возможности подержать его книгу в руках. Но у тебя-то как дела? – Я возвращаю разговор к слону в комнате.
Хизер и Чарльз научили нас всегда быть честными. Она поправляет голубой платок и слабо улыбается.
– Бывало и лучше. Но и хуже тоже бывало. Скажем так, сейчас золотая середина.
Я снова беру ее за руку, и сморщенные пальцы Хизер крепко держат мои. Обручальное кольцо, которое она никогда не снимает, выглядит затертым и потускневшим.
– Вот что меня еще больше рака заботит, так это. – Она обводит рукой дом, о котором у меня столько приятных воспоминаний. – Я уже почти не в состоянии помогать Чарльзу с детьми, нет сил. Он делает все, чтобы ребятам было у нас хорошо, но как долго он еще выдержит без моей помощи?
Сердце обливается кровью при мысли о том, что дело всей ее жизни висит на волоске.
– Все наладится. Я уверена, Хизер! Когда у тебя следующий скрининг?
– Через неделю.
Чарльз возвращается из кухни с чайником и тремя чашками, и мы еще час болтаем о былых временах. О лошадях, детях и великом шансе Картера. В итоге я очень устаю и по дороге домой думаю лишь об одном: вечернем созвоне с лучшим другом.
* * *
На часах почти восемь, я лежу в кровати и листаю профиль Картера в Инстаграме[1]. До его отъезда я была на каждом втором снимке, большинство фото черно-белые, потому что Картеру нравится такой стиль. Было бы неверно отрицать, что в последние месяцы я частенько сталкерила за ним в профиле. Он почти каждый день публиковал новые фото. На большинстве из них Картер был один, чаще всего с ноутбуком за работой или за кулисами на концерте.
Фотографии, где он с группой, набирали сотни лайков и столько же комментариев от поклонниц. А неделю назад на фото