Испорченный король - Рина Кент

Уродливый.

Длинный.

Блеклый.

Причина, по которой я начала скрывать его, заключается в жалостливых взглядах, которые люди бросали на меня. Даже тетя Блэр иногда так на меня смотрит.

Однако выражение лица Эйдена – что угодно, только не жалость.

Я не ожидала, что в его черной душе найдутся такие эмоции, но я думала, что, по крайней мере, его дьявольское сердце смягчится.

Я не могла ошибаться еще сильнее.

Раньше его глаза были убийственными, но теперь он, кажется, жалеет, что у него нет ножа, чтобы вскрыть мой шрам и вырвать мое сердце.

Ветки хрустят под шагами поблизости.

Я вытряхиваю себя из ступора, отталкиваю его и поворачиваюсь, чтобы застегнуть рубашку. Мое дыхание укорачивается, несмотря на мои попытки нормализовать его.

Я чувствую его жар у себя за спиной. Один шаг ближе, и он бы дышал мне в затылок – или, возможно, отрубил бы его.

– Приятель, – звучит холодный голос Ксандера у меня за спиной. – Ты поймал себе ледяную принцессу?

– На самом деле ледяная принцесса для тебя. У нее есть кое-что твое.

Как только моя рубашка застегнута – с телефоном, все еще засунутым в лифчик, – я поворачиваюсь. Встав на цыпочки, я осматриваюсь вокруг и позади Ксандера, но Ким нигде не видно.

Ксандер выглядит победителем, как будто он только что сделал что-то, чем можно гордиться.

Если он каким-либо образом обидит Ким, я испорчу его лицо и вырву эти дурацкие ямочки.

– Кое-что мое? – взгляд Ксандера перебегает с меня на его друга-засранца.

– Она записала тебя. – Эйден не удостаивает меня взглядом. – Я уверен, что она думает использовать это против тебя в социальных сетях и прессе, чтобы разрушить твое будущее и будущее твоего отца. Что-то в этом роде.

Я не смогла бы удержать свою челюсть от отвисания, даже если бы попыталась. Эйден разгадал мой план до мелочей.

Неужели я настолько предсказуема?

Ксандер разражается смехом, как будто он действительно находит все это забавным. Жестокая ухмылка растягивает губы Эйдена, как будто это какая-то внутренняя шутка.

– Хорошо, Отмороженная. – Ксандер поворачивается ко мне, его смех исчезает. – Это так мило, что ты думаешь, что можешь причинить мне боль и все такое. Теперь, когда ты повеселилась, отдай мне видео.

Едва скрываемая ярость выливается в горячее, обжигающее пламя. Это может быть потому, что я видела, как этот же засранец приставал к Ким, или из-за того, как Эйден прикасался ко мне, как будто имел на это полное право.

Я повышаю голос, свирепо глядя на Ксандера.

– Ты разрушал жизнь Ким в течение долбаных лет без всякой причины. Пришло время кому-нибудь положить конец твоей избалованной, богатой заднице. Мне все равно, сын ты министра или, черт возьми, член королевской семьи. Если ты не будешь держаться от нее подальше, ты пожалеешь об этом.

Тишина.

Долгая, густая, похожая на туман тишина.

Ксандер изучает меня, приподняв бровь, в то время как Эйден остается бесстрастным. Если бы он не был так близко, я бы подумала, что он меня не услышал.

Чем дольше они остаются безучастными, тем сильнее мой пульс колотится в горле. Это чудо, что я не начинаю топтаться на месте.

– Телефон у нее в лифчике. – Эйден нарушает тишину ровным тоном. – Ты хочешь, чтобы я достал его, или сам справишься?

– Я не знаю, – размышляет Ксандер. – Давай бросим монетку.

– Как насчет того, чтобы ты подержал ее для меня? – взгляд Эйдена блуждает по моей груди.

Я инстинктивно скрещиваю руки.

Ксандер не произносит ни слова. Он заламывает обе мои руки за спину. Он настолько самонадеян, что сжимает оба моих запястья одной рукой. Моя грудь выдвигается вперед, прямиком под взгляд его пылающих глаз.

Темных, металлических глаз.

Глаз демона.

Я пытаюсь сопротивляться, но Ксандер сжимает хватку до тех пор, пока не становится невозможно пошевелиться, не говоря уже о борьбе.

– Что ты делаешь? – шиплю я дрожащим голосом.

Темный взгляд Эйдена встречается с моим.

В нем так много всего.

Так много ненависти.

Так много жестокости.

Так много… зла.

Он не прерывает зрительный контакт, когда срывает ленту с моего горла. Я ахаю, когда ткань падает на землю.

– Я буду кричать! – Я визжу от напряжения, хотя знаю, что здесь меня никто не услышит.

– Мы любим крики, – шепчет Ксандер мне на ухо. – Кричи, Отмороженная.

Уголки губ Эйдена изгибаются в ухмылке, как будто он соглашается.

Мы любим крики.

Я думаю, меня сейчас стошнит.

Как я могла не подумать о таком исходе, когда загоняла себя в такую ситуацию? Я должна была знать, что ничего хорошего из конфронтации с Эйденом и Ксандером не выйдет. Эти помешанные не заботятся о моральных устоях или общественных стандартах.

Их воспитывали в убеждении, что они выше всех остальных.

Если они попадали в беду, влияние их родителей выводило их из нее невредимыми. Как и в случае с Леви Кингом, школа извинилась за то, что он сделал.

Их моральные принципы искажены и размыты. Черт возьми, возможно, их вообще не существует.

Как я могла так глупо предположить, что у них тот же моральный уровень, что и у меня?

Глупая, глупая я.

Если я хочу выбраться из этого с минимальным ущербом, тогда мне нужно опуститься до их уровня и попытаться увидеть все с их искаженной точки зрения.

Они отморозки, а это значит, что они получают удовольствие от борьбы своей жертвы.

Я проглатываю свою гордость и прекращаю попытки освободиться.

Эйден наклоняет голову набок, слегка подергивая левым глазом. Я распознаю первый жест как созерцание, но я не уверена, что означает это подергивание. Это гнев? Раздражение? Что-то еще?

Будь он проклят – как трудно его читать!

Эйден подходит ближе, так что его грудь почти касается моей.

– Ты гордая маленькая штучка, не так ли, Отмороженная?

Я ошеломлена сменой темы. Я думала, это дело в телефоне?

– Тебе насрать на всех. Разгуливаешь здесь с этим своим поднятым подбородком, как будто никто здесь не заслуживает твоего времени. – Он тянет за выбившуюся светлую прядь моих волос и вертит ее в пальцах, наблюдая за ней с маниакальным интересом. – Такая… холодная.

Чем сильнее он накручивает прядь, тем больше у меня спирает дыхание. Я не знаю, играет ли он или собирается вырвать ее из моего черепа вместе со скальпом.

Темное, вызывающее клаустрофобию ощущение сжимает центр моей груди.

Я бы солгала, если бы сказала, что мне не было страшно. Даже когда я держалась подальше от него,